На все наведена искусно позолота. Идеи мирные, как шелуху, отвеяв, Бытописатели российского болота Преобразилися в Тиртеев. Победно-радостны, нахмурив грозно брови, За сценкой боевой спешат состряпать сценку: С еще дымящейся, горячей братской крови Снимают пенку! 1915 Куплетисты На сияющей эстраде В Петербурге — виноват — В дивном граде Петрограде Пел нам нежно бюрократ: «Знаем, знаем с давних пор мы, Ох, как нам нужны реформы, Но… всему же свой черед: Успокойтесь наперед!» Было худо, стало хуже. Миновало десять лет, — Бюрократ на тему ту же Декламирует куплет: «Входит жизнь в иные нормы. Ох, как нам нужны реформы, Но… позвольте погодить: Дайте немца победить». Что нам делать с куплетистом? Отвечать, как прежде, свистом? Но в тяжелый час потерь Не до свиста нам теперь. Куплетист (пусть он с талантом) Нас избитым «вариантом» В изумленье не поверг. Знаем: если ждать упорно, И упорно, и покорно, То получим всё, бесспорно… «После дождика в четверг». 1915 «Предусмотренные» За 1914 год мин. вн. дел получило от штрафов и административных взысканий 1 186 274 рубля. Печать дала 194 760 р. По смете на 1916 г. предполагается получить штрафов на 1 200 000 р. Много, много их, «злодеев»: Сам М. Горький, Л. Андреев, Короленко, — кто еще там? — Все стоят под «общим счетом» В черной рубрике прихода «Сметы будущего года». И пигмеи и гиганты, Все грядущие таланты, С новизною, с левизною, «Предусмотрены казною». Плод святого озаренья, Гениальные творенья, Коих нет еще и в плане, «Предусмотрены заране». Публицист, в статье задорной Ты идешь дорогой торной! Я, сатирик, в басне, в сказке Подчинен чужой указке И живу на белом свете — «Предусмотренный по смете»! 1915 Закон и «Правда» По распоряжению судебных установлений отменен арест 18 и 19 №№ газеты «Правда» за 1913 год. «День», 20 ноября 1915 г. На белом свете «Правда» Жила во время оно. Была на свете «Правда», Но не было Закона. И вот Закон обрелся. Но… что ж мы видим ныне? Закон-то есть, да «Правды» Давно уж нет в помине! 1915
Столп отечества В Иркутске содержатель домов терпимости (он же церковный староста и председатель черносотенного «Союза русского народа») Нил Зверев обратился к высшему учебному начальству с жалобой, что учащиеся якобы ведут себя неблагопристойно в церкви во время богослужения, позволяют себе разговоры, шум и другие компрометирующие поступки. «Биржевые ведомости», 22 ноября 1915 г. «Дилехтор?.. Хор-рошо!.. Учителя?.. Прекрасно!.. В шеренку вас да всех разделать под орех!.. Дают вам денежки напрасно: В учебе вашей всей не сосчитать прорех… На гимназистов я глядел намедни в храме. Не то сказать — подумать грех Об этом сраме: Замест того чтоб, павши ниц, Молиться им пред образами, У них шушуканья, смешки… Едят глазами Моих… девиц! Да шутку под конец какую откололи!.. Оно, положим, так… искус… У Шурки, скажем, аль у Поли На всякий вкус — Всего до воли. Опять же Дуньку взять: хоша По пьяной лавочке с гостями и скандалит, А до чего ведь хороша! Не сам хвалю — весь город хвалит!» * * * Читатель, это не секрет: Перед тобой доподлинный портрет Нравоблюстителя — иркутского Катона, Носившего значок «за веру и царя!», Союзного вершилы, главаря И содержателя публичного притона! 1915 Похвалы «Едут быки» Член городской управы Ф. А. Лузин получил снова телеграмму об отправке партии скота со ст. Великокняжеская. На этот раз будто бы отправлено 300 быков. «Раннее утро», 26 апреля 1916 г. «Быки-то!» «Господи!» «Ур-ра!» «А говорят еще: мы обеднели мясом!» «Да шут ли нам война!» «Да с этаким запасом!..» «Взгляни на этого: гора! Цены, чай, нет быку такому!» «Слыхал?» — хваленый бык сказал быку другом; «Слыхал. Но лучше б не слыхал». «А что?» «Все было бы спокойней: Я не охотник до похвал. Так отдающих явно… бойней!» 1916 Басни Эзопа Плакальщицы Лишившись дочери любимой, Антигоны, Богач Филон, как должно богачу (Не скареду, я то сказать хочу), Устроил пышные на редкость похороны. «О матушка, скажи, как это понимать? В смущенье молвила сквозь слезы дочь вторая. — Сестре-покойнице ужели не сестра я И ты — не мать, Что убиваться так по ней мы не умеем. Как эти женщины, чужие нам обеим? Их скорбь так велика И горе — очевидно, Что мне становится обидно: Зачем они сюда пришли издалека При нас оплакивать им чуждую утрату?» «Никак, — вздохнула мать, — ты, дочь моя, слепа? Ведь это — плакальщиц наемная толпа. Чьи слезы куплены за дорогую плату!» |
