Темно. Ни звездочки на черном неба своде.
Под проливным дождем на длинном переходе
Промокнув до костей, до сердца, до души,
Пришли на место мы – и мигом шалаши
Восстали, выросли. Ну слава богу: дома!
И – роскошь! – вносится в отрадный мой шалаш
Сухая, свежая, упругая солома.
«А чайник что?» – «Кипит». О чай – спаситель наш!
Он тут. Идет денщик – служитель ратных станов,
И слаще музыки приветный звон стаканов
Вдали уж слышится; и чайная струя
Спешит стаканов ряд наполнить по края.
Садишься и берешь – и с сладострастной дрожью
Пьешь нектар, радость пьешь, глотаешь милость божью.
Нет, житель городской: как хочешь, величай
Напиток жалкий свой, а только он – не чай!
Нет, люди мирные,- когда вы не живали
Бивачной жизнию – вы чаю не пивали.
Глядишь: все движется, волнуется, кипит;
Огни разведены – и что за чудный вид!
Такого и во сне вы, верно, не видали:
На грунте сумрачном необозримой дали
Фигуры воинов, как тени, то черны,
То алым пламенем красно освещены,
Картинно видятся в различных положеньях,
Кругами, группами, в раскидистых движеньях,
Облиты заревом, под искрами огней,
Со всею прелестью голов их поседелых,
Мохнатых их усов, нависших их бровей,
И глаз сверкающих, и лиц перегорелых.
Забавник-шут острит – и красное словцо
И добрый, звонкий смех готовы налицо.
Кругом и крик, и шум, и общий слитный говор.
Пред нами вновь денщик: теперь уж он как повар
Явился; ужин наш готов уже совсем.
Спасибо, мой Ватель! Спасибо, мой Карем!
Прекрасно! И, делим живой артелью братской,
Как вкусен без приправ простой кусок солдатский!
Поели – на лоб крест – и на солому бух!
И уж герой храпит во весь геройский дух.
О, богатырский сон! Едва ль он перервется,
Хоть гром из тучи грянь, обрушься неба твердь.
Великолепный сон! Он глубже, мне сдается,
Чем тот, которому дано названье: смерть.
Там спишь, а душу все подталкивает совесть,
А над ухом ее нашептывает повесть
Минувших дней твоих; а тут… но барабан
Вдруг грянул – и восстