– Ясно. Мы – всемирное зло. Только скажи мне, Алекс, а кто достоин жить в мире без войн и болезней?

– Все.

– Вот как! Любезный, вы не слишком знакомы с математикой? В нынешнее время Земля страдает перенаселением. Потребление ценных ресурсов растет, а это ведет к разрушению планеты, что в свою очередь приводит к катаклизмам, те – к смертям. Есть страны в зоне тайфунов, или цунами, или наводнений, землетрясений, в конце концов. Это мы отбросили в сторону войны и болезни, правильно? Кто будет решать, какие народы будут жить в относительно спокойной сейсмической обстановке? Почему, скажем, Румыния, Украина, Болгария должны почивать в покое, пока Японию и Китай терзают природные стихии?

– К чему это?

– Справедливости нет, мистер Батлер. В ее идеальном варианте, как возомнили ассасины. Попросту не существует. Почему мы не спасем всех индийских детей от голода? Почему не излечим от СПИДа племена, продолжающие, вопреки высокой смертности, увеличивать популяцию? Вы обвиняете нас во лжи, но есть одна истина: ресурсы Земли действительно ограничены. Что происходит, когда популяция животных начинает увеличиваться? Есть два варианта: открыть на них охоту или стерилизовать. Представьте себе законопроект по стерилизации людей. Возмущение общества гарантировано, митинги, политические партии, раскол на согласных и противников. Это кажется негуманным. Куда более лояльно общество относится к тому, что люди, чьи гены отравлены наркотиками, алкоголем или наследственными болезнями, дают потомство. Часто эти дети умирают, или выживают благодаря медикам и продолжают свое неполноценное существование. Зачем? Какая польза от них обществу? Это балласт.

Алекс цыкнул зубом и, повторяя позу Ротшильда, сложил руки на груди:

– Я знал одного инвалида. Он лишился обеих ног в довольно молодом возрасте. И научил меня большему, чем многие другие. Это был мудрый и честный человек. Его убили ваши люди. Забили насмерть. Впрочем, думаю, слово «люди» тут неуместно.

Созидатель покачал головой:

– Мы говорим о разном. И глубоко в душе ты понимаешь, о чем я. В природе слабое потомство не защищают. Птицы выталкивают больных птенцов из гнезд. Животные оставляют немощных детенышей на съедение хищникам. Но не люди. Своей лживой гуманностью мы загнали себя в ловушку. И если стерилизация, которая могла бы решить эту проблему, не вариант, что нам остается?

– Охота, – напомнил Алекс то, что уже сказал Ротшильд.

– Именно. Война вызывает протест только в той стране, где происходит. Никто всерьез не воспринимает далекую угрозу. Война – привычна с самого зарождения человечества, и потому это самый надежный способ сократить популяцию людей. Война. И болезни.

– Война, Глад, Смерть и Мор. Так вот, что за всадники внесут вас в вожделенный Эдем? Как-то всё у вас смешалось.

Ротшильд поднялся:

– Хочешь увидеть Нику? Идем.

Они вышли из кабинета и двинулись по такому же безликому коридору.

– Тебе известен так называемый «феномен Жанны д'Арк»? – спросил Созидатель по дороге. – Позволь, объясню. Я имел счастье, и это говорю безо всякой иронии, познакомиться с Никой Бажан около трех лет назад. Когда мы впервые заполучили ее еще на материке. К сожалению, в то время безопасность дала брешь, и мы упустили девушку. Тогда меня заинтересовала природа ее сопротивления. Она первая из наших объектов, кто так отчаянно противилась подключению. В основном, люди, познавшие удивительное чувство, что дарит анимус, уже не в состоянии от него отказаться. Ты когда-нибудь слышал о зависимости от видеоигр? Об этом говорят чаще, чем о зависимости от книг, хотя суть остается такой же. Персонаж настолько неудовлетворен своей реальностью, что хочет прожить чужую. На этом желании построена целая индустрия. Поначалу были легенды и мифы, затем – примитивные театральные постановки, наконец, упомянутые уже мною книги, кино, компьютерные игры. Разновидностей подобных зависимостей – масса. Многим людям нравится подглядывать за чужой жизнью, но еще увлекательнее – прожить ее. Одну за другой, всасывая опыт разных, незнакомых прежде людей, эпох, народов. От этого невозможно отказаться. Впечатления – это самый сильный наркотик, ради них люди идут на все. Так вот, вернемся к Нике. Она отказывалась. Поначалу я думал, что дело в ней. Она сильная натура, а Лорин Питерс добавила бунтарского духа своей памятью. Но позже я с удивлением обнаружил, что дело не в ней. Я понял это, когда наблюдал за ее появлением здесь, в Сердце. Ее терзал не внутренний протест, а страх разочаровать своего лидера. Лидера, вселившего веру, что она вернется домой, что одолеет зло в нашем лице, лидера, который всегда ее спасет, что бы ни случилось. Догадываешься, о ком я говорю? Мы называем это феноменом Жанны д'Арк. Девчушка столь глубоко верила, что повела за своей верой тысячи отважных воинов. Пользуясь этим небывалым успехом, мы неоднократно вводили в игру двойников Жанны, заменяя одну другой, когда предшественница погибала. Но всё напрасно. Двойники какое-то время могли удерживать армии, вдохновленные настоящей Жанной, только это влияние слабело без подпитки. Все кончилось тем, что проект пришлось свернуть.

