Креол был благодарен Марселю. Он знал теперь, что нашелся хоть один человек, постаравшийся уменьшить его страдания.

Марсель снова нагнулся, чтобы зачерпнуть воды. Однако надзиратель Рошель подскочил к нему и с такой силой ударил по голове тростью, что Марсель пошатнулся и чуть было не рухнул в воду.

Как только Диего увидел это, он, подобно дикому зверю, прыгнул на мучителя и схватил его за горло. Свалив надзирателя на землю, креол с рычанием кусал своего врага, вонзал свои белые зубы в лицо и в шею. Кровь потекла из рваных ран на горячий песок.

Заключенные замерли на своих местах, онемев от ужаса. Надсмотрщик пытался защищаться, пытался кричать, звать на помощь, но голос его ослаб и сорвался от ударов железных кулаков креола. Похоже было, что он не желал выпустить надзирателя, не изуродовав его до последней степени.

Никто из каторжников не осмелился подойти к креолу, и только Марсель, немного придя в себя от удара бамбуковой палкой, поспешил к Диего и попытался оторвать его от жертвы.

— Ради всех святых, Диего, что ты делаешь! — кричал Марсель.

Как только креол почувствовал, что ему пытаются мешать, он повернулся, чтобы броситься на того, кто его удерживает. Но, узнав Марселя, опомнился.

— Что ты сделал? Ведь они убьют тебя… — говорил ему Марсель.

— За что он ударил тебя? — ответил Диего. — Только за то, что ты омыл мои раны! За это он и поплатился.

Марселю кое‑как удалось оттащить креола от судорожно извивавшегося на земле Рошеля. Но в это время сбежались другие надсмотрщики, заметившие, что на участке Рошеля происходит что‑то необычное.

— Черт возьми, что здесь произошло? — кричали надсмотрщики.

— Креол почти растерзал Рошеля, — ответили каторжники.

— А вы, негодяи, стояли и смотрели? — кричали надзиратели. — Цепи сюда! Надо заковать бешеную собаку в цепи! Он убил Рошеля!

Диего в ответ только осклабился.

Разъяренные надзиратели в минуту связали его и заволокли в одну из клеток. Некоторые из надзирателей поспешили оказать помощь Рошелю, до того израненному зубами и кулаками креола, что пришедший врач усомнился в его выздоровлении.

После того, как Рошелю перевязали раны, чтобы остановить кровь, его на носилках отнесли в тюремный лазарет.

Для производства следствия пришел офицер. Он погнал каторжников с участка Рошеля в комендантское здание, где царил переполох в связи с происшедшим. Уже и комендант был извещен. Он ожидал каторжников в одной из нижних комнат, где обычно производилось дознание.

Марсель спокойно и правдиво рассказал, что произошло. Сказал и о поводе, который подал Рошель креолу, подробно описал, с чего началась драка.

Закованного в цепи Диего тоже привели для допроса.

— Разве ты не знаешь, несчастный, что уже при твоем прежнем кровавом преступлении ты едва избежал топора палача? — спросил его генерал Миренон, комендант тюрьмы, младший брат генерала, служившего в крепости Бастилия.

— Диего знает это, господин комендант! — ответил креол.

— И все‑таки ты повторил свое преступление!

— Диего ничего не сделал бы, господин комендант, все перенес бы без ропота, но надсмотрщик Рошель — дьявол! — загорячился креол, и его глаза снова сверкнули яростью. — Он велел бить меня плетью! Он побил меня бамбуковой тростью, когда из моих ран еще сочилась кровь! — Диего повернулся к коменданту и офицерам спиной и показал раны, которые, конечно же, произвели впечатление. — Я все снес без ропота, без сопротивления. Но когда надзиратель Рошель побил моего товарища за то, что он освежил водой мои раны… Тогда, господин комендант, кровь ударила мне в голову. Подобного издевательства я не мог вынести. Я не помнил себя…

— Ты лучше сделал бы, если бы дал мне показания о надзирателе Рошеле, — сказал генерал Миренон.

Креол ухмыльнулся и испустил какой‑то особенный гортанный звук.

