Покойник, покинув гроб, стоял перед ним.

Однако умный старик сейчас же сообразил, в чем дело.

— Вас приняли за покойника, а вы живы! — раздался его звучный голос.

— Не выдавайте меня, благородный человек! — обратился Марсель к ученому старцу. — Не зовите стражу! Я не преступник! Я был безвинно заключен в тюрьму и наконец нашел выход из нее.

— С нами крестная сила! — воскликнул старик. — Да вы ведь страшно рисковали! — Ученый, похоже, не знал, что ему делать. Подобного случая с ним еще не происходило.

— Клянусь всеми святыми! Клянусь памятью моей матери! — взволнованно сказал Марсель. — Вы не совершите никакого преступления, если допустите мое бегство, благородный старец! Клянусь вам моим спасением, что невинно заключен в тюрьме. Не выдавайте меня, это будет моя верная смерть. Марсель Сорбон будет вам вечно благодарен, если вы не воспрепятствуете его бегству!

— Я не стану вам препятствовать, сын мой, — сказал Альмаго серьезным тоном. — Ваша клятва священна. Я верю вашим словам и не намерен мешать бегству. Но и сообщником быть не хочу. Я просто сделаю вид, что ничего не знаю…

— Благодарю вас за ваше великодушие! Вы спасли меня!

— Не называйте себя спасенным, друг мой. Рука злого рока еще может настигнуть вас. С моей стороны вам ничто не угрожает, но не будьте так уверены в счастливом исходе бегства. Человек может торжествовать, лишь достигнув своей цели, но не ранее. Когда же мы находимся на пути к ней, то на каждом шагу наше предприятие может быть разрушено всесильной судьбой. Но не думайте, сын мой, что если бегство будет раскрыто, то я содействовал этому. Нет, я не сделаю ничего, что могло бы помешать вам.

Величественный старец взял свечу и вышел из комнаты. При этом он не запер за собой дверь, а только притворил ее, чтобы Марсель мог беспрепятственно выйти из дома.

Казалось, само Небо пока покровительствовало Марселю.

Но, покинув дом старого астролога, надо было еще как‑то выбраться за город. Идти по улицам в арестантском платье он не мог, да и ворота города будут заперты. Только по морю, только в лодке — единственный путь к спасению. Может быть, он спрячется в хижине какого‑нибудь рыбака. Оттуда известит Виктора и Адриенну, чтобы они достали ему одежду. Удалась же первая и самая трудная часть плана, почему бы не удаться и остальному?..

Где теперь Виктор и Адриенна? Этот вопрос больше всего занимал Марселя. Если бы успеть попасть к ним до рассвета! Утром в лазарете его хватятся, и тогда начнутся поиски, погоня… Ученый старец правильно говорил. Если ему, Марселю, в ближайшие часы не удастся найти убежище, он пропал.

«Вперед! Смелым Бог помогает!» — сказал себе Марсель и ощупью направился к двери. Отворил ее и вышел в совершенно темный коридор.

В большом доме было тихо. Марсель наугад шел по коридору, пока не наткнулся на запертую дверь. Тут он совсем было упал духом из‑за нового препятствия, но вдруг рука его нащупала ключ. Приободрившись, он повернул ключ, и дверь тихо отворилась. Свежий ветер пахнул на него с моря.

Марсель ступил на освещенную луной, пустую и тихую улицу. Он был свободен, совершенно свободен!

— Вы, кажется, очень расстроены, моя дорогая маркиза, — сказал король Людовик маркизе де Помпадур, сидя с ней в зале дворца, где проходили тайные заседания государственного совета.

Маркиза обернулась к своей свите и сделала знак, повелевая выйти в соседнюю комнату.

Король угадал. Жанетта Пуассон, жена бедного музыканта Нарцисса Рамо, затем супруга богатого ростовщика д'Этиоля, а теперь возлюбленная короля, была очень расстроена. Глаза ее беспокойно бегали, на щеках выступил лихорадочный румянец, губы были крепко сжаты.

— Я решила покинуть ваш двор, ваше величество, — произнесла она глухим голосом.

Король испугался.

— Покинуть двор? — переспросил он. — Но почему, дорогая маркиза?

