— Эй, приятель! — возмутился водитель. — Прочь корявые руки от тонкого механизма!

Последнее замечание переполнило терпение Джонатана. Это переходило все границы, и Джонатан поднял голову и, сдерживаясь из последних сил, произнес:

— Это, по-вашему, — тонкий механизм? Вот это да! Механизм? Да я просто не понимаю, как этот мусорный ящик вообще способен летать! Тонкий!!! Механизм!!!

Перекосившееся в бешеной гримасе лицо было ответом Джонатану. Он приготовился, как минимум, к хорошей потасовке. Но обстоятельства изменило появление нового участника. Водитель, охваченный праведным, на его взгляд, гневом, уже сделал шаг в сторону Джонатана, но тут увидел направлявшегося к ним друида. Последний выглядел очень живописно: крупный, с красным лицом, вместо носа у него торчало образование, напоминающее ястребиный клюв, а рот казался заключенным в темницу твердых челюстей.

Общее впечатление усиливал и его наряд. На друиде было длиное платье цвета киновари, с большим капюшоном из пышного меха и с такой же меховой оторочкой. Прямо поверх капюшона на голове сидел мормон, из черного и зеленого металла, и солнечные блики играли и переливались на шишаке, покрытом красной и желтой эмалью.

— Бернендино!

Реакция последовала незамедлительно. Метаморфоза, произошедшая с водителем, изумила Джонатана. Водитель в мгновение ока стал не то чтобы меньше ростом, нет, он весь как-то съежился, напыщенность и гнев испарились, и он превратился в неказистое дрожащее существо:

— Боготворимый!

— Быстро иди убери кельт.

— Слушаюсь, Боготворимый!

Нисколько не сомневаясь в том, что его распоряжение будет исполнено, без малейшего промедления, друид подошел и остановился напротив Джонатана. Несколько мгновений он молча смотрел на груду выброшенного хлама, затем его лицо медленно налилось краской и перекосилось от гнева.

— Что здесь произошло? Что ты сделал с самой лучшей моей машиной?

— Что сделал? Да выбросил прочь кое-какой ненужный хлам.

— Ненужное, говоришь? Что ты в этом смыслишь? Знаешь ли ты, что этот аппарат обслуживает лучший на всем Кайирилле механик?

Джонатан лишь устало пожал плечами:

— Лучший механик? Тогда я могу лишь посочувствовать вам... Впрочем, машина не моя. Если вас что-то в моих действиях не устраивает или беспокоит, я могу поместить весь этот мусор обратно.

Было похоже, что слова Джонатана ошеломили друида. Он стоял совершенно неподвижно, уставившись на Джонатана.

— Другими словами, ты хочешь сказать, что теперь, когда ты вытащил все эти детали, машина сможет подняться в воздух? Она, что, все еще способна летать?

— Естественно. Я бы сказал, что летать она теперь будет значительно лучше, чем прежде.

С нескрываемым чувством высокомерного превосходства друид молча оглядел его с ног до головы. Джонатан уже догадался, что случай свел его с Товэрэчем Округа. Но что-то внезапно промелькнуло в глазах друида, повадки его как-то вдруг изменились, стали совсем иными. Он бросил внимательный взгляд назад, на Дворец, и вновь обернулся к Джонатану со словами:

— Ты на службе у Хабальятта? Верно? Я так понял.

— У Мейнга? Что же, пожалуй, что и...

— Но, ты не мейнг. Тогда почему он взял тебя на службу? Кто ты?

Неожиданно Джонатан вспомнил недавний инцидент возле турникета. Мысленно усмехнувшись, он ответил:

— Я — Тюббан.

— Понятно. И сколько же тебе платит Хабальятт в неделю?

Вот сейчас Джонатан очень пожалел о том, что еще ничего не узнал о местном курсе денег. Стараясь не прогадать, он, сохраняя выражение спокойного достоинства и уверенности на лице, ответил очень неопределенно:

— Порядочно.

— Точнее? Тридцать, тридцать пять стипеллей в неделю? Ну? Сорок?

— Пятьдесят, — не сморгнув глазом сымпровизировал Джонатан.

— Значит, так. Я плачу тебе восемьдесят и еще ты будешь у меня главным механиком. Устраивает?

— Вполне, — подтвердил кивком легким свое согласие Джонатан.

