— Кончай это и начинай инъекции. — Дайон чувствовал странную усталость.

— Принимаю выговор. — Леандер Смит нажал кнопку, и пульт управления убрался в стену позади головы пациента. Дайон услышал щелканье переключателей, и почти немедленно появилось ощущение короткого жжения в левой ноге. Потом такое же ощущение появилось в правой ноге, в обеих руках и, наконец, в груди.

Тем временем Леандер Смит стал прикреплять серию желтых капсул к различным частям его тела. Работая, он продолжал говорить:

— Я Мефистофель, Дайон. Некие ублюдочные жиганы послали меня соблазнить тебя. Только, Стоупс ради, не думай, что это шутка. Комната не оборудована подслушивающими устройствами. А если бы и так, мне терять гораздо больше, чем тебе.

Эйфория, всегда сопровождающая первые инъекции, начала оказывать свое действие.

— Что за бредовую чепуху ты несешь? — пьяно спросил Дайон.

— Восстание, — ответил Леандер, — сексуальная анархия. Всеобщее избирательное право для мужчин. Для доминант — материнство и все виды унижений. Ты, я и еще несколько других болезненных психов сами их назначим. Живи сегодня, получай свою первую степень завтра — вот наш девиз. Хочешь присоединиться? Это действительно увлекательная штука.

Дайон лежал на вделанной в стену скамье, обнаженный, с зелеными и желтыми зарядами жизни, прикрепленными повсюду к его телу, и ждал, когда Леандер повернет переключатель на управляющем пульте. Зуд и покалывание начались снова. Дайон почувствовал, что совершенно опьянел.

— Ты что — ввел мне дозу хэппиленда? — спросил он подозрительно.

— Не могу скрыть от тебя правду. Да, дорогой друг моей юности, кроме инъекций жизни, я вкатил тебе еще и дозу наркотика. Так нам обоим будет легче.

— Дурацкий шутник, — пробормотал Дайон. — Я разобью твою самодовольную улыбающуюся харю.

— Попробуй, — ответил Леандер, — все возможно в этом лучшем из возможных кошмаров.

Дайон попытался встать. Комната начала вращаться, и он упал на спину.

— Шут, — пробормотал он слабо, — ублюдок, шут гороховый. Подожди немного, я… подожди, подожди… — Дайон непроизвольно начал хихикать.

Леандер продолжал невозмутимо прикреплять к его телу серию голубых зарядов.

— Послушай, хмельная башка. Я протрезвлю тебя после того, как закончу свою речь. Но пока, позволь моим словам пройти сквозь канализацию между твоими ушами. Ты уже схлопотал три третьих степени — так что, ясное дело, не являешься лучшим из лучших. Долгая жалкая жизнь, а в конце смерть — вот твой жребий. Так умри с пользой, дружище. Присоединяйся к Потерянному Легиону. Мы гарантируем, что ты сможешь прихватить с собой на тот свет несколько доминант.

Дайон икнул:

— Потерянный Легион. Потрясный Потерянный Легион… Что за дурацкая шутка, мой дорогой Иуда?

Леандер был изумлен:

— Это отличный новый каламбур, парень. Но не позволяй ему взорвать твои мысли. Я согласен назвать Потерянный Легион иначе. Скажем, Мужским Меньшинством. Пусть это будет его nom de guerre[20]. Мы — всего лишь группа незаурядных парней, которые полны решимости взорвать большегрудых или взорваться[21] самим. Я ясно выражаюсь?

— Ясно и прозрачно… Свергнуть доминант и возвыситься самим.

— Да, в первом приближении. Хочешь играть с нами?

— Где я должен подписаться?

— Нигде. Мы сами позовем тебя. В свое время. Это один из способов вербовки. — Он вернулся к пульту управления и включил голубые заряды. Дайон почувствовал себя так, словно его конечности, независимо от тела и не в такт друг другу, начали танцевать что-то вроде фанданго. Туловище же только слегка колебалось, как змея, которую бьют судороги.

— Вся штука в том, — продолжал Леандер, — что мы — партизаны. Мы должны быть ими. Нас не достаточно много для того, чтобы поднять настоящее восстание.

