— Все-таки шансы, что это связано с наркотиками, велики. Что только в наши дни с ними не связано, — проворчал Кеннеди.

— Мне кажется, не стоит торопиться с выводами, пока мы не получим больше информации по этому делу, — ответила Рейли. — Лично я собираюсь очень внимательно исследовать в лаборатории все, что мы здесь обнаружили, хотя, правду сказать, находок не так уж много. Разумеется, у нас имеются для исследования стреляные гильзы. Ну и оружие, конечно… — Она замолчала, натянула свежую пару перчаток из латекса и двинулась к постели, чтобы высвободить из складок простыни пистолет. Теперь, когда трупы вынесли, это не составило труда.

К тому времени в спальне собралась значительная группа полицейских, стремившихся оказаться в эпицентре событий. После ухода патологоанатома и выноса тел они один за другим стали просачиваться в помещение, чтобы послушать разговор членов следственной группы и таким образом, пусть и не напрямую, принять участие в расследовании.

— Не могли бы вы, ребята, немного осадить назад и освободить для меня место? — осведомилась Рейли с проскальзывавшими в голосе нотками нетерпения.

Сообразив, что она собирается делать, молодой Фицджералд, с которым детективы уже беседовали ранее, быстро сунул руку во внутренний карман кителя.

— Вот, — произнес он, с гордостью протягивая женщине карандаш. — Наверное, он вам понадобится.

Кеннеди хохотнул:

— Зачем это? Ей что — предстоит зарисовать пушку или что-то в этом роде?

Молодой человек посмотрел на него в упор.

— Мне представлялось, что при манипуляциях с орудием преступления к нему желательно не прикасаться, — начал было он авторитетным тоном, но потом вдруг сбавил обороты и завершил фразу уже не столь уверенно: — чтобы… чтобы… не стереть случайно отпечатки пальцев… Ну и все такое прочее.

— Вы слишком много смотрите телевизор, молодой человек, — с улыбкой произнесла Рейли, откладывая карандаш в сторону. — Кроме того, если бы я воспользовалась вашим карандашом, чтобы поднять пистолет с постели, то могла бы потревожить несгоревшие частицы пороха в канале ствола или попавшую туда грязь. А это, в свою очередь, может привести к изменениям узора на пуле при контрольном выстреле, но ведь нам этого не надо, не так ли? — добавила она в той добродушно-снисходительной манере, в какой говорят с пятилетним малышом.

— Так точно, не надо. — Фицджералд, похоже, уже и сам был не рад, что вылез со своим карандашом и наивными рассуждениями.

— Но вы правы в одном. Нам действительно чрезвычайно важно сохранить отпечатки на оружии, — продолжила лекцию Рейли, жестом предлагая молодому офицеру подойти поближе, чтобы он мог следить за ее действиями. К остальным офицерам она подобной благосклонности не проявила, и тем пришлось жаться к стене. Затем Рейли опустилась у постели на колени, велев Фицджералду сделать то же самое. — Взгляните на эту часть орудия преступления, — указала она на рукоять оружия. — Видите, какая она рубчатая? — Выпускник полицейского колледжа кивнул, сосредоточив внимание на пистолете. — С такой неровной поверхности приличных отпечатков не снимешь, следовательно, за рубчатую рукоять оружие можно брать без малейших опасений за их сохранность. Не говоря уже о том, что так его удобнее всего держать. И безопаснее. Я ведь не хочу, чтобы эта штука случайно в меня выстрелила, верно? — С этими словами Рейли медленно и осторожно подняла пистолет с постели. Урок был завершен, поэтому она обратилась к одному из своих ассистентов, чтобы тот поставил пистолет на предохранитель, упаковал и подготовил к транспортировке.

Фицджералд смотрел на Рейли Стил с выражением, в котором проступало нечто похожее на обожание. Крис улыбнулся. Что бы ни думали о начальнице ОСЭГ полицейские старшего возраста, этой женщине определенно не составит труда обзавестись преданными сторонниками из числа молодежи.

