Он отступил и сказал ледяным тоном:

— Друг мой! Я вас любил. Я вас искренно любил. Вы помните, сколько раз я приглашал вас к себе обедать, — и вы отлично помните, всегда бывало лишнее блюдо к обеду. Всегда! То соль, то тюрбо, то жиго. Но я заблуждался. Отныне я прошу вас не считать меня в числе ваших знакомых. Прощайте!

И он ушёл, даже не протянув мне руки, а на подъезде оглянулся, не следит ли кто-нибудь за ним.

В два часа на бульварах камло вопили:

— Генерал Пупков под стенами Пекина! Покупайте «Petit Bleu».

Что за чёрт! Вчера обедал у Ledoyen, а сегодня под стенами Пекина очутился!

Купил газету, — оказалось опять «интервью».

Специальный корреспондент газеты обратился к генералу Пупкову с вопросом:

«— Что стали бы вы делать, генерал, если бы очутились под стенами Пекина?

— Что приказало бы начальство! — ответил нам доблестный генерал.

— Вот ответ, достойный военного! — добавляла радикальная газета. — Какой урок для генералов Мерсье, фрондирующих против правительства!»

В 8 часов вечера я присутствовал в зале Ваграм на банкете националистов «в честь русского генерала Пупкова».

За вход брали 5 франков «с холодным ужином и шампанским». Но многих пропускали и за три франка и за два:

— Он славный патриот!

В зале… какая смесь одежд и лиц!

Какой-то подвыпивший, обшарпанный субъект бил по плечу графа de St.-Julien и говорил:

— На американке женился? Молодчина! Миллион годового дохода? Молодчина! А моя-то, — всего по 40 франков в день приносит!

На что граф, чтобы переменить разговор, отвечал:

— Вы тоже за короля? Франции нужна власть. Не правда ли?

На председательском месте сидел Рошфор с высохшей головой, мерцала глазами madame Gyp, меланхолически катал из хлеба шарики и готовился к спичу Франсуа Коппе, с лицом старого актёра на пенсии.

Рошфор постучал по тарелке и крикнул:

— Concitoyens[21]!

И Франсуа Коппе поднялся.

— На стол! На стол!

Франсуа Коппе извинился перед madame Gyp и взлез на стол.

— Concitoyens! Вы помните, что деликатность не позволила нам пригласить на этот оппозиционный банкет самого генерала Пупкова!

— Долой министерство измены!

— Министерство бесчестия!

— Фашода!

— У-лю-лю!

— Тише! Гражданин Коппе хорошо говорит!

— Он будет маркизом при королевстве.

— Vive l’armee![22]

— Concitoyens! Это не мешает нам, националистам, добрым французам, собравшимся здесь без различия, партий, взглядов…

— Vive le roi![23]

— Vive l’empereur![24]

— Vive la commune![25]

— Vive l’apmee!

— …поднять за здоровье нашего дорогого гостя, гостя Франции, славного русского генерала Пупкова, стакан… не шампанского! О нет! Шампанское пусть пьют министерские…

— Долой кастрюли!

— Долой министерство!

— Стакан кинкина, доброй кинкина!

— Кинкина Дюбуа! Лучшее средство от несварения желудка! Называется националистской! В продаже везде! — рявкнул чей-то громовой голос.

— Ура! — закончил Коппе и замахал руками.

— Ура!

— Vive Dubois!

— Да здравствует кинкина!

— Долой министерство!

И среди этих восторженных криков собрание единодушно вотировало заключение:

— «Собрание добрых граждан, сошедшихся в количестве 5,000 человек»…

— Пишите семь!

— Всего только две! — крикнул кто-то, его отколотили.

— … «7,000 человек, в зале Ваграм, выражая своё недоверие правительству и негодование Вальдеку-Руссо, приветствует, с кинкиной Дюбуа (в продаже везде) в руках, славного и знаменитого генерала Пупкова».

— Ура!

А на утро Рошфор писал под заголовком:

— «Новая измена министерства Дрейфуса.

