— Сходство не очень большое, — сказала она. — Ваша жена была красавицей.

— Откуда вы знаете, что такое красота? — хрипло спросил он. — Нет, не отвечайте — вы были запрограммированы с чувством прекрасного. — Он горько усмехнулся.

— Возможно, — сказала Марион-А, — вы находите мою внешность неподходящей. Ее можно перемодели-ровать по вашему желанию.

— Нет необходимости. Мне нужно научиться принимать мир таким, каков он есть. И к тому же поменьше жалеть себя. — Он отложил фотографию. — Ну, так что же на завтрак? Яичница с ветчиной. Господи, мир все еще цивилизован.

Он знал, что его голос звучит слишком жизнерадостно, что он только пытается доказать себе, будто готов ко всему, и это ему не очень удается. Но вскоре и это перестало его беспокоить. «Какой смысл, — сказал он себе, — смущаться из-за андроида?»

Пока он ел, Марион-А неподвижно сидела на той же некрашеной табуретке. Он пытался не обращать внимания на ее присутствие, но тем не менее она все-таки находилась рядом. Может быть, она и была всего лишь сложной машиной, но очеловеченный облик создавал иллюзию личности. Он не испытывал бы дискомфорта, если бы ел перед магнитофоном, камерой или электронным компьютером, но перед Марион-А он ощущал неловкость. Она, конечно, представляла собой сочетание всех этих вещей, однако в то же время являлась и чем-то большим.

Ее целостность была важнее того, из каких частей она состояла… Не совсем машина и не совсем человек. «Интересно, — подумал он, — испытывал бы я такие же ощущения, если бы это был обычный робот?»

Немного погодя ему захотелось поговорить с ней.

— Настанет день, — сказал он задумчиво, — когда андроиды смогут есть.

Марион-А улыбнулась:

— Мы уже это можем, сэр, если необходимо. Большинство андроидов, произведенных за последние десять лет, имеют искусственные желудки. Поскольку у людей прием пищи — функция не только необходимая, но и социальная, решено было создать андроидов, способных, если потребуется, занять место за столом… Вы хотите, чтобы я присоединилась к вам, сэр?

Маркхэм отрицательно помотал головой.

— Что вы делаете с ней? — спросил он.

— С чем, сэр?

— С едой.

— Она переходит в маленький пластиковый пакет, который удаляется, когда это удобно.

— Боже мой! — воскликнул он. — Я полагаю, что способность рожать стоит следующей в списке.

— Я так не думаю, сэр. Небиологический материал более доступен, и фабричное воспроизводство более эффективно.

Он рассмеялся:

— У вас очень слабое чувство юмора.

В ответ она улыбнулась:

— Да я совсем не шутила, сэр.

После завтрака Марион-А вывела его на крышу и усадила в брезентовое кресло, стоявшее на солнышке. Он полагал, что Северный Лондонский Санаторий находится на окраине города, но вокруг, насколько позволял глаз, он видел только лес и поля.

— Где мы? — спросил он. — Я думал, что мы где-то неподалеку от города.

— Лондон отсюда милях в пятидесяти, — ответила Марион-А. — Ближайший город — Колчестер.

— Почему же тогда «Северный Лондонский Санаторий»?

— Потому что он расположен в республике Лондон, сэр.

— Да, вы вчера что-то говорили об этом… Я хочу отсюда выбраться. Хочу посмотреть, что произошло с миром… Вы знаете, я даже не представляю, какое сейчас время года! Погода такая великолепная, что я думаю — сейчас весна или ранняя осень.

— Сегодня третий день сентября, сэр.

Маркхэм глубоко вздохнул:

— Лучший месяц в году. Я помню… — Он вдруг запнулся. — К черту это… — Он посмотрел на Марион-А и улыбнулся. — Я хотел бы попросить о небольшом одолжении. Перестаньте называть меня «сэр». А то я чувствую себя директором компании.

— Да, мистер Маркхэм.

— Это еще хуже. Зовите меня просто Джон.

Марион-А заколебалась:

— Персональному андроиду не положено быть столь фамильярным.