— Я не намерена больше переносить унижения, тем более что они касаются и вас, ваше величество, поскольку вы называете меня подругой…

— Опять эти жалобы, маркиза?..

— Да, к сожалению, опять, ваше величество.

— Оставьте эти мелочи, друг мой! Разве я недостаточно вознаграждаю вас за все?

— Что значат вознаграждения, если один из ваших приближенных позволяет себе унижать меня?

— Вы истолковываете в дурную сторону все поступки герцога Бофора, маркиза.

— В дурную сторону? — спросила маркиза, и слезы выступили у нее на глазах. — Это вы называете истолковывать в дурную сторону? — Маркиза порывисто прижала кружевной платочек к глазам.

— Как! Маркиза, слезы? — воскликнул взволнованно король.

— Уже прошло, уже прошло!.. Просто минутная слабость… — ответила маркиза, гордо выпрямляясь. — Я вправе требовать вашей защиты, ваше величество. Герцог осмеливается оскорблять меня! Я слышала, что он говорил обо мне своим приближенным, и если мне еще раз придется услышать что‑нибудь подобное, то я, не думая о последствиях, велю страже арестовать герцога!

— Ну, маркиза, зачем такие крутые меры?

Маркиза оскорбленно вскинула голову.

— Я больше не намерена переносить дерзости герцога, ваше величество!

— Да не обращайте на них внимания, дорогая маркиза!

— Это означает, что вы не хотите защитить меня от герцога, ваше величество?

— Я желаю, чтобы прекратилась вражда, которая приносит одни только неприятности…

— Тогда я оставляю двор. Я не хочу стоять на дороге у герцога!

— Маркиза, подумайте о том, что вы собираетесь сделать… Этот необдуманный шаг…

— Вы должны одобрить мое решение, ваше величество, если вы действительно меня так любите, как говорите.

— Требуйте от меня чего хотите, маркиза.

— В таком случае удалите герцога, ваше величество.

— Вот этого‑то я и не могу сделать, дорогая маркиза. Сменяйте министров, назначайте других по собственному выбору — все это я предоставляю вам…

— И только герцогу вы покровительствуете, только ему! А какая у вас на то причина, ваше величество? — спросила маркиза, пристально глядя на Людовика.

— Бофор — первый чиновник в государстве, маркиза…

— Но важнее всего то, что он брат незабвенной Серафи, — сказала маркиза с едва заметной усмешкой. — Только не забывайте, ваше величество, что этот брат мучил, терзал, а может быть, и лишил жизни любимую вами женщину!

— Остановитесь, маркиза!

— А вы уважаете и любите этого герцога только за то, что он брат прекрасной Серафи! Но я смотрю иначе на этого человека, ваше величество. И так как я не хочу терпеть от него неприятности, то остается лишь одно средство успокоить меня — это изгнать его. Выбирайте — он или я!

— Ну, прошу вас, маркиза, не обращайте внимания на вражду герцога, и она сама собой прекратится. Я все отдаю в ваши руки, друг мой. Я не могу без вас жить, а вы, чтобы мучить меня, выдумываете угрозы…

— Другими словами, ваше величество, вы не имеете мужества противостоять этому человеку? Так вот каково положение дел! По крайней мере, эта беседа показала мне, какое влияние и какую силу имеет этот человек… Вы не любите его, я знаю, следовательно, вас привязывает к нему привычка.

— Называйте наши отношения с ним, как хотите, маркиза, но я не намерен изменять их.

— И его жестокость и деспотизм не могут поколебать вашей привязанности… Этот герцог, должно быть, и в самом деле умеет держать в руках людей. А вы знаете, что он заключил в тюрьму несчастного Марселя и старался лишить его жизни?

— Это только предположения, одни предположения! Я не могу приписать герцогу таких поступков.

— А если он все‑таки сделал все это?

— Это было бы ужасно!

— К сожалению, и мать и сын умерли. Герцог позаботился о своей безопасности — их смерть избавила его от двух самых главных свидетелей его изуверства, и теперь никто не может доказать его виновность. Но мне никто не запретит верить в то, что герцог, называющийся вашим двоюродным братом, мучил и лишил жизни свою сестру, которую вы когда‑то так любили. Мне никто не запретит утверждать, что этот самый герцог преследовал Марселя, вашего сына, повелев убить его в дороге.