— Прости, — говорит девочка, — я распечатала без тебя…

И вдруг в диком восторге бросается отцу на шею.

— Приедет! Мама приедет!

Над морем безудержно буйствовала ранняя весна. Зеленая трава покрывала весь берег, лезла на обрывы, на прибрежные скалы. Как будто и самые камни наполнились живительными соками и вырастили на своей суровой груди первые нежные росточки. Будто само море вышло из берегов и хлынуло на Слободку зелеными волнами.

Тихими вечерами вспыхивали в темном небе изумрудные звезды, но и они были не такие, как зимой. Они сделались больше и налились трепетным искристым светом и, будто сорвавшись с вышины, низко повисли над морем и Слободкой. С неба порой долетал до земли далекий крик гусей — под весенними облаками летели дикие гуси, курлыкали журавли, и долго звучало это призывное курлыканье в теплом и тихом воздухе.

С наступлением темноты Василий Васильевич со звоном открывал стеклянную дверь на балкон и выносил свой «телескоп». Он заботливо и любовно устанавливал его на треножнике и направлял на звезды. Ребята тесным кольцом обступали Василия Васильевича, занятие кружка юных астрономов начиналось.

Позвав к себе Омелька Нагорного, директор был уверен, что мальчик серьезно заинтересуется астрономией — недаром нет ни одной науки, полной таких тайн и нерешенных загадок, как астрономия. И Василий Васильевич не ошибся. В кружок записались, кроме Нагорного, Сашко Чайка, Яша Дереза, Галина Кукоба, Дмитро Озерков, Люда Скворцова и Степа Музыченко. Нагорного выбрали старостой кружка, и он с первого же дня показал себя завзятым «астрономом».

Омелько нетерпеливо припал глазом к «телескопу». И какое странное чувство охватило мальчика, когда он увидел перед собой величественный желтый шар Луны!

Молчаливая пустынная планета одиноко плыла в холодном межзвездном просторе. Омелько застыл. Затаив дыханье, он смотрел на бесконечные далекие горы и ущелья, на круглые лунные кратеры. Новый мир раскрывался перед мальчиком. Хотелось смотреть еще и еще, не отрываясь, не переставая.

Товарищи напрасно дергали его со всех сторон.

— Дадим ему еще пять минут! — сказал Василий Васильевич.

Он понимал, что делалось сейчас в душе Нагорного. Он сам переживал эти минуты немого восторга, когда увеличенная во много раз планета как бы приближалась к глазам и делалась доступной для наблюдения.

Когда Нагорный наконец оторвался от «телескопа», он казался пьяным. Глаза блестели, будто в них еще оставалось лунное сиянье. Лицо было бледным, голос звучал глухо И неестественно.

— Я был на Луне, — тихо сказал он.

— И как же там? — серьезно спросил Василий Васильевич.

В ответ Нагорный порывисто схватил руку директора:

— Василий Васильевич, спасибо вам!

И, замолчав от волнения, больше не прибавил ни слова.

В напряженной, глубокой тишине что-то зашелестело. В густой темноте внезапно метнулся свет карманного фонарика и вырвал из мрака часть грязной стены. Светлая дорожка легла на деревянный пол, протянулась дальше, осветила маленькое окошко, упала на кучу трухлявого сена. Черная фигура присела на корточки и, присвечивая фонариком, начала старательно рыться в углу.

— Нету, — недовольно проворчал голос Олега. — Нету! — снова пробормотал мальчик. Тут и искать негде, кругом голые стены.

Олег поворошил в углу груду сена. И откуда оно здесь? Уж не спит ли на нем незнакомец с зелеными глазами?

Нет, в сене тоже ничего нет. Свет фонарика снова метнулся по стенам.

«А нет ли здесь какого-нибудь тайника?» вдруг мелькнула мысль. Олег начал ощупывать холодную стенку. Да нет, глупости! Какие там тайники! И все же мальчик не перестает искать. Кое-где он постукивает. Если за стеной есть какая-нибудь каморочка, по стуку это можно узнать. А тогда… Тогда понятно, что эта каморочка будет не пустая. Но вот только как ее найти?

