1921 Братское дело С весны все лето, ежедневно По знойным небесам он плыл, сверкая гневно, — Злой, огнедышащий дракон. Ничто не помогло: ни свечи у окон, Ни длиннорясые, колдующие маги, Ни ходы крестные, ни богомольный вой: Ожесточилася земля без доброй влаги. Перекаленные пески сползли в овраги, Поросшие сухой, колючею травой, И нивы, вспаханные дважды, Погибли жертвою неутоленной жажды. Пришла великая народная беда. * * * Есть, братья, где-то города: Раскинув щупальца, как спруты-исполины, Злом дышат Лондоны, Парижи и Берлины. Туда укрылися былые господа, Мечтающие вновь взобраться нам на спины И затаившие одно лишь чувство — месть. О, сколько радостных надежд несет им весть. Что солнцем выжжены приволжские равнины, Что обезумевший от голода народ, Избушки бросивши пустые и овины, Идет неведомо куда, бредет вразброд, Что голод, барский друг, «холопскому сословью» Впился когтями в грудь, срывая мясо с кровью, И что на этот раз придушит мужика Его жестокая костлявая рука. А там… ах, только бы скорее!.. Ах, скорее!.. И рад уже эсер заранее ливрее, В которой будет он, холуй своих господ, Стоять навытяжку, храня парадный ход: — Эй, осади, народ!.. Не то чичас по шее!.. Эй, осади, народ!.. * * * Поволжье выжжено. Но есть места иные, Где не погиб крестьянский труд, Где, верю, для волжан собратья их родные Долг братский выполнят и хлеб им соберут. Пусть нелегко оно — налоговое бремя. Но пахарь пахарю откажет ли в нужде? Мужик ли £ мужиком убьют преступно время В братоубийственной, корыстной, злой вражде? Пусть скаредный кулак для хлеба яму роет, Тем яму роя для себя, — Тот, кто голодному в день черный дверь откроет. Об участи его, как о своей, скорбя. Кто, с целью побороть враждебную стихию, Даст жертвам голода подмогу в трудный год, Тот и себя спасет и весь родной народ. Спасет народ — спасет Россию! 1921 Либерал Я уверен, что всякий предпочтет Ленину даже царя Павла. Я ни одной минуты не колебался бы. Со всеми шпицрутенами, со всеми Аракчеевыми, со всем безумием самодержавного самодурства — предпочитаю Павла. Александр Яблоновский. Из белогвардейского «Общего дела» То-то, братцы, и оно. Яблоновский, браво! Возвращай уж заодно Крепостное право! Се — Аника из Аник, Белый рыцарь без забрала. Поскребите либерала, Перед вами — крепостник! 1921
Сверхлиберал Недавно я писал о русских либералах. Помешанных на белых генералах. Царь Павел был на что самодержавный зверь, А либералы ждут: «Такого б нам теперь!» Я удостоился на выпад свой ответа, — От бешенства невзвидя света, Какой-то либерал мне пишет напрямки (Без подписи и, значит, без обмана): «Что Павел? Павел — пустяки Не Павла жаждем, — Тамерлана!» Так вот он, либерал, каков, когда он гол: Не крепостник уже, а кочевой монгол! 1921 «Владимирка» «Но-но!.. Туда же, брыкаться… Нашлась недотрога!»… Туго врезалась в твердую землю соха. «Здравствуй, дядя! Гляжу я: земля не плоха». «Да крепка. Утоптали. Была ведь дорога. Слышь, в Сибирь, значит, гнали по ней в старину… Эй, ты. н-ну. Шевелись, сухопарая!»… Борозда к борозде… Ком ложится на ком… Кто узнал бы тебя нынче в виде таком, Роковая путина, «Владимирка старая»?! Брат мой, пахарь! Погибших бойцов помяни. Окруженные серым, суровым конвоем. Пыльной летней порой — под мучительным зноем. Хмурой осенью — в тускло-ненастные дни, И студеной зимой — в ночи темные, вьюжные, Кандалами гремя, испитые, недужные. По «Владимирке старой» шагали они. Не склоняя голов непокорных, Не смыкая усталых и скорбных очей, Мимо жалких лачуг, покосившихся, черных, Мимо пышных усадеб своих палачей, Подло-мстительной царской покараны карой, В рудники за бойцом посылавшей бойца, Шли они — без конца, без конца, без конца — По «Владимирке старой»! Сколько скорбных, невидимых нами, теней, Может быть, в это время проходят по ней И дивятся на новые яркие всходы! Пахарь! Празднуя праздник труда и свободы, Не забудь благодарной слезой помянуть Всех, кто в оные, злые, проклятые годы Ради нас проходил этот жертвенный путь! 1921 Азбука Я не скажу, что нынче вёдро. Тут правды незачем скрывать. Но все же я настроен бодро И не намерен унывать, Хоть на унынье нынче мода. Из большевистского прихода, Хоть человек я и не злой, Я б гнал всех нытиков долой. Одна любительница позы, Из крайне «левых» героинь. Вчера шептала мне: «Аминь», Рисуя мрачные прогнозы. Я ей сказал: «Шалтай-болтай! Не хочешь петь, так улетай!» Осточертели эти бредни, Что, дескать, «мы уже не те». Письмо крестьянское намедни Пришлось прочесть мне в «Бедноте». Письмо — великого значенья. Вот образец для поученья! Мужик стал просо разводить, Да не умел за ним ходить: Впервые стал он просо сеять. Ан, урожай-то вышел плох. Мужик не хныкал: «ах да ох!» — Он просо стал усердно веять, Чтоб приготовить семена Лишь из отборного зерна. Посеял. Вновь — одна кручина. Мужик слезы не уронил, Стал разбираться: где причина? Не так он просо взборонил. «Блажной!» Жена уж смотрит косо. Но в третий раз он сеет просо. И получились чудеса: Вся золотая полоса, — Согнулись мягкие метелки Под тучной тяжестью зерна «И ведь земля-то не жирна!» Пошли по всей деревне толки: «Да на моей бы полосе…» Решили просо сеять все! Все это азбучно, бесспорно, Но в этой азбуке — урок. К чему стремится кто упорно, То он получит в некий срок. А в срок какой, ответить трудно. Пороть горячку безрассудно. Кому медлительность тяжка, В том, стало быть, тонка кишка Иль растянулась от натуги, — Тогда для этаких кишок Партийный нужен ремешок. «Эй, подтянитеся, мил-други. Чтоб близкий, может быть, всполох Не захватил бы вас врасплох!» |
