Уоррик Маденси Арбан — главный архивариус замка — не выходил из библиотеки, пытаясь разобраться в чертежах и пояснениях, но все было тщетно. Названия и понятия, указанные в манускриптах, ничего не объясняли ему. Настроить излучатель так и не получилось.

Благородные жители Джанейла с волнением следили, как изо дня в день все выше становится вал, опоясывающий замок наподобие вулканического кратера.

Лето было на исходе, когда земляной гребень достиг парапета, и грязь стала засыпать улицы и дворы. Было очевидно: еще немного — и она погребет под собой весь замок.

Именно тогда несколько юных офицеров в героическом порыве бросились вверх по насыпи в атаку, под дождем камней и стрел, которыми их осыпали мекки. Некоторым из них удалось достигнуть гребня, где разразилась свирепая схватка. Она продолжалась всего минут пятнадцать, но земля успела стать бурой от крови.

В ответ мекки вывели на дистанцию поражения несколько непонятных машин, укрепили их на вершине рва, и на территорию замка устремилась неизвестная жидкость, которая растворила в себе все живое.

Джанейл, семь веков служивший пристанищем для галантных джентльменов и грациозных дам, был превращен в руины.

* * *

Мекк, помещенный в качестве музейного экспоната в витрину, представлял собой человекоподобное существо с планеты Этамин. Его ржаво-бронзового цвета кожа лоснилась, будто натертая воском. Шипы, торчавшие из затылка, были покрыты медно-хромовой пленкой, органы чувств располагались в специальных наростах на черепе, там, где у человека находятся уши. Лицо было морщи-нистым, как обнаженные мозги — нетрудно испугаться, встретив такого «красавца» в темном коридоре подуровня. Рот меккам заменяла узкая вертикальная щель, под кожей плеч был приживлен мешок для сиропа. Его естественные органы пищеварения, предназначенные для выделения полезных веществ из болотной травы, полностью атрофировались.

Таков был мекк — существо, во многом превосходящее человека благодаря способности принимать радиоволны.

Многие крупные ученые, в том числе Д. Р. Джардин из Утросветного и Салонсон из Туанга, считали мекков покорными и флегматичными, но глубокомудрый Клагорн из замка Хагедорн придерживался иного мнения.

Эмоции мекков, доказывал он, нельзя сравнивать с человеческими, ибо природа их совершенно другого свойства. После долгих и тщательных исследований ему удалось выделить и описать около дюжины специфических эмоциональных состояний у испытуемых. Эти сведения опровергали широко распространенное мнение о скудости внутреннего мира мекков.

Несмотря на это, бунт оказался полной неожиданностью как для ученых, так и для остальных.

— Почему? — спрашивал себя каждый, — как могли они, столь послушные и работящие, задумать и привести в исполнение этот ужасный план?

Самая разумная гипотеза была одновременно и самой простой: мекки давно ненавидят людей, насильно изгнавших их из естественной среды обитания. Но, возражали другие, это не объяснение, это проекция человеческого мышления на существо негуманоидного типа. Точно так же можно предположить, что они пылают благодарностью к землянам, вызволившим их из суровых условий Этамина.

— Абсурдно приписывать полуживотным такие тонкие чувства! — возражали первые.

— Наше предположение ничуть не абсурднее вашего! — парировали вторые.

Как видите, научные споры по этому поводу зашли в тупик.

Замок Хагедорн, стоявший на вершине черной диоритовой скалы, являлся естественной доминантой, протянувшейся далеко к югу долины. Более величественный, чем Джанейл, он был защищен трехсотфутовой стеной, имевшей почти милю в поперечнике. Зубцы стен возвышались в девяти сотнях футов над долиной, башни и наблюдательные вышки уходили за облака. Две стороны скалы — восточная и западная — почти отвесно спускались в долину, на северном и южных склонах были устроены террасы, где росли виноград, персики и артишоки. В замок вела широкая дорога, спиралью обегавшая скалу и подходившая к центральной площади. На противоположной ее стороне находилась Большая ротонда. Справа и слева располагались жилые кварталы, они давали приют двадцати восьми семьям.

На месте центральной площади стоял раньше старый замок, построенный в честь возвращения на Землю. Хагедорн Десятый разрушил его и, собрав целую армию пейзанов и мекков, возвел новый. С этого времени начиналась родовая история Двадцати Восьми Семей, насчитывавшая уже пять веков. Однако под площадью остались три уровня: на самом дне — стойла и ангары, потом — мастерские и жилища мекков, и, наконец, разнообразные склады — продовольственные, оружейные и прочие, — но это лишь то, о чем было известно. Сети ходов и галерей, скрытые от посторонних глаз, разветвляясь, уходили далеко от площади. И лишь несколько тщательно сделанных карт способствовали возможности нахождения тоннелей. Но где хранятся эти карты, не знал никто.

Ныне замком правил Хагедорн Двадцать Шестой по имени Клагорн Овервельский. Его избрание явилось сюрпризом для подданных, так как О. С. Чарли (а именно таково было его подлинное имя) ничем особенным не отличался. Многие джентльмены превосходили его элегантностью, обаянием, эрудицией. Он был хорошо сложен, имел овальное лицо с коротким, прямым носом и серыми глазами. Выражение лица у него было рассеянное или, как язвили недруги, «потустороннее». Но стоило ему слегка опустить веки и нахмурить густые, светлые брови, как лицо сразу становилось упрямым и жестоким.

Должность эта, хотя и не давала большой власти, делала его, тем не менее, очень влиятельным лицом. Многое зависело в замке от поведения джентльмена, носившего имя «Хагедорн», поэтому избрание его являлось важным событием. Здесь сталкивались интересы различных кланов. Кандидатов на эту должность обсуждали с безжалостной откровенностью, находя у каждого немало изъянов, и нередко во время выборов старые друзья становились заклятыми врагами, множились ряды недругов, рушились репутации.

Выбор Чарли Овервельского был своеобразным компромиссом в споре нескольких кланов за обладание титулом. Двое представителей других кланов, которых обошел Чарли, были людьми в высшей степени порядочными и уважаемыми, но отличались крайними взглядами на принятый в замке образ жизни. Одним из них был многосторонне одаренный Гарр из семьи Замбелдов. Он обладал традиционным для хагедорнского джентльмена набором добродетелей: великолепно разбирался в достоинствах древних ароматических жидкостей, одевался с безукоризненным вкусом, умело прикалывая неизменную овервельскую бутоньерку (ни разу в жизни она не сползла у него набок).

Беззаботность сочеталась в нем с безукоризненной честностью, речь блистала изысканными оборотами и изощренными аллюзиями. Остроумие было его характернейшей чертой он мог часами цитировать выдающиеся литературные произведения. Кроме того, он в совершенстве владел игрой на девятиструнной лютне и участвовал поэтому в представлениях из Времен Древних Рыцарей. Разбирался он также и в антиквариате, рассуждал как знаток на темы истории древних времен. Его талант полководца не имел равных в Хагедорне, лишь Магдах из Делора мог бы, пожалуй, поспорить с ним. Что же касается недостатков, то их было совсем немного: педантичность, язвительность и резкость суждений, переходящая подчас в жестокость. Никто бы не назвал Гарра нерешительным, его личное мужество не вызывало и тени сомнения. Два года назад, когда отряд бродяг вторгся в Люцерновую долину, убивая пейзанов и уводя скот, Гарр сформировал команду мекков, погрузил их на дюжину крал лов и отправился в погоню. Настигнув кочевников у реки Дрен, он дал бой, во время которого проявил недюжинную смелость и упорство. Бой завершился разгромом бродяг. Они бежали, бросив на поле боя двадцать семь трупов. Потери мекков составляли всего лишь двадцать голов.