Казенное обеспечение ставило офицеров при подушном сборе в совершенно особое положение среди чиновников местных канцелярий. Из 27 человек только 10 находились на окладе — 9 офицеров при подушном сборе и 1 коллежский асессор. Этот чиновник, Ларион Васильевич Клишов, отставленный из драгунских капитанов к штатской службе, был послан в 1755 году в Тульскую канцелярию с особым поручением — «для смотрения и розведования корчемств и неуказной продажи вина». Жалованье, которое он получал от канцелярии, значительно превосходило майорское и составляло 98 рублей 94 копейки. Хотя по установленным в 1727 году правилам провинциальному воеводе полагался оклад 300 рублей, уездному воеводе 150 рублей, а офицеру при подушном сборе от 60 до 120 рублей в год{481}, на практике, как мы видели, это не соблюдалось совершенно. Ни тульский провинциальный воевода, ни тульские уездные воеводы, ни воеводский товарищ жалованья не получали.
Безусловно, установив казенное обеспечение офицерам при подушном сборе и чиновнику, следившему за соблюдением государственной монополии на продажу вина, правительство стремилось опереться на заинтересованность и бескорыстие фискальных чиновников в выполнении их прямого назначения — обеспечения бесперебойного сбора денег для государственных нужд. Однако на практике и это «благое намерение» не выполнялось: как уже говорилось, не все сборщики налогов в тульских канцеляриях получали жалованье; то же происходило и в других провинциях. Так, хотя трем майорам при подушном сборе в Белгородской губернской канцелярии по штату полагалось майорское жалованье (по 68 рублей в год), ни один из них к 1755 году так и не получил ничего с самого момента определения на должность (один за 2 года и двое за 8 лет){482}. Не получал жалованья определенный к полицейской должности в Туле князь Гундаров; титулярный советник при магазине для провианта также служил без жалованья, а провинциальный секретарь из дворян Василий Рознотовский с горечью писал в своей «сказке», что, находясь в гражданской службе 26 лет, «жалованья не получает, а пропитание имеет от дел, а больше от дому отца его» (у которого было 30 душ крестьян). Это, вероятно, было довольно унизительно для мужчины 40 лет, имевшего пятерых сыновей{483}. Неравномерное обеспечение чиновников канцелярий жалованьем могло становиться источником серьезного напряжения в отправлении ими ежедневных обязанностей.
Жалованье чиновникам на гражданской службе было введено при Петре I, в 1715 году, когда вместо раздачи поместных окладов и дворцовых земель, число которых к XVIII веку значительно сократилось, были установлены единые годовые оклады для всех должностей местного управления{484}, просуществовавшие, однако, очень недолго. В 1724 году Петр ввел дифференцированное определение жалованья гражданских чиновников, которое могло составлять половину или даже четверть от оклада армейских офицеров соответствующего ранга, в зависимости от места службы, предыдущего ранга на военной службе и прочих обстоятельств. Но даже и в таком виде система государственной оплаты труда чиновников оказалась нежизнеспособной. В 1726–1727 годах, в связи с тяжелым финансовым кризисом, вызванным последствиями недавно закончившейся Северной войны (1700–1721) и продолжавшейся еще войной с Персией (1722–1727), правительство сократило число чиновников, получавших жалованье, уменьшило размеры их окладов и вообще лишило какого-либо жалованья канцелярских служителей без чина. Александр Данилович Меншиков, вводивший новшество, мотивировал его скудостью казны, истощенной войной, и оправдывал тем, что эта мера стимулирует старательность чиновников: «А в городах канцелярским служителям, по мнению моему, — писал он, — жалованья давать не надлежит, а позволять брать акциденции от дел против прежнего, чем без нужды довольствоваться могут, а дела могут справнее и без продолжения решиться, понеже всякой за акциденцию будет неленностно трудиться»{485}. Таким образом была восстановлена практика «кормления от дел», характерная для службы XVII века, и содержание местной администрации перекладывалось на население. Узаконенное взяточничество просуществовало до 1764 года, когда были введены новые штаты и система единого жалованья для всех чиновников.
Назначение или неназначение оклада чиновнику на гражданской службе в 1750-х годах никак не зависело от его материального положения. Троицкий, анализируя данные о жалованье чиновников центрального аппарата, замечает, что «по достижении человеком асессорского чина [VIII] и должностей более высоких рангов часто происходило уменьшение денежного оклада, так как правительство в соответствии с практикой XVII века считало, что высшие должности в государственном аппарате должны замещаться крупными помещиками, которые при недостатке средств в казне могут безбедно жить на доходы от своих вотчин»{486}. Возможно, данная логика распространялась и на категорию провинциальных и уездных воевод, чьи должности соответствовали указанному ограничению по рангу и по значимости их властных полномочий. Однако мы видим крупнейших помещиков на значительных окладах на уровне губернской администрации[99] и помещиков средней руки на провинциальном уровне совсем без жалованья. Все тульские воеводы принадлежали к категории средних помещиков, имея от 73 до 300 душ мужского пола. Их положение было гораздо лучше, чем у многих воевод других провинций, среди которых 10 процентов совсем не имели крестьян, а 37 процентов — от 1 до 50 крепостных{487}. В такой ситуации «кормление от дел» и взяточничество были единственным способом существования многих воевод и других чиновников местных канцелярий, что не могло не накладывать отпечатка на осуществление ими своих полномочий и характер их отношений с населением.
Несоответствие рангов тульских воевод их должностям, наличие при них помощников, обладавших более высоким или более престижным военным рангом и получавших к тому же казенное обеспечение, вели к некоторой неопределенности в отношениях начальника с подчиненными по иерархической лестнице. Это, наряду с другими обстоятельствами, заставляет предположить серьезные проблемы в отправлении воеводой «единоличной» и «неограниченной» власти в управляемом регионе. Подтверждение нашего предположения можно увидеть в ситуации, сложившейся в канцелярии соседней провинции, Севской, где в 1754 году случилось кровопролитное столкновение между крестьянами местных помещиков Е.И. Сафонова и братьев Львовых, по которому Сенат организовал в Севске следственную комиссию{488}. Обстоятельства следствия, не имеющие сами по себе отношения к нашей теме, продемонстрировали, однако, рамки власти провинциального воеводы.
Севский воевода Александр Федорович Салманов (родился около 1705 года) к моменту расследования был опытным администратором и «вершителем правосудия» в провинции, занимая свою должность почти десять лет. Его карьера была вполне типичной для провинциального управителя: начав службу в молодости солдатом, Салманов за 25 лет дослужился до премьер-майора, участвовал в Турецкой кампании, затем был «у сыску воров и разбойников, беглых солдат, матросов и рекрут», а в 1745 году «за болезнями» был отставлен от воинской службы, пожалован в надворные советники «к статским делам» и назначен в Севск провинциальным воеводой. Жалованья ему, однако, не положили, считая, видно, что он сможет прожить со своих деревень в Пензенском и Тамбовском уездах (в которых у него было сто душ){489}. Когда для расследования столкновения крестьян, произошедшего в подначальной Салманову провинции, в Севск по указу Сената прибыл из Москвы коллежский асессор Иван Тугаринов, следственную комиссию учредили при провинциальной канцелярии и Салманов стал ее членом.