Министерство бесчестия, министерство измены, министерство Вальдека-Эйфеля и выгнанного всеми социалистскими комитетами изменника Мильерана совершило новый акт предательства, несомненно, продиктованный этим панамистам из Берлина. Оно стремится разрушить наш союз; вот уж пять дней, как знаменитый генерал Пупков нашим гостем, здесь, в Париже, и они не прислали ему ни одного приглашения ни на один из их отвратительных завтраков или обедов, где подают тухлую провизию, отравляют добрых граждан и только разводят в Париже дизентерию, могущую подорвать успех нашей великолепной выставки».

А на следующий день «Figaro» печатал:

«Сегодня наш знаменитый гость генерал Пупков будет присутствовать на рауте у министра X, куда он получил специальное, почётное приглашение. Франция может спать спокойно за таким правительством. Министерство отлично знает, что ему делать. Негодование одного из наших утренних собратьев совершенно неосновательно. Если генерал Пупков и не получил в эти дни ни одного приглашения на великолепные завтраки и обеды, которыми наше правительство изумляет всю Европу, то просто потому, что в эти пять дней не было ни одного правительственного праздника. Министры были заняты день и ночь государственными делами на благо страны».

На рауте у министра X бродило то странное и удивительное общество, которое только и можно встретить, что на парадных раутах у французских министров.

Владелец колоссальнейших в мире свиных боен, в Чикаго, американец, рекомендовавшийся не иначе, как:

— Братья Смисс и К°.

Он бродил, пристально оглядывал встречных и бормотал по своей странной привычке:

— 80 кило… 85 кило… Ого! Сто кило, — никак не меньше!

— Простите за нескромный вопрос, — спросил я, здороваясь с мистером «бр. Смисс и К°», — что это вы постоянно шепчете?

— А вы заметили? — спохватился он. — Прескверная привычка! Никак не могу отвыкнуть! От всего отвык. Трубку курить отвык, табак жевать отвык, на пол плевать отвык, на стены плевать отвык, в потолок плевать отвык, встречных по спине ударять отвык, — а вот от этого отвыкнуть не могу. А ведь я не сегодня-завтра — тесть герцога. Настоящий герцог: отель в Сен-Жермене, замок в Вандее, 3.000,000 франков долгу, и у матери любовник-аббат. Теперь выхлопатывает удостоверение, что его предки действительно участвовали в крестовых походах. Не достанет удостоверения, — не надо… 60 кило, не больше… Не надо, говорю! Покупать кожаный товар, так покупать хороший. Братья Смисс и К° другого не покупают! Кожаный товар должен быть первый сорт: с аттестатами зять!.. Сто десять кило!..

— Да, но что вы бормочете? Что значат эти «сто десять кило»?

— Ведь вот подите же! В лучшем обществе вращаюсь. Всё, что должен делать высокопоставленный американец… 90 кило… проделал. С Миланом в карты играл. 12 картин купил, большие картины, в самой маленькой 2 метра длины… 85 кило… Поль Бурже у нас бывает. Он о моей дочери даже психологический этюд написал. Какую-то новую чёрточку в ней открыл. О, Поль Бурже! Он занимается только избранными натурами. А избранные натуры начинаются с 200,000-франкового годового дохода. Ростан моей дочери два стиха из своей драмы посвятил. Это мы всё можем… 96 кило… А вот от этой привычки отучиться не могу… 75 кило всего на всё… Это я ещё в молодости привык. На бойне сидеть и всякую проходящую мимо свинью на глаз определять: сколько весит. Удивительно наметался… Хотите держать пари, что вот в этом джентльмене не менее 120 кило? Желаете? На 1,000 долларов пари?

Ходил тут с выжидающим лицом сэр Вильям Уилькокс. Сэр Уилькокс присутствовал на знаменитом пожаре в Bazare de Charité, — и это его так заинтересовало, что с тех пор его можно видеть везде: на первых представлениях новых опер, на представлениях укротителей зверей, на скачках, — везде, где можно ждать какого-нибудь несчастья.

Сэр Уилькокс разглядывал пол и говорил:

— Отлично натёрт пол. Очень возможно, что кто-нибудь споткнётся и сломает себе ногу! Или вдруг кто-нибудь крикнет «пожар!» На скользком-то полу!