— Потрясающе! — Хабальятт с восхищением на лице посмотрел на Джонатана, слегка покачивая головой. — Восхитительно! Вы готовы броситься в водоворот событий ради цели, которая ведома только вам одному. Не только готовы, нет, вы бросаетесь туда! Кстати, вам необходимо снять напряжение, — произнес он после легкой паузы, — если бы вы зашли со мной в мою каюту, у меня нашлось бы, чем вас угостить.

— Могу представить, — не остался в долгу Джонатан, — чудесный напиток, говорите для того, чтобы снять напряжение, успокоиться! И что это? Яд?

Решительные действия, которые Джонатан вынужден был предпринять, чтобы остановить друида, разрядили напряжение, в котором он находился последнее время, и к нему начало возвращаться своеобразное чувство юмора.

Хабальятт не поддержал его шутливого тона, напротив, он ответил совершенно серьезным тоном. Похоже, он даже не понял юмора сложившейся ситуации. Правда, это получился своеобразный, что называется, черный юмор.

— Смею вас уверить, отличное бренди, не более того...

Пассажиры, которых капитан попросил собраться в салоне, рассаживались в глубокие кресла, готовясь услышать от него о причине, по которой он собрал их здесь. В салоне собрались все. Здесь присутствовали два Мейнга в штатском, Ирру Камметтви, Хабальятт, который пришел в просторном халате из тусклой материи и казавшийся из-за этого безмятежным и каким-то совершенно домашним, рядом с ним расположился Джонатан. Дальше сидела тощая женщина в черном платье, расространявшая вокруг себя какой-то приторно-тошнотворный запах. Природу запаха было трудно определить: не то растительный запах, не то животный, но неприятный и явно чрезмерный. Еще дальше расположились силлиты, за ними двое друидов и, наконец, Маноолло в ниспадающем одеянии из светло-зеленой ткани, напоминающей сатин, с золотыми галунами по ногам. Легкий плоский мормон весело сверкал в его черных кудрях.

Высокий, тучный и очень волосатый человек с белым и каким-то плоским лицом и тонким розовым ртом, одетый в биллендскую облегающую форму темно-зеленого цвета, положенную капитану корабля, чьи плечи украшали стеклянные эполеты, а рукава — алые кольца вокруг локтей, молча, терпеливо ждал, пока пассажиры рассядутся по местам. Наконец все расселись и были готовы выслушать капитана.

Очень серьезно, отчетливо, взвешивая каждое слово, капитан произнес:

— Для всех нас не секрет, что в отношениях миров Кайирилл и Мейнгер существует напряженность и даже враждебность. Но прошу запомнить всех присутствующих, что корабль — собственность Биллейнда, и мы намерены соблюдать нейтралитет. Сегодня утром произошел недопустимый с нащей точки зрения инцидент — убийство. Расследование, которое, я вынужден был в связи с этим провести, позволило мне установить тот факт, что Ирру Экс-Амма был обнаружен в тот момент, когда обыскивал каюту лорда Смайла. Будучи обнаруженным, он заставил лорда Смайла и жрицу Элниетте перейти в каюту последней, где он намеревался их убить.

Джонатан не сразу вспомнил, что Ильфейен зарегистрировалась в списках под фамилией Элниетте.

Капитан тем временем продолжал:

— Лорд Хабальятт, в похвальном стремлении предотвратить международный конфликт, который грозил разгореться вследствие подобных действий Ирру Экс-Амму, вмешался и умертвил своего земляка... Остальные Мейнги, выражавшие свой протест, подверглись нападению экклизиарха Маноолло. Экклизиарх попытался также напасть на лорда Хабальятта. Лорд Смайл, опасаясь, что Маноолло, игнорируя истинную подоплеку событий, причинит вред лорду Хабальятту, нанес ему удар кулаком. Естественно, я верю, что такова подлинная суть происшествия...

Капитан сделал паузу. Все молчали. Хабальятт сидел, постукивая пальцами, нижняя губа его расслабленно отвисла. Ильфейенн напряженно молчала. Джонатан чувствовал, что медленный взгляд Маноолло ползет по его лицу, плечам, ногам...

