— Как не знать! — ответил часовой. — Кто же не знает самого герцога Бофора?

— Ну, так он сейчас здесь, в Бастилии, и мне срочно надо повидаться с ним.

— Ладно, это инспектор решит… Иди к нему, — сдался солдат и слегка приотворил створку ворот.

Гассану не надо было повторять дважды — он проворно и ловко протиснулся в образовавшуюся щель и, впервые оказавшись в огромном дворе Бастилии, начал оглядываться, не зная, куда идти дальше.

Но тут к нему подковылял старый инвалид и, спросив, что ему надо, провел к инспектору, который тоже немало удивился, увидев перед собой негра.

— Что такое? В чем дело? — спросил он.

— У меня важное дело, — спокойно пояснил Гассан. — Мне надо повидаться с герцогом.

— С герцогом Бофором?

— Да.

— Что тебе от него надо?

— Если бы я мог рассказать об этом вам, тогда мне незачем было бы просить о встрече с герцогом, — с непонятной усмешкой ответил негр.

— Но я не могу пускать к арестантам всех без разбора.

— Не всех, а только меня, — возразил Гассан, весело подмигнув, и повторил: — Не всех, а только меня!

— Ладно! — неожиданно смягчился инспектор. — Если тебя одного, так и быть, — усмехнувшись, добавил он. И, кивнув стоявшему рядом сторожу, приказал: — Отведи‑ка этого негра в башню к герцогу Бофору.

Гассан взглядом и низким поклоном выразил инспектору благодарность и заковылял следом за сторожем, который повел его вверх по внутренней лестнице.

— Э, да ты еле ползешь! — воскликнул провожатый, увидев, что Гассан то и дело хватается за перила.

— Ноги болят. Дорогой растер до крови, — пояснил негр, кривясь от боли.

Но вот наконец они дошли до коридора, по сторонам которого тянулись двери казематов.

Скрип ключа в замке вывел герцога из задумчивости, в которую он погрузился, когда прошел приступ ярости.

— Оставьте меня внутри на минутку и заприте за мной дверь… — негромко сказал негр сторожу, прежде чем шагнуть через порог.

Тот пожал плечами, но просьбу выполнил.

— Зачем явился сюда этот проклятый негр? — завопил Бофор. — Прочь отсюда!

Гассан захохотал. В эту минуту вид его был ужасен — жажда мести и ненависть исказили его черты.

В первое мгновение герцог едва не испугался, но тут же вскочил, приготовившись к смертельной схватке. Он или догадался, что негр пробрался сюда, чтобы убить его, или сам вдруг почувствовал непреодолимое желание убить чернокожего слугу ненавистного Сорбона.

Оба противника застыли друг против друга, не проронив ни слова. Наконец герцог прервал это тягостное молчание.

— Что тебе здесь надо, черная собака? — прорычал он. — Передай своему господину, что я раздавлю его… Что я задушу его и сотру в порошок! Пусть только…

Герцог не успел договорить — в один прыжок негр оказался рядом с ним. В черной руке сверкнул кинжал, другая рука железной хваткой стиснула Бофору горло. Нападение произошло так внезапно и быстро, что герцог не успел даже отшатнуться.

Гассан с диким воплем вонзил кинжал по самую рукоятку в грудь герцога и с проклятием отшвырнул обмякшее тело на узкую кровать у стены.

— Умри! — проговорил он сквозь зубы. — Мой конец близок, но я еще увижу, как ты испустишь дух!

— Помогите… — прохрипел герцог. — Негр убил меня…

Но на этот зов никто не откликнулся. И Бофор, чувствуя, что жизнь уходит из тела, неожиданно встряхнулся и, собрав слабеющие силы, вскочил и бросился на негра. Страх смерти и отчаяние удвоили его усилия.

Завязалась короткая бешеная схватка. Гассан устоял на ногах благодаря неукротимой ярости, которая владела им.

— Умирать — так умирать вместе… — прохрипел он, нанося новый удар.

— Помогите! — взвыл Бофор. Кровавая пена запузырилась в уголках его губ. Силы оставили его, и он рухнул на постель.