— А также не принято вырубать человека изо льда, после того как он пролежал полтора века в ледяной коробке… Я бы хотел, чтоб вы звали меня Джоном.

— Тогда я бы посоветовала ограничиться этим в разговорах наедине. В отношениях человека и андроида существуют строгие правила.

Он зевнул:

— Может быть, не очень нужные правила… Я чувствую себя очень усталым. Черт, я же только что проснулся.

— Вы были условно живым, а после этого повышение утомляемости и слабость — обычные явления. Поэтому вам необходимо несколько дней на восстановление сил.

— Марион?

— Да, сэр?

— Да нет. Не «да, сэр».

Она улыбнулась:

— Да, Джон.

— Удивительно. Я чувствую вашу индивидуальность и ум… Как долго вы будете моим персональным андроидом?

— Пока вам не потребуется другая модель, сэр.

— Хорошо. Тогда я могу заняться вашим образованием. Это должно быть интересно.

— Мне уже задана программа по научным и общественным знаниям.

— Это не то образование, о котором я подумал.

Она промолчала, и Маркхэм сказал раздраженно:

— Если бы вы были человеком, вы бы попросили меня объяснить.

— Вы этого хотите?

— Да.

— Тогда, пожалуйста, дайте мне определение того типа образования, которое вы подразумеваете.

— Вот так лучше. — Он опять зевнул и сонно посмотрел вдаль. — Интеллектуальная независимость и любопытство. Без них вы просто коробка с электронными трюками. А с ними вы можете стать существом, обладающим самосознанием.

— Самосознание, — сказала Марион-А, — это* метафизическая абстракция, которую я могу понять, но не оценить.

— Самосознание, — ответил он, — это дар Божий, что тоже метафизическая абстракция, но тем не менее ценная. Бог дал его человеку. Вопрос в том, может ли человек передать его машине?

Марион-А положила подушку ему под голову, а ноги укрыла легким покрывалом:

— Я думаю, что ответ на этот вопрос могут дать только человеческие существа.

Маркхэм посмотрел на нее и усмехнулся:

— Пока андроиды сами не начнут себе задавать его… Вы — готовая Галатея, а я — устаревший Пигмалион. Интересно, к чему это приведет?

— Боюсь, что мне незнакомы термины, которые вы употребляете.

Он засмеялся:

— Пигмалиону тоже. — Тут глаза его закрылись, и он крепко заснул.

Сон и еда, разговоры и прогулки — таков был его образ жизни несколько следующих дней. Его усталость была больше, чем просто усталость физическая, ее усиливала летаргия духа. Но постепенно жизненные силы возвращались, и на пятый день он кипел от нетерпения, желая вырваться из санатория на свободу и исследовать мир двадцать второго столетия.

На пятый день произошли и еще некоторые изменения. Во время медицинского обследования он познакомился с двумя андроидами-врачами, которые несколько отличались от других андроидов, включая и Марион-А. Позже он узнал, что они были психиатрами, и решил, что их беседы с ним, имевшие очень личностный характер, были частью психиатрического обследования.

Вечером того же пятого дня он впервые вступил в контакт с внешним миром. Правда, контакт был односторонним, поскольку у него брал интервью андроид со стереовидения, однако Маркхэм получил некоторое представление о мире, встречи с которым ожидал.

Интервью проводилось в его квартире вскоре после позднего и плотного обеда.

Андроид был высоким, с очень подвижными чертами лица. Когда он улыбался, это было похоже на настоящую улыбку; вообще его лицо способно было принимать множество весьма правдоподобных выражений, что, несомненно, тоже было запрограммировано для удовольствия телевизионной аудитории.

Стереокамера представляла собой капсулу в форме яйца с гроздью крошечных линз на широком конце. Она была установлена на треножнике и направлена на Маркхэма, сидящего на кушетке. Насколько он понимал, камера имела дистанционное управление и контролировалась андроидом, на запястье у которого было пристегнуто устройство, похожее на часы.

Марион-А оставалась вне камеры; Маркхэм с удивлением заметил, что нет-нет да посматривает на нее, ища поддержки. Он стал во многом зависеть от нее за последние несколько дней, и эта зависимость оказалась сильнее, чем он предполагал.