В августе 1750 года он был арестован по ложному обвинению — явление, часто встречавшееся в армии. Он якобы хотел, наперекор молодому гетману Кириллу Григорьевичу Разумовскому (1728–1803) — брату фаворита императрицы Елизаветы Петровны, — сам стать гетманом, используя иностранную помощь, то есть планировал, таким образом, преступление против государыни^{906}. После того как в январе 1751 года Капнист был, к его счастью, реабилитирован, правительство императрицы Елизаветы не только возместило ему ущерб деньгами и подтвердило его землевладение, но даже произвело в полковые бригадиры Слободской Украины, что соответствовало пятому классу по Табели о рангах (на гражданской службе — чину статского советника), дававшему право на наследственное дворянство.

Окончательно положение В.П. Капниста в аристократической и экономически состоятельной элите Гетманщины укрепил его новый брак, заключенный после смерти в 1750 году его первой жены-гречанки. Второй его женой стала София Андреевна, происходившая из семьи Дуниных-Борковских. Благодаря ей Капнист был принят в старую украинскую шляхту^{907}, слившуюся в результате сложного процесса интеграции, протекавшего с последней трети XVII века, с казацкой старшиной и пришлыми великорусскими помещиками в новый единый высший слой. Эта элита сконцентрировала в своих руках землевладение и занимала в Гетманщине все без исключения должности в военной сфере и администрации, а в масштабах всей Российской империи со времени введения Петром Великим Табели о рангах она боролась за равное положение с русским дворянством, причем казацкие старшины добились права получать дворянство за службу^{908}. Потомки же В.П. Капниста выиграли и от его высокого ранга, и от его состояния. От первого брака у него осталось двое сыновей — Данило и Ананий, а от второго родилось еще четверо: Николай, Петр, Андрей и Василий. Будущий поэт, получивший имя отца, родился 12 февраля 1758 года, уже после того, как последний погиб 19 (30) августа 1757 года в одном из сражений Семилетней войны — при Гросс-Егерсдорфе в Восточной Пруссии^{909}.

Василий Васильевич Капнист родился в деревне Обуховка, недалеко от одноименного села на северо-восточной границе Миргородского полка^{910}. Родительский дом располагался на поляне в окружении леса на правом — «горном», высотой почти 90 м — берегу реки Псёл, левого притока Днепра. Отсюда открывался вид на плодородный, однако небезопасный из-за весеннего половодья «луговой» берег реки^{911}. После смерти Капниста-отца его вдова и мать его четырех несовершеннолетних сыновей полностью распоряжалась наследством^{912}. Как писала ее внучка сто лет спустя, обширное землевладение бригадирши Софии Андреевны состояло из 6000 душ по различным «губерниям» Малороссии^{913}.

На это следует обратить особое внимание по трем причинам. Во-первых, с момента народного восстания под руководством Богдана Хмельницкого в середине XVII века крестьяне в центральных регионах Украины не были крепостными. Они были лично свободны, имели собственные земельные участки и платили налоги гетману или исполняли службы. В первой половине XVIII века их положение ухудшилось, потому что гетманы раздавали свободные селения дворянам и казацкой старшине за военную службу. Крестьяне должны были отбывать все возраставшую барщину, однако имели еще право отхода, не были обязаны платить подушную подать и не подлежали рекрутским наборам. Лишь в течение второй половины XVIII века, в ходе унификации социальных и имперских структур на территориях Гетманской Украины утвердилось крепостничество^{914}. Во-вторых, в исследованиях о дворянстве часто игнорировался тот факт, что среди землевладельцев в Российской империи весьма значительным было число помещиц и несовершеннолетних^{915}. Это явление, ввиду взаимосвязи, существовавшей до 1762 года между земельной собственностью и службой, ставит многие проблемы, как и факт возникновения выборных должностей в дворянском обществе после губернской реформы 1775 года. В-третьих, вдова, владеющая таким значительным количеством крестьян, на бумаге несомненно может быть причислена к узкому слою самых богатых дворян в Российской империи XVIII века. Крупными землевладельцами в историографии считаются обладатели более чем 500 душ^{916}. Из 5379 чиновников дворянского и недворянского происхождения в 1754–1756 годах только девять высших сановников имели в своем распоряжении каждый по крайней мере 5000 крепостных^{917}.