— Теперь ты — слуга Товэчэра Округа и приступаешь к исполнению своих обязанностей прямо с этой минуты. Хабальятта я сам информирую. Запомни, ты не должен больше иметь личных контактов с этим Мейнгом-террористом. Запомни это хорошенько.

— К вашим услугам, Боготворимый, — произнес Джонатан, слегка ошеломленный стремительностью событий.

«Нет худа — без добра, — подумал Джонатан. — Теперь, по крайней мере, у меня есть хотя бы работа, а дальше... Дальше будет видно».

Дни шли за днями. Работа была не трудная, но только необходимость скопить деньги для дальнейшего путешествия заставляла Джонатана вновь и вновь являться на работу, выполнять необременительные, но скучные обязанности. По первому приказу выполнять иногда весьма неприятные поручения и, смирив гордыню, получать вознаграждение. Чаевые! Брр! Но это было единственной возможностью отложить деньги как можно быстрее.

Сегодняшний день не отличался от череды всех минувших. Как это водилось прежде, так и сегодня раздался звонок.

— Гараж! — привычно отозвался Джонатан и уронил ключ на пол.

Голос, который донесся из переговорной мембраны, принадлежал третьей дочери Товэчэра, властной и своевольной жрице Ильфейенн. В голосе звучала нервозность, которой Джонатан прежде не замечал. Впрочем, не так давно он и работал во Дворце, чтобы знать все особенности характеров его обитателей.

— Приказываю тебе, водитель, слушать меня внимательно и выполнять мои приказания в точности и не рассуждая. Выполнять без промедления.

— Слушаюсь, Боготворимая, все будет выполнено.

— Немедленно возьми черный кельт, подними его на третий этаж. Подведи его к моим апартаментам. Если ты все сделаешь быстро и осторожно, получишь прибыль. Ты хорошо понял меня? Поторопись!

— Будет сделано, Боготворимая. — Голос Джонатана прозвучал уверенно и твердо.

— Поспеши!

Побросав ключи в ящик, Джонатан быстро нацепил ливрею. Странно, что крылось за всей этой скрытностью и спешкой? Кража? Любовник? Возможно. Правда, для любовника Ильфейенн еще слишком юная... Впрочем, ему уже приходилось выполнять подобные поручения ее сестры — Изейен, да и для Федрайан, так что, пожалуй, может, быть и не слишком юная. Джонатан пожал плечами, его это не касалось. Его дело выполнить приказ, а не рассуждать, собственно, для него главным было — это не остаться внакладе. Хорошо бы получить от девчонки сотню стипеллей, а, если повезет, может больше удастся получить. Подумал и печально усмехнулся своим мыслям, да, дожил! Радоваться тому, что получаешь чаевые, ну это, положим, пусть, но получать чаевые от восемнадцатилетней девчонки...

Джонатан вывел черный кельт из гаража и стал подниматься к апартаментам Ильфейенн, продолжая размышлять с превратностях судьбы. Ладно, сейчас не до терзаний по поводу уязвленного самолюбия. Как-нибудь потом. Вот тогда, когда он выполнит свою миссию, вернется на Землю к Маргарите, вот тогда можно будет снова претендовать на чувство гордости и собственного достоинства. Сейчас же, сейчас эти чувства были абсолютно лишними. Больше того, сейчас они были, очевидно, вредны для него. Значит так, сейчас он здесь, главная его задача — заработать деньги.

Эти мысли вернули ему спокойствие, вернули его в реальность. Что же, значит, сейчас ему нужны деньги. Это они провели его по Галактике, и благодаря деньгам Балленкрайч наконец-то стал реальностью. По ночам, когда гасли прожектора на крыше, можно было увидеть солнце Баллен, яркую звезду в созвездии, которое друиды называли Перфирит. Да! Даже дешевый рейс, который он проделал оттуда до Балленкрайч обошелся ему в кругленькую сумму. Полет под гипнозом, когда ты, словно труп, лежишь в трюме, спеленатый сетью гамака по рукам и ногам, как багаж, даже такой рейс обошелся ему в две тысячи стипеллей. Дальнейшее путешествие будет стоить столько же, если не дороже.

Из недельной платы в восемьдесят стипеллей он мог откладывать семьдесят пять. Три недели уже прошли, а до вылета рейсом из Балленкрайча их оставалось двадцать четыре. Слишком долго для Маргариты — светловолосой, веселой, красивой Маргариты, которая ждет его на Земле.