Усталость овладевает телом. Нет никакого клада. Ничего не найдет, видно, Олег. Надо отдать письмо Василию Васильевичу, вот и все. Или еще лучше — просто порвать этот клочок бумаги, принесший с собой столько волнений, столько горьких разочарований. Разве нельзя поехать на Север и не найти клада? Конечно, можно!

Олег садится на кучу сена в углу. Он сидит в темноте и думает, сжавшись в комок. Он забывает Обо всем на свете. Он забывает даже о том, где он сейчас, и о том, что на дворе ночь. А Олег пришел сюда в сумерки. Сколько же он тут пробыл времени? Час? Два? Наверное, не меньше. Уже ночь.

И вдруг мальчику становится ясным, что не поедет он ни на какой полюс, что так он и останется без ледокола. Неудача с кладом гнетет его. Он падает духом. «Кто возьмет меня на ледокол? — думает мальчик. — Какой из меня герой? Клада, и то не нашел! И разве школьник может быть капитаном ледокола? Глупости! Конечно, нет! А вот если бы попасть в такую школу… в капитанский техникум… вот тогда бы другое дело ! Ого! За год бы выучился на капитана. Разве не бывает детей-героев? Да и какой а ребенок? Подумаешь — «ребенок»! Небось, скоро четырнадцать лет минет! Ну, конечно, в капитанский техникум! Вот это правильная дорога».

Мысли Олега то бегут, перегоняя друг друга, то прыгают, то снова, будто войдя в широкое русло, текут спокойно, мирно. Капитанский техникум!

Но итти все-таки надо. Пора!

Олег хочет нажать на кнопку электрического фонарика, но фонарик выскальзывает из рук и бесшумно падает в груду сена.

— Вот так история! — вырывается у мальчика — Я без огня и дороги не найду!

Он торопливо обеими руками перерывает сено. Нет, фонарика нет. Что за неприятность! Так можно искать и до утра. Олег озирается. Ему кажется, что на чердаке уже не так темно, как было раньше. Неужели светает? Нет, не может быть!

Мальчик видит на противоположной стене чердака сероватое неясное пятно. «Это окно», догадывается он. Но светлей не от него. На дворе темная ночь. Это просто глаза привыкли к темноте. Он продолжает искать, он ощупывает все вокруг себя, он роется в сене.

Где же фонарик! Ага, наконец!

Рука Олега нащупывает в сене какую-то твердую вещь. Нет, это не фонарик. Но что же?

Мальчик стоит, ошеломленный и растерянный. Он узнает неожиданную находку. Револьвер!

Мирная тишина чердака делается сразу зловещей и страшной.

Только бы найти фонарик! При свете можно было бы лучше осмотреть это стальное холодное оружие. Олег не знает, что ему делать дальше: лезть ли с чердака, или искать фонарик? И что делать с револьвером? Мальчик осторожно держит его в руке. Можно нечаянно нажать на курок, и тогда грянет выстрел. Револьвер, наверно, заряжен.

Посторонний звук приковал мальчика к месту. Скрипнула лестница. И снова скрип. Сомненья не было — кто-то лез на чердак.

Олег похолодел. И в ту же минуту бесшумно отступил в сторону. Он быстро крался вдоль стены. Вот широкий дымоход. Олег прижимается к нему всем телом. «Если что случится, буду стрелять», испуганно мелькает мысль, и… мальчик прячет револьвер в карман.

А затем настает такая тишина, что Олег уже ясно слышит, как колотится его собственное сердце.

Может быть, это напрасная тревога Нет, снова скрипнула лестница. И снова тишина. И снова звуки. Что-то зашуршало, кто-то тяжело засопел и вылез на чердак. В темноте послышались тяжелые шаги. Кто-то осторожно ступал, то и дело останавливаясь, как будто вслушиваясь в тишину.

И наконец, как видно, убедившись, что кругом нет ничего подозрительного, незнакомец уверенно направился в ту сторону, где было оконце. Затаив дыхание, Олег выглянул и из-за дымохода. Шагов за восемь от себя он; увидел фигуру незнакомца и скорее угадал, чем узнал старого Кажана.

Что-то щелкнуло под рукой Кажана, и ослепительный сноп света вырвался из фонаря. Старик стоял у стены и старательно направлял этот свет в маленькое оконце. Высоко поднимая фонарь, Кажан водил им по воздуху, то выключая, то снова включая свет.