– Вы отправили ее на костер.

– Не настоящую Жанну. Одного из ее двойников – да. Обман должен быть продуман от начала до конца, нельзя бросить его на полдороге. Так поступают дилетанты. Мы же строим историю, и подобная беспечность недопустима.

– Убивать людей, чтобы сохранить иллюзию?

– Рукоплеща фокуснику, который извлекает из шляпы птичку, никто не думает о другой, погибшей в расплюснутой клетке только что у всех на глазах, потому что так велит сюжет представления. Люди умирают за меньшее, мистер Батлер. Иногда просто переходя улицу на зеленый свет светофора. Умереть с целью – разве это не одна из наивысших ценностей братства ассасинов?

Они вошли в капсулу лифта. Дверь закрылась, и спустя несколько секунд открылась. Алекс с удивлением обнаружил, что они переместились, хотя это и не было ощутимо.

Ротшильд широкими шагами направлялся вглубь зала, напоминающего больничный. Вдоль стен на достаточном расстоянии друг от друга находились анимусы, в каждом из которых присутствовал человек. Люди были обнажены, их тела пронизаны трубками для различных нужд и заклеены датчиками. Алекс почувствовал, как его словно сжимает ледяная когтистая лапа. От увиденного становилось жутко. Хотелось выскочить вон. Трудно было поверить, что эти люди еще живы. И копошащиеся рядом работники, изучающие данные на мониторах, только усугубляли картину.

– Подготовьте объект номер пятьдесят четыре, – сказал Ротшильд персоналу и обернулся к Алексу. – Понимаю, для неподготовленного человека – удручающее зрелище.

– Нет. Для человека – удручающее зрелище. Нужно быть чудовищем, чтобы воспринимать это спокойно.

Ротшильд неопредленно пожал плечами.

К тому моменту, как они дошли до анимуса Ники, работники услужливо прикрыли ее полупрозрачным материалом, из которого шьют одноразовые больничные рубашки, и отключили от анимуса. Платформа выехала из-под навеса, и Алекс с ужасом понял, что не узнает ее. То есть общие черты остались, но это был другой человек. Ника сильно похудела, щеки запали, под глазами залегли тени, нос казался длиннее. Ее волосы были коротко острижены. Плечи, локти и запястья стали такими тонкими, что больше напоминали детали шарнирной куклы. Кожа побелела, вены и сосуды отчетливо выделялись под ней.

Боковым зрением Алекс заметил, что Ротшильд подал сигнал, и женщина в униформе персонала ввела Нике препарат через катетер в вену. Спустя несколько секунд веки девушки дрогнули. Она просыпалась, если ее прежнее состояние можно было назвать сном. Она смотрела в потолок, взгляд блуждал, губы то открывались, то закрывались. Нажатием кнопки женщина из персонала приподняла верхнюю часть платформы, заменяющей койку, помогая Нике принять полусидячее положение. Алекс молчал. Когда он представлял встречу, то ожидал увидеть пленницу, изможденную, но вменяемую. Сейчас же Ника больше походила на пациента больницы, только едва ли ее здесь лечат. Скорее, убивают, высасывают всю энергию ее разума, используя в своих целях.