Рейли сидела за рабочим столом и сосредоточенно просматривала опись вещественных доказательств из дела Клэр Райан. С момента стрельбы в квартале Далкей миновало уже двое суток. Рабочий день давно закончился, и в помещении, кроме Рейли, почти никого не было.

Большинству людей стерильная, как в клинике, окружающая обстановка и гнетущая тишина, нарушаемая лишь тихим гулом аппаратуры, показались бы мрачными и некомфортными. Но для Рейли опустевшая лаборатория и тишина позднего вечера были факторами, способствующими работе.

Теперь, когда все разошлись по домам, наступили желанные часы отдохновения от разговоров и прочего раздражающего шума, создаваемого двумя десятками сотрудников, сновавших вокруг нее. Покой и тишина позволяли ей полностью погрузиться в работу и размышлять, не отвлекаясь на разные мелочи. Самые плодотворные мысли приходили ей в голову именно в это время. Рейли очень надеялась, что сегодня ей удастся сделать ряд важных выводов по поводу преступления в Далкее, не дававшего ей покоя последние два дня.

С самого начала она чувствовала, что в этом деле что-то не так, но до сих пор не обнаружила среди найденных улик ничего необычного, экстраординарного, подтверждающего ее сомнения. При расследовании она опиралась в основном на два фактора — улики и собственную интуицию. И с тех пор как она покинула место преступления, интуиция буквально кричала о том, что упущено нечто важное.

Горман посмеялся бы над ней, если бы она попыталась объяснить, почему ею владеет это неприятное чувство. Руководитель с большим стажем работы, Горман в течение многих лет возглавлял прежний отдел криминалистической экспертизы в полиции города и, по правде говоря, не слишком одобрял как создание нового подразделения, так и назначение Рейли в качестве его начальника. Женщина радовалась, что он отбыл в отпуск и его какое-то время здесь не будет. Это давало ей возможность проводить изыскания по делу по собственной методике — вернее, так, как ее учили на родине.

С момента воцарения Рейли в ОСЭГ Горман все время пытался поставить ее на место — другими словами, подыскать ей такое поле деятельности, чтобы она не слишком путалась у него под ногами. Считал, что для нее самое подходящее занятие — осуществлять общий надзор над работой лаборатории, не вмешиваясь при этом в его деятельность и отдаваемые им распоряжения. Рейли, однако, имела свое мнение по данному вопросу, и поэтому не могла не заметить, что используемые стариком в работе приемы, достаточно скрупулезные и педантичные по своей сути, тем не менее давно устарели, и сложившаяся ситуация напоминает известную пословицу о старой собаке, не способной научиться новым трюкам.

Кроме всего прочего, Горман обладал гипертрофированно развитым самомнением. Об этой черте его характера Рейли предупреждали еще до приезда в Ирландию. Подобно многим ученым преклонного возраста, основывавшимся на традиционном подходе к предмету, он считал свои действия и сделанные на их основе выводы истиной в последней инстанции. К тому же он был убежденным старым шовинистом, на что Рейли могла бы смотреть сквозь пальцы, если бы это порой не шло во вред делу. Ей очень не нравилось, как он разговаривал с женским персоналом лаборатории, в частности с Люси, которая была не только милашкой, но и вдумчивым исследователем, крайне болезненно реагировавшим, когда результаты ее изысканий с начальственной безапелляционностью объявлялись несущественными.

Помимо внутриведомственных козней Рейли приходилось мириться и с вполне естественной неприязнью полицейских к людям со стороны, не говоря уже о набивших оскомину шутках, связанных с глупостью блондинок, которые ей приходилось выслушивать чуть ли не ежедневно. Рейли покачала головой, вспомнив, что, когда она прилетела в Ирландию и явилась на первое утреннее собрание своей группы, на ее рабочем столе красовался алый пляжный купальник в стиле «Бейуотч». Наверняка автор проделки и его приятели считали это чрезвычайно остроумным, но на Рейли такие шуточки не действовали — когда она училась в Академии ФБР, над ней подшучивали и похуже.