Капитан продолжил:

— Моей уверенности способствует также то, что главный виновник события, Ирру-Экс Амма, наказан смертью. Остальные повинны разве что в излишнем темпераменте. Но допускать подобные эксцессы в дальнейшем я не намерен. Если что-нибудь произойдет, участники будут загипнотизированы и уложены до конца путешествия в гамаки. Согласно традициям Билленда, наши корабли — нейтральная территория, и этот статус мы намерены сохранять и поддерживать. Далее. Скандалы, личные или межпланетные, должны быть отложены до тех пор, пока вы не выйдете из-под моей опеки. — Он грузно поклонился. — Благодарю вас за внимание.

Мейнги немедленно поднялись, женщина ушла в каюту — выплакаться; трое мужчин вернулись к игре в разноцветные дощечки. Хабальятт отправился на прогулку. Тощая дама, сидевшая без движения, глядя в то место, где только что стоял капитан, не пошевелилась. Силлиты пошли в библиотеку. Друиды-миссионеры подошли к Маноолло.

Ильфейенн тоже поднялась, потянулась, быстро взглянула на Джонатана, затем на широкую спину Маноолло. Решившись, она сделала к Смайлу несколько шагов и села в соседнее кресло.

— Скажите, лорд Смайл, что говорил вам Хабальятт, когда вы были в его каюте?

Джонатан тяжело пошевелился в кресле.

— Жрица, я не испытываю желания переносить сплетни от друидов к Мейнгам и обратно. Но в данном случае мы ни о чем важном не говорили. Он расспрашивал, как я жил на Земле. Его интересовал человек с планеты, о которой толком никто ничего не знает. Я описал ему несколько планет, на которых мне случалось останавливаться. И еще мы выпили немалое количество бренди. Вот и все, что было в его каюте.

— Я не могу понять, почему Хабальятт защитил нас от молодого офицера, Мейнга... Какая ему польза? Он такой же Мейнг, как и остальные, и скорей умрет, чем позволит друидам приобрести власть над Балленкрайчем.

— Разве вы с Маноолло отправились в путь для того, чтобы захватить власть над Балленкрайчем?

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами, затем забарабанила пальцами по колену. Джонатан улыбнулся про себя. «Предложи, кому другому стать неограниченным авторитетом — тот может разозлиться. Но только не Ильфейенн»...

Джонатан не выдержал и рассмеялся, его развеселили-таки собственные рассуждения. Реакция последовала моментально, Ильфейенн напряглась и подозрительно спросила:

— Что такого смешного вы услышали, или, возможно, это я сказала что-то, что вас так развеселило.

— Как вам сказать, возможно... впрочем, хорошо... вы напомнили мне котенка, очень довольного собой, потому что его нарядили в платье куклы... не обижайтесь.

Нелепо было ждать какой-либо иной реакции от жрицы. Глаза ее засверкали, она вспыхнула:

— Как вы смеете? Так вот, значит, как, вы смеетесь надо мной!?!

Джонатан на секунду задумался и совершенно серьезно, без малейшего намека на иронию, спросил:

— Вам что же, никогда не приходило в голову посмеяться над собой?

— Что за нелепое предположение, конечно, нет!

— Я бы, на вашем месте, не отбрасывал такую возможность, попробуйте как-нибудь на досуге!.. Это может быть очень интересно! Зря отказываетесь! Поверьте мне, вы будете очень не правы, если даже не попытаетесь... — Он встал и вышел в гимнастический зал, продолжая все еще что-то обдумывать на ходу.

Джонатан решил поработать на «бегущей дорожке», набегался до пота, спрыгнул, попробовал восстановить дыхание, но все еще так же тяжело дыша, уселся на скамейку.

В зал тихо вошел Маноолло. Остановился, обвел глазами потолок, опустил взгляд на пол и наконец медленно повернулся к Джонатану. Тот встревожился. Он не был трусом, но, обладая от природы здоровой психикой, не был и задирой. Маноолло оглянулся через плечо и, сделав три быстрых и широких шага, оказался перед Смайлом. Он стоял и смотрел на Джонатана сверху вниз. Лицо его было смертельно бледным и напоминало не лицо человека, а маску какого-то фантастического призрака из преисподней. Губы его дрожали. Он помолчал какое-то время, затем произнес глухим голосом, слегка запинаясь: