— Черт побери! — воскликнул я и полез за бумажником.

— Как прошла встреча с Мюрму? — спросил Педер.

— He’s a damned bastard![12] — коротко ответил Марио.

Я не возразил.

Нас было четверо заговорщиков. Пятая вошла в комнату со свежезаваренным кофе и бутербродами, когда я рассказывал о вчерашней поездке в Люндаму. Мы сидели в маленькой квартирке Педера, где происходило все больше и больше неприметных изменений, напоминавших, что в холостяцкой берлоге появилась женщина.

Пока Леонарда была на кухне, я не преминул заметить, что Педер нехудо устроился с хозяйственными обязанностями.

— Я и не собирался от них отказываться. Это она мне запрещает мыть посуду в моем собственном доме.

Он сказал это без всякой досады.

Ни Педера, ни Леонарду рассказ о встрече с Мюрму особенно не заинтересовал. Он просто уставил пустой взгляд в пространство. Она же стала разглядывать позолоченный браслет у себя на запястье. Когда я закончил, наступила тишина. Никто из них не выказал желания задать вопрос, чтобы дополнить нарисованный мною портрет человека, вершащего дела в клубе знакомств по переписке «Филконтакт».

Наконец Педер сказал:

— Леонарде придется уехать из Норвегии на следующей неделе. Туристская виза кончается. Ходатайство о продлении срока отклонено. Полиция по делам иностранцев сочла его недостаточно обоснованным.

— А ребенок? — спросил Туре.

— Пока ребенок родится, еще два срока визы истекут. Наши власти не несут ответственности за то, что филиппинская туристка забеременела во время отпуска в Норвегии.

— Но ведь отец ребенка норвежец, — возразил Туре.

Голос его сорвался на дискант.

— Попробуй это доказать. Но даже если докажешь, никакой роли это не сыграет.

— Они же должны были пожениться, черт побери!

— Это обстоятельство полиция по делам иностранцев не может принять во внимание. Даже если и жених и невеста живы, ей все равно придется покинуть пределы страны, если они не успеют официально оформить брак за три месяца действия обычной туристской визы. В противном случае ей следует обратиться за новой визой. Такие вот жесткие правила. Если у тебя нет законных оснований находиться в Норвегии — все, уезжай! Недавно был случай с одним парнем из Турции. Он учился в школе в Трённелаге и во время учебного года заболел. А значит, обрек себя на высылку. Ему не разрешили здесь вылечиться. Но и в Турцию он не вернулся, поскольку у него были все основания думать, что его арестуют по политическим мотивам. В конечном итоге ему, смертельно больному, пришлось скитаться по всей Европе. Такие вот дела. Если у тебя есть работа, или ты учишься, или состоишь в браке с норвежцем или норвежкой — все прекрасно. Но если ты не выполняешь обязанности, возложенные на тебя норвежским государством: если ты больше не можешь работать, или продолжать учебу, или развелся — тебя вытурят.

Педер помрачнел. Туре сидел безмолвно, как будто раньше никогда не задумывался, до каких границ простирается сфера действия норвежских иммиграционных законов. Марио слушал с интересом. Леонарда все так же продолжала исследовать свой браслет. Я сказал:

— Выходит, если филиппинка разведется с мужем-норвежцем, с ней случится то же самое. Если б, к примеру, Марсела решила уйти от Кольбейна Фьелля.

— Конечно, — ответил Педер. — Ее выслали бы после того, как развод был бы официально оформлен.

Леонарда подняла взгляд и тихо сказала:

— Я не уверена, что филиппинка, если она замужем за норвежцем, вообще захочет разводиться. Пусть даже ей попадется такой муженек, как Кольбейн Фьелль.

— Потому что она католичка? — спросил я.

— Может быть, — согласилась Леонарда. — Или по другим причинам.

— Ну например?

— У меня была подруга. В моем родном городке, к северу от Манилы. Она уехала в Германию. Собиралась выйти замуж за человека, с которым до этого переписывалась. А через три года возвратилась домой. С двумя детьми. Что делать филиппинке, разведенной, да еще с двумя малыми детьми на руках? Что ей делать, если собственная семья знать ее не желает? Что делать одинокой филиппинской женщине, если дети кричат от голода, а работы у нее нет и не предвидится?

Леонарда снова опустила глаза и закончила:

— Изабелла переехала в Олонгапо.

Трое из нас не поняли смысла этой простой фразы.

— Олонгапо когда-то был небольшой рыбацкий поселок, — сказал Марио. — А теперь там самая крупная за границей военно-морская база США. В Олонгапо у филиппинской женщины всегда найдется возможность заработать на пропитание. Тем или иным способом.

Его слова повисли в воздухе, словно снежный карниз в последнюю, бесконечно долгую секунду перед тем, как лавина обрушится и раздавит припаркованный внизу автомобиль.

— Ты не представляешь, с каким гневом Мюрму отказался отвечать на мой вопрос о Кольбейне Фьелле, Бьёрне Уле и поездке в Манилу, — сказал я.

— И правильно сделал, — возразил Педер. — Больше того, он не имеет права сообщать какие-либо сведения о своих клиентах частным лицам. Это запрещено законом.

— Тем не менее, — не согласился я, — что-то такое не то было в его отказе. Точно он личные интересы защищал, а не интересы своих клиентов.

— В клиентах и есть его личный интерес, — сухо сказал Педер. — Он на них деньги делает. Как я себе представляю, его во всей этой трагической истории заботит только одно: как бы она не повредила репутации фирмы. У тебя здорово развито воображение, Антонио, и я это очень ценю, но если ты сейчас начнешь выкладывать версию, что это Мюрму убил Кольбейна Фьелля и Бьёрна Уле Ларсена, я просто махну на тебя рукой.

— Я не собираюсь никаких версий выкладывать, — ответил я. — Наоборот, я хочу признать, что у меня ни одной версии нет.

Я достал из кармана служебное письмо в длинном и узком конверте и положил его рядом с чашкой на стол.

— Все уверены, что Марсела убила мужа, — сказал я. — В том числе и большинство из нас, здесь сидящих, уверены в этом. Почему? Потому что этот мерзавец колотил свою жену? Если это единственная причина, то в таком случае в Норвегии масса женщин ходит в потенциальных убийцах. Нет, я не утверждаю, что Марсела не могла не чувствовать себя загнанной в ловушку, но насколько это очевидно? Разве есть какие-нибудь свидетельства, что их брак был из ряда вон ужасен? Тем более если мы вспомним, в каком обществе она выросла. Ведь у них, в отличие от нас, считается естественным, когда муж командует женой и даже, что называется, применяет физическую силу. На чем строится бизнес по импорту филиппинок? Да во многом на том, что они якобы такие покорные и соответствуют тому идеалу женщины, от которого мы сознательно ушли за последние десятилетия. У нас нет никаких причин не верить, что брак Марселы и Кольбейна Фьелля продолжался бы многие годы. Большинство действительно неудачных браков длятся всю жизнь.

Теперь дальше, — продолжал я. — Мы, разумеется, можем верить, что все улики, найденные в усадьбе Фьёсеид, однозначно свидетельствуют против Марселы. Она выпрыгнула из окна комнаты, где была заперта. С шестиметровой высоты. Значит, дескать, она действовала в состоянии аффекта. А Кольбейн Фьелль был убит в супружеской постели, да к тому же кухонным тесаком. Эти факты можно истолковать в пользу версии, что убийство совершено женой. Кроме того, она была перепачкана кровью, когда ее увидел почтальон. И отпечатки ее пальцев найдены на орудии убийства. Но что все это доказывает? Да ровным счетом ничего. Ничего иного, кроме того, что, просидев взаперти, возможно, целые сутки, она почувствовала желание непременно выбраться на волю. Может быть, по той простой причине, что ей понадобилось в уборную. И может быть, когда она обнаружила труп, первым ее побуждением было посмотреть, а вдруг муж ее еще жив — отсюда вся эта кровь на ней. Ну а об отпечатках пальцев и говорить не приходится, ведь орудие убийства было взято из ее кухни.