— Показания? — спросил он. — Мой бывший товарищ по цепи Гумберт давал показания на Рошеля, и что же? Бедняга Гумберт погиб за свои показания. Но Диего, по крайней мере, хоть отомстил дьяволу Рошелю за все его злодеяния. Теперь Диего может спокойно умереть!

— Ты, стало быть, сам знаешь, что ждет тебя, номер пятьдесят восьмой? — спросил комендант после короткого молчания. При этом генерал смотрел на креола, не выказывавшего ни малейшего раскаяния. Наоборот, на лице креола было заметно удовлетворение. — Над тобой будет произведен суд, — продолжал комендант, — а пока ты должен будешь посидеть в клетке. Хотя из твоих слов я вижу, что надзиратель Рошель был не вполне прав, раздражая и мучая тебя. Тем не менее проступок твой тяжел — ты поднял руку на надзирателя, ты изранил его, и за это тебе предстоит смерть от руки палача.

— Диего умрет охотно, господин комендант! Что такое смерть на эшафоте по сравнению с двадцатью пятью ударами кнута! — воскликнул креол, и его слова произвели на генерала Миренона и офицеров сильное впечатление. А между тем креол продолжал говорить о себе в третьем лице: — После казни Диего попадет на Небо, где нет злых людей, мучителей, где нет каторги. Там Диего будет смирен, как ягненок. Здесь же Диего не получал ничего, кроме ругани, пинков, ударов кнута. Но если бы я сказал, что Диего не встретил ни одного человека, который был бы к нему добр, то я солгал бы. — С этими словами он подошел, волоча за собой гремящие цепи, к Марселю и протянул ему свою закованную руку. — Диего нашел доброго человека! Ты, Марсель, омыл раны меднокожему ягуару… Этого я не забуду и в свой смертный час!

Марсель пожал руку креола.

— Это был простой человеческий долг, — сказал он.

— Человеческий долг! — воскликнул креол. — Прекрасные слова! Человеческий долг! Так почему же надсмотрщик Рошель не исполнял человеческого долга? Или Диего не человек? Он что — получеловек?..

— Над тобой должно быть учинено правосудие, номер пятьдесят восьмой, — обратился генерал Миренон к креолу. — Справедливое правосудие. И если у нас и бывают здесь случаи несправедливости со стороны нижних чинов, то я глубоко сожалею об этом и решительно заявляю, что это против моей воли и не соответствует задачам нашего исправительного заведения.

И действительно, младший Миренон был полной противоположностью старшему брату. Он был добрым, справедливым и честным человеком.

Затем охранники получили приказ отвести Диего в клетку, где он должен был ожидать следствия и приговора.

Когда же каторжники длинной вереницей потянулись из комендантского здания, чтобы возвратиться к прерванной работе под присмотром нового надзирателя, генерал Миренон обратился к офицерам:

— Не подлежит никакому сомнению, господа, — сказал он, — что надзиратель Рошель своими излишне жестокими действиями вызвал поступок креола Диего, и я привлек бы его к ответственности и подверг наказанию, если бы он не получил столь тяжелого и ужасного урока. Но я пользуюсь этим случаем, чтобы просить вас не только не поручать надзирателям строгих расправ, но и предостеречь их от насилия. На вас лежит обязанность, господа, смотреть за тем, чтобы за преступниками следили строго, но чтобы их не возмущали и не мучили напрасно.

На следующий день состоялось заседание суда под председательством коменданта, где, кроме офицеров, присутствовали, согласно уставу, и два надзирателя.

Суд присудил Диего к смерти от руки палача. Даже гуманный комендант не смог смягчить сурового приговора. Закон неумолимо требовал именно таких приговоров за каждое нападение на служащих каторжной тюрьмы.

У больших ворот каторжной тюрьмы была маленькая калитка, предназначенная для свободного прохода тюремных офицеров. Виктор Делаборд в своей полной мушкетерской форме подошел к этой калитке и постучал. На его стук вышел солдат.

— Проведите меня к дежурному офицеру, — обратился к нему Виктор.

Солдат молча ввел его в небольшую, убого обставленную комнату дежурного офицера.

Увидев мушкетера, учтиво поклонившегося ему, офицер поднялся из‑за столика.