И наконец нашла. В углу, под потолком, там, где коридор поворачивал направо. Она поставила в угол стул и встала на него.

— Вот ты где, — прошептала она, обращаясь к кому-то в углу.

Посреди паутины неподвижно висел большой паук, как лесной орех среди листвы. Рядом висел орех поменьше — этот паук был мертвый. Более крупный орех ожил и начал стремительно спускаться — стебель, на котором он рос, удлинялся с невиданной скоростью.

— Кш-кш! — отмахнулась от него молодая хозяйка.

Паук юркнул в широкую щель.

Изящная ручка собирала клейкую паутину, будто это была не паутина, а цветы. Наконец вся паутина была собрана, и чаша наполнилась до краев.

Фру Дафна опять улыбнулась — этой улыбки не видел никто.

Внизу в кухне на широкой плите стоял котел. В котле начало что-то булькать, и запрыгала крышка. Пятнадцатилетняя Петрина, помощница кухарки, уже давно таращилась на этот котел. Теперь она потянулась, чтобы снять крышку, однако ее остановила великанша повариха. Железная рука схватила Петрину за запястье.

— Сказано тебе, не трожь! Вот неугомонная!

— Но ведь кипит, Марта! — захныкала Петрина.

— Госпожа не велела снимать крышку. Мешай-ка себе шоколад и не суйся, куда не просят.

— А чего хоть там такое?

— А это не твоего ума дело!

— Да ты и сама-то, поди, не знаешь? — Петрина была поражена своей догадкой.

Марта не ответила, она тоже была сбита с толку. Во-первых, госпожа собственноручно занималась стряпней на кухне, а во-вторых, запретила ей, кухарке, заглядывать в котел, — это было похоже на светопреставление.

Марта должна была согреть бутылки с вином, Петрине поручено было помешивать шоколад. Горничная собиралась подать глинтвейн в курительную комнату, где господа играли в карты. Но они позабыли о своих обязанностях, выстроились вокруг плиты и смотрели на загадочный котел, в котором что-то булькало.

В соседней комнате над пустой пивной кружкой клевал носом кучер. Вот он встал и отправился в кухню, чтобы заново наполнить кружку. Но там он вместе со всеми уставился на котел.

— Убежит! — крикнул он.

Марта осторожно сдвинула крышку, чтобы оставить щель для пара. Кучер подошел к самому котлу и попытался заглянуть в него. Марта отпихнула его:

— Ишь, любопытный! Сходил бы лучше в подвал да принес сухих дровишек.

Кучер повиновался. Приказания Марты были для всех законом, даже для кучера, у которого пересохло в горле.

— Петрина, шоколад! — вновь загудел голос Марты. — А ты, лентяйка, бери графины и марш в курительную комнату!

Горничная схватила поднос и, звякнув графинами, исчезла.

Только сейчас Петрина заметила на столе бутылку вина, пузырек с уксусом, чашу с какими-то серыми лохмотьями и сосуд с густой красной жидкостью.

Паутина и., кровь? Петрина задохнулась от своей догадки. Так и есть, телячья кровь, только ее варить не будут, ее нальют после. Петрина прилежно постигала кулинарную премудрость, как того требовали ее долг и совесть. Но стоило ей это больших усилий — приходилось выдерживать нешуточную борьбу с самой собой, со своей второй более легкомысленной натурой.

Многопудовая Марта обычно твердо стояла на земле. Она немного косила. Правый глаз у нее смотрел прямо и видел привычные сковородки, поварешки, перечницы и банки с кардамоном. Зато левый — поглядывал в сторону, будто заглядывался на что-то другое. Марта была родом из Нурланна. А у всех нурланнцев левый глаз такой — видит то, чего другим не видно.

— Что же там такое варится? — не унималась Петрина.

Марта занялась вином, а она все-таки улучила минуту и заглянула в котел.

— Боже правый! Там нитка!

— Нитка? — Марта выпрямилась, это уже было выше ее сил.

