Как и раньше, подавляющее большинство администраторов на высших постах в местной администрации прошло через военную службу: 11 из 12 вновь назначенных тульских воевод и 7 из 9 воеводских товарищей — бывшие военные[105]. При этом общий стаж службы управителей провинции и уездов был по-прежнему значителен, от 19 до 34 лет, что говорит об их серьезном опыте, а также зрелом возрасте. Манифест о вольности дворянской 1762 года внес мало изменений в ряды местного административного аппарата. Л.Ф. Писарькова указывает, что многие из военных, вышедших в отставку после Манифеста, вынуждены были проситься на гражданскую службу, главным образом из-за материальных соображений, однако желающих было больше, чем свободных вакансий. По подсчетам Ирины Викторовны Фаизовой, лишь 20 процентов вышедших в отставку по указу 1762 года военных поступили на гражданскую службу{507}. Эти данные находят подтверждение и в ситуации, которую мы наблюдаем в тульских канцеляриях. Из 18 бывших военных только четверо перешли на гражданскую службу после 1762 года, все остальные заняли административные должности до Манифеста, многие задолго до него. Таким образом, налицо естественное продление службы дворянина путем перевода военных в чиновный аппарат — прежняя практика, не связанная напрямую с появлением нового корпуса отставных военных, ждущих вакансий в гражданских учреждениях. О влиянии Манифеста на реальную ситуацию на местах в 1766 году говорить, судя по всему, преждевременно.
Как и прежде, бывшие военные далеко не всегда сохраняли свои военные ранги, перейдя на гражданскую службу: из 18 военных только 8 чиновников (среди них — 4 воеводы) сохранили воинские звания. Опять-таки, как и при анализе списка чиновников 1755 года, мы не можем обнаружить никакой закономерности в сохранении военных рангов одним чиновникам и присвоении гражданских другим. В отличие от 1755 года, однако, воинские ранги воевод уже более соответствовали занимаемым должностям. Провинциальный воевода Егор Дементьевич Скобельцын был полковником, как и было положено по указам. Даже один из уездных воевод, белевский воевода Николай Федорович Кашталинский, имел тот же ранг, что превышало его майорскую должность. Новосильский воевода Яков Федорович Сарский был майором, и лишь воевода в Одоеве, Андрей Иванович Осипов, имел ранг поручика. Все гражданские ранги уездных воевод были положенного VIII класса или даже превышали майорский ранг — среди них было 3 коллежских асессора и 5 надворных советников, причем некоторые из последних получили свои ранги до назначения на воеводские должности. Правительство Екатерины пыталось сделать должность уездного воеводы более престижной, не только назначая на нее людей опытных и с высокими рангами, но и нередко поощряя их за хорошую службу рангами, намного превышавшими положенный по должности майорский. В этом отношении показателен пример крапивенского воеводы Ивана Яковлевича Панова. Начав службу в 1733 году в Рижском гарнизоне солдатом, Панов сделал быструю начальную карьеру, получая повышения практически каждый год, стал капитаном в 1748 году, секунд-майором в 1755 году и премьер-майором в 1758 году. В тот же год он получил отставку от военной службы и определение к статским делам, а в следующем году был пожалован надворным советником (VII), определен через несколько месяцев (1 марта 1760 года) в Крапивну воеводой. В 1767 году, находясь все в той же должности воеводы, Панов получил ранг коллежского советника (VI), соответствовавший полковничьему, став таким образом равным по рангу со своим непосредственным начальником, провинциальным воеводой Егором Скобельцыным. Последний, правда, имел преимущества перед крапивенским воеводой за счет престижности военного ранга перед гражданским. Карьера Панова на этом не остановилась, и в 1779 году, находясь уже на службе в канцелярии Тульского наместничества, он получил следующий ранг статского советника (V){508}.
В 1766 году на должностях тульских воевод мы не видим большого количества представителей знатных аристократических родов. Среди 12 воевод, пожалуй, лишь трое — тульский провинциальный воевода Егор Дементьевич Скобельцын, веневский воевода Михаил Васильевич Желябужский и белевский воевода Николай Федорович Кашталинский — могли похвастаться связями в высших слоях общества. Предки тульского воеводы служили при царях, один из них был опричником Ивана Грозного, современник Егора Скобельцына и его дальний родственник Иван служил при дворе камер-фурьером в ранге полковника, а сын самого воеводы Петр был полковником Измайловского лейб-гвардии полка. Дальний родственник веневского воеводы, Никита Михайлович Желябужский, президент Юстиц-коллегии в 1753–1760 годах и тайный советник, служил в это время сенатором 6-го департамента Сената{509}. Брат белевского воеводы, Матвей Федорович Кашталинский, бывший смоленский полковник, служил в 1760-х годах церемониймейстером в Коллегии иностранных дел в Петербурге. Последнее обстоятельство, правда, не спасло Николая Кашталинского от отрешения от должности в 1767 году в результате разбора Сенатом дела о его столкновении с местными купцами. Возможно, именно тогда было обращено внимание на несоответствие полковничьего ранга Кашталинского и должности уездного воеводы, и он получил ранг коллежского асессора. Это могло также быть связано с особым статусом Смоленской шляхты, в рядах которой Кашталинский стал полковником, поскольку ранги, выданные Смоленской корпорацией, считались менее престижными, чем ранги, полученные в армии[106]. Представляется вероятным, однако, что понижение в любом случае произошло как наказание за неподобающее поведение воеводы, приведшее в итоге к сенатскому определению о его отставке{510}.
Несоблюдение законов о неупотреблении военных рангов на гражданской службе заметно и в тульских канцеляриях на более низких уровнях. Из 10 воеводских товарищей четверо имели военный ранг — 3 капитана и один секунд-майор, шестеро имели штатские — 3 коллежских асессора и 3 титулярных советника (IX). Ранг коллежского асессора у воеводского товарища мог бы создавать неопределенность в служебной иерархии там, где и воевода имел тот же ранг. Однако надо отметить, что лишь в одной из канцелярий (в Новосиле) была подобная ситуация, которая сглаживалась тем, что у воеводы был более престижный военный ранг премье-рмайора. Если же подвести итоги по рангам всех руководящих чиновников в тульских канцеляриях, воевод и их помощников, то мы увидим, что опять-таки все 100 процентов принадлежали к потомственному дворянству, причем 70 процентов из них — к «лучшему» дворянству с рангами VIII и выше. Среди всех 34 классных чиновников провинциальной и уездных канцелярий «лучших» дворян было 15 человек (44 процента).
Из членов младшего состава канцелярий лишь один сохранил к 1766 году свою работу — служивший в 1755 году в Епифанской канцелярии коллежский регистратор «у исправления всяких интересных и челобитчековых дел» Яков Дьяконов. Начав службу в 1742 году копеистом Вотчинной коллегии, он в 1753 году получил аттестат подьячего с приписью, а в 1755 году был отослан в Епи-фанскую воеводскую канцелярию с пожалованием коллежским регистратором (XIV), где и продолжал служить в 1766 году, но уже в чине секретаря (XIII). Судя по его «сказке» 1755 года, Дьяконов происходил не из дворян и, дослужившись до чина секретаря, получил, согласно продолжавшему действовать петровскому указу 1724 года{511}, потомственное дворянство. На 12 должностях секретарей в тульских провинциальной и уездных канцеляриях в 1766 году находилось всего семь чиновников в секретарском чине. На остальных пяти служили чиновники XIV класса, дававшего лишь личное дворянство, и внеклассные служители. Все секретари и занимавшие эту должность служители сделали карьеру исключительно на гражданской службе, причем у дослужившихся до секретарства это заняло от 15 до 24 лет. Выслуга лет, однако, не была гарантией получения первого дворянского чина на гражданской службе — двое из занимавших секретарскую должность подьячих с приписью прослужили гораздо дольше (29 и 38 лет), но так и не выслужили ранга. Чрезвычайная краткость информации о чиновниках в публиковавшихся Сенатом Списках[107] не позволяет судить о том, были ли среди тульских секретарей потомственные дворяне. Представляется, однако, уместным предположить, что если таковые и были, то в очень небольшом числе, как и в целом по России, где число дворян на секретарских должностях в 1760-е годы заметно уменьшилось по сравнению с более ранним периодом. Попытки правительства удержать секретарскую должность за дворянами, в частности с помощью указов 1754 и 1758 годов, запрещавших всем канцелярским служителям, за исключением секретарей, владеть имениями и покупать крепостных, не дали положительных результатов, и к 1760-м годам низшие классные чины начинают занимать выходцы из непривилегированных сословий. Практика приобретения лицами недворянского происхождения собственности на «души» продолжалась, несмотря на многочисленные запрещения, вплоть до середины XIX века{512}, однако только должность секретаря давала, до 1785 года, право на крепостных по закону. Это обстоятельство, наряду с введенным в 1763 году должностным окладом, делало гражданскую службу чрезвычайно привлекательной для обер-офицерских детей и канцелярских служителей. Упомянутый выше Яков Дьяконов, дослужившись до секретарского чина, получил возможность официально сохранить имевшиеся у него шесть крепостных душ в Данковском уезде (Елецкой провинции) — три полученные по наследству от отца и деда и три взятые в приданое за женой{513}.