— Не партизаны вы, а обыкновенные гориллы[22], — поправил его Дайон бесцветным голосом.

— Нет. Всего лишь человекообразные повстанцы, со всеми заблуждениями и иллюзиями, присущими мужчинам. Где ты живешь, повстанец?

— В тюрьме, именуемой Лондон-Семь.

— И при ком же ты там состоишь в сквайрах?

— Джуно Локк, бесплодная амазонка.

— Кто она?

— Офицер порядка, надзирающая над обезьяньими самками и запуганными лизоблюдами.

— Что за великолепное приобретение! И, ради Стоупс, прекрати говорить иносказаниями. Это не хэппиленд. Нет никакого хэппиленда. Это всего лишь пьяная эйфория.

— Пьяная эйфория, я люблю тебя, — заявил Дайон торжественно.

— Заткнись, болтун, — сказал Леандер, прикрепляя красные заряды, содержащие в себе последнюю серию инъекций жизни. — Этот окончательный залп заставит тебя немного протрезветь.

Он подошел к пульту и включил все красные заряды одновременно.

Дайон застонал, задрожал и упал в обморок. Когда он очнулся, все весело раскрашенные ракушки уже были убраны и Леандер растирал его какой-то бесцветной жидкостью, которая жгла, охлаждала, успокаивала и взбадривала одновременно.

— Ну вот, я и пережил это, — неуверенно сказал Дайон — Может быть. Ты помнишь, что произошло?

Они посмотрели друг на друга. С яростным криком Дайон вскочил со скамьи — руки подняты, кулаки похожи на молот Тора[23] — и почувствовал на лице чужую ладонь.

Леандер мягко сбил его с ног:

— Я забыл тебе сказать: некоторое время не делай резких движений. Запомнил?

— Да, ублюдок.

— И не забывай, ты избран для эскадрона самоубийц. Однажды темной ночью ты услышишь голос. Быстро выпей чего-нибудь крепкого и делай то, что этот голос тебе велит.

— Я ведь могу и донести на тебя.

— Отличная шутка. Ты уже имеешь три третьих степени. Я — ни одной. Моя история будет так же доказательна, как и твоя, за исключением того, что на меня не заведено психодосье. Кому поверят?

— Ублюдок.

— Ты уже говорил это. Теперь давай для приличия прикроем плоть, которая доводит доминантш до секстаза.

Он помог Дайону встать:

— Я думаю, парень, ты оправился достаточно, чтобы идти самостоятельно. Но помни — теперь ты законспирированный повстанец. Ты можешь не услышать зова в продолжение нескольких недель. Если повезет — в течение нескольких лет. Но когда ты его получишь — ты будешь действовать со скоростью пять М[23]. И помни также — время от времени партизаны должны проливать свою кровь.

— Кончай запугивать. Я очень стараюсь поверить, что ты сам веришь тому, что говоришь.

— Старайся сильнее, Дайон. В противном случае ты можешь так и умереть, смеясь. Притом — истерически.

Дайон положил кредитную карточку в свою сумку.

Тридцать пять тысяч минус семьсот пятьдесят. Обладание карточкой давало ему чувство полноценности существования. И безопасности.

Он мог бы улететь в Боготу или Самарканд и затаиться там до тех пор, пока все Леандеры в Лондоне не заработают свои анализы первой степени. Пока луна не перепрыгнет через всех коров, что правят этим миром жвачных животных[24].

Потом он подумал о Джуно. Подумал с неожиданной для него самого, не имеющей разумного объяснения любовью. Она доверила ему все свое состояние. Безмозглая сука.

— Один вопрос.

— Да, мистер Дайон?

— Ты сквайришь у домдока. Какие чувства ты к ней испытываешь?

Леандер засмеялся:

— Ты сквайришь у офицера порядка. Какие чувства ты испытываешь к ней?

— Это не ответ.

— Это был всего лишь вопрос. Послушай, Дайон, каждая доминанта — это всего лишь лицо в толпе, а толпа, черт побери, слишком шумна и многолика. Прояви слабость к одной — и ты проявишь ее ко всем.

Дайон улыбнулся:

— Ну вот, мы уже пали до лозунгов. Обещаю тебе отличное утро. Прощай навеки.