На лице Гассана отразилось радостное удовлетворение. Но тут же приступ боли исказил его черты. Руки перестали слушаться, ноги подкосились, и он мешком осел на пол рядом с кроватью. В последнем усилии он протянул скрюченные пальцы, словно пытаясь вцепиться в бездыханную жертву.

Кошмарная картина представилась взгляду ошеломленного сторожа, когда он явился, чтобы выпустить из камеры чернокожего посетителя.

Тело герцога плавало в крови, а негр валялся подле него, дергаясь в затихающих предсмертных судорогах.

Сторож в ужасе помчался к инспектору, а тот немедленно доложил коменданту о жутком происшествии, случившемся в камере номер шесть. Маркиз д'Антен тотчас приказал вызвать врача, а сам пошел в башню.

Прибывший вскоре доктор только подтвердил смерть обоих. Комендант, не мешкая, составил акт о происшествии. Затем он послал в Версаль донесение о случившемся и велел отнести оба трупа в холодное подземелье.

К вечеру из Версаля прибыл курьер с предписанием похоронить обоих на кладбище Бастилии, избежав при этом всякой огласки. Что и было неукоснительно сделано — без пышности и шума, как испокон веков поступали со всеми умершими в стенах Бастилии.

Прошел год после кончины несчастной Серафи де Каванак. Сорбонский склеп украсило великолепное мраморное изваяние, изображавшее покойную с умиротворенно склоненной головой.

В этот день старушка Манон и Адриенна хлопотали в нижних комнатах дворца. Предстояло долгожданное радостное торжество — Адриенна шла под венец. Старушка прикалывала фату к ее свадебному венку.

— Какой прекрасный день! — проговорила Манон растроганно, и слезы радости выступили у нее на глазах. — Как все переменилось к лучшему! Мне иногда кажется, что дух покойной госпожи витает над нами.

— Благодарю тебя, добрая Манон! — отозвалась Адриенна, вставая. — Ты права, мне тоже кажется, что благословение покойной страдалицы снизошло на нас.

За окном послышался стук колес подкатившей кареты. Адриенна выглянула, отодвинув занавеску.

Лакей, соскочив с запяток, поспешно распахнул дверцу. Марсель вышел из кареты и направился во дворец. Он нежно поздоровался со своей прекрасной невестой и доброй Манон и благосклонно протянул руку старику Бертраму и его празднично одетым помощникам.

Затем вместе с Адриенной Марсель направился к могиле матери. Преклонив колени, они молча помолились, испрашивая благословение предстоящему бракосочетанию.

Попрощавшись с дорогой сердцу могилой, Марсель подвел свою очаровательную невесту к карете и заботливо усадил ее на мягкое сиденье. Манон, Бертрам и его дюжие помощники уселись во вторую карету.

Одна за другой кареты рванулись с места, вылетев на Парижскую дорогу. Там, в столице, в капелле Лувра, по желанию короля, должно было состояться бракосочетание. Обвенчать новобрачных должен был сам парижский архиепископ.

В капелле, освещенной бесчисленными ярко горящими свечами, собрались придворные кавалеры и дамы. Затем прибыл архиепископ. Он приветствовал короля, который, приехав почти одновременно с Марселем и Адриенной, сам повел их в капеллу.

Архиепископ в присутствии его величества и множества приглашенных соединил руки жениха и невесты, обвенчал их и благословил чету новобрачных. Затем он обратился к собравшимся с речью. Он напомнил о тех испытаниях и превратностях судьбы, которые довелось перенести новобрачным, о любви и верности, которые наконец привели к победе над злом.

— Из мрака к свету! — заключил архиепископ. — Пора горя пережита. Испытания выдержаны. Вам улыбается новая заря. Восходящее солнце рассеет мрачные тени ночи. Мы вместе с вами приветствуем зарождение нового дня. И приветствуем его с верой в душе!

Первым поздравил новобрачных король. Они опустились перед ним на колени, но он приветливо улыбнулся и милостиво поднял их.

— Я от души рад столь благополучному итогу, госпожа маркиза, — сказал он Адриенне. — А так как ваш супруг до сих пор не высказал желания, которое я ему заранее обещал исполнить, то я сам намерен дать вам доказательство моего расположения и внимания — на память об этом прекрасном дне. Прошу вас принять от меня в качестве свадебного подарка дворец Сорбон со всем, что в нем есть и что к нему прилегает.