Ей, как и Петрине, было трудно победить свою вторую натуру. Она шагнула к плите.

Горничная уже вернулась на кухню, никогда прежде она не подавала глинтвейн так быстро. Теперь она выглядывала из-за широкой спины Марты, трепеща от нетерпения.

— Ну, посмотри, что там! Ну, прошу тебя!

Марта решительно подняла крышку. Поперек котла была положена проволока и к ней посередине привязана шелковая нитка. На нитке висел какой-то светлый желтоватый предмет, который захлестывала кипящая жидкость.

Петрина закусила губу:

— Это же зуб!

— Ой, человеческий! — охнула горничная.

Марта отпрянула от плиты и перекрестилась.

— Что здесь происходит, осмелюсь спросить? — раздался голос из глубины кухни.

Появилась фрекен Матильда, камеристка госпожи, которую наняли несколько недель назад. Она была невысокая, седая, немного сгорбленная, в толстых очках, за которыми щурились маленькие глазки. Больше всего на свете фрекен Матильда боялась уронить свое достоинство. Она держалась как придворная дама, и ее речь отличала чистота и строгость, присущая жителям Христиании.

— Что здесь происходит, осмелюсь спросить? — повторила она.

— Смотрите сами! — Марта указала на котел.

Фрекен Матильда так и сделала. Ей пришлось погрузить голову в облако пара, прежде чем она разглядела предмет, болтавшийся на нитке. Когда до нее дошло, что это такое, она схватилась за горло, потом ее рука поползла вниз, к груди.

— Медальон, — пробормотала она. — Не может быть! Я должна посмотреть у себя в комнате. — И она поспешно покинула кухню.

— Тут дело нечисто! — объявила Марта, вложив весь свой многопудовый вес в эти слова.

Ее левый глаз скосился еще больше. Неожиданно она закрыла глаза и вытянула правую руку, растопырив и обратив вниз указательный и средний палец. Скороговоркой, почти беззвучно, но отчеканивая ритм, она произнесла:

Петрина смотрела на нее, разинув рот.

— Господи, что это ты такое говоришь?

— Не твое дело. — Горничная в страхе загремела рюмками и графинами, ей хотелось услышать какой-нибудь обыденный звук. — Марта всегда так говорит, когда ей что-то не нравится.

— Хорошо, что я здесь не живу и мне не надо ночевать в этом доме, — вырвалось у Петрины. — Бог ее знает, нашу госпожу, кто она на самом деле.

Марта сняла котел с огня и снова накрыла крышкой.

— Хватит ему кипеть. — Она повернулась к служанкам и многозначительно изрекла — Одно вам скажу, она не из знатной семьи. Она иностранка.

— Небось артисткой была, недаром на скрипке играть умеет, — заметила горничная под звяканье графинов. — Только упаси Бог от ее представлений. Бедняга камергер, ему-то от нее уже никуда не деться.

— Может, она цыганка? — предположила Петрина. — У нее все какие-то тайны…

Марта кивнула:

— Камеристка видела у нее в комнате какой-то чудной стеклянный шар… Верно я говорю, фрекен Матильда? — Последние слова были обращены к камеристке, которая как раз появилась на пороге кухни.

Камеристка была бледная как смерть, руки у нее дрожали. Она держала маленький медальон из слоновой кости, оправленный в серебро. Медальон был раскрыт, он был пустой.

— Так я и думала, — сказала она чуть слышно. — Пропал!

— Пропал? — переспросила Марта. Она была готова ко всему.

— Я хранила его в медальоне в память о брате. Мой брат умер еще мальчиком.

— Неужто зуб? — прошептала Петрина и испуганно покосилась на дверь. — Я хочу домой!

— Теперь мне ясно, чем они там занимаются. — Фрекен Матильда взволнованно кивнула головой на бальный зал. — Они затеяли игру с черной магией.

Марта скосила левый глаз на котел.

— Это ж надо, зуб покойника! Тут добра не жди! Бог покарает за такие дела.