Однако столетие спустя дочь поэта Софья подчеркивала в своих мемуарах относительность высокого уровня благосостояния семьи. Красной нитью через все ее воспоминания проходят размышления о причинах очевидной нехватки средств в хозяйстве ее родителей. Уже к моменту смерти бригадира Капниста распыленное имение семьи было довольно запущено и поэтому не приносило большого дохода. Крестьяне еще не имели постоянных мест жительства — так, оглядываясь назад, внучка поэта косвенно оправдывала введенное в 1783 году крепостничество. Все доходы умная, хотя и не слишком просвещенная бригадирша тратила на то, чтобы дать своим сыновьям хорошее образование — в лучшем по тем временам пансионе Санкт-Петербурга^{918}.

Повсеместно шансы дворянских детей на получение образования зависели от доходов всего дворянского «дома». По подсчетам Аркадиуса Кахана, среднегодовой оброк, собиравшийся русскими помещиками со своих крестьян в правление Екатерины II, вырос в отдельных регионах с 1,5 до 5 рублей. Эти сведения позволяют установить общее для помещиков правило частных инвестиций в образование: внутри расходов дворянского домохозяйства на «вестернизацию» ориентированное на европейские образцы обучение одного сына стоило в конце XVIII столетия около 100 рублей в год, с проживанием и питанием — 150 рублей, для чего требовался оброк с 20–30 крестьян^{919}. Лишь небольшое число состоятельных дворянских семей во второй половине XVIII века могли платить жалованье в несколько раз выше этой суммы домашним учителям-иностранцам, имевшим, кроме того, бесплатный стол и крышу над головой. Выразительнее, чем любые интерполяции и отдельные примеры, выглядят результаты проведенного Ириной Викторовной Фаизовой анализа корреляции между владением определенным числом ревизских душ и уровнем образования военных дворянского происхождения, которые ушли в отставку в течение первых десяти лет после издания Манифеста о вольности в 1762 году. Из них едва 30 процентов имели специализированное среднее образование, 8 процентов не умели ни читать, ни писать, а 47 процентов имели начальное образование. Однако среди тех из них, кто владел более чем 100 душами, все были грамотны, а почти 70 процентов имели специализированное среднее образование^{920}.

Все обстоятельства указывают на то, что наряду с поездками по Украине и в Москву на финансы Капнистов в первую очередь ложилось тяжким бременем пребывание членов семьи в Санкт-Петербурге. В значительной степени эти расходы были обоснованы как инвестиции в надежде на получение более высокого дохода. В мае 1790 года Василий даже купил два дома в Петербурге — один деревянный, другой каменный^{921}. Подобно своей матери, овдовевшей супруге Капниста-старшего, вплоть до начала 1770-х годов отправлявшей своих сыновей учиться, поэт Капнист отправил в столицу в начале XIX века своих четверых сыновей. Кроме того, братья Николай, Петр и Василий в 1780-е и 1790-е годы по многу месяцев проводили как в украинских судебных институтах, так и в правительственных учреждениях в Санкт-Петербурге. В различных инстанциях — начиная от уездного земского суда и заканчивая Сенатом, а также за их кулисами — они вели борьбу с соседской помещицей полковницей Феклой Тимофеевной Тарновской и ее сыновьями за право собственности на населенные земли в трех уездах Украины. Однако несмотря на протекцию Г.Р. Державина и А.А. Безбородко — влиятельного украинского земляка, — Капнисты не смогли добиться решения в свою пользу^{922}. Уже в конце 1793 года разочарованный поэт продал свои петербургские дома^{923}. Историки литературы, не принимая во внимание интересы противоположной стороны в этой ссоре, всегда становились на сторону Капниста, ограничиваясь изображением опыта судебных тяжб в его комедии Ябеда, остро критиковавшей общество того времени^{924}. Поскольку до сих пор не установлено, на чьей стороне была правда в этом споре, можно констатировать только результат: через более чем двадцать лет с согласия своих братьев Василий Капнист сдался, отказавшись от 2000 душ, а в 1801 году обратился к новому императору — Александру I — с петицией о придании соглашению с противной стороной законной силы^{925}. Исход этого конфликта, в котором оспаривалась весьма значительная по размерам собственность, созвучен, как представляется, выводам, к которым пришел историк Мартин Ауст: землевладельцы в правление Екатерины II — в противоположность тому, что наблюдалось в XVII веке, — все более стремились уладить споры о земле по взаимному соглашению и зачастую лишь уведомляли «государство» в лице землемеров о принятых частным порядком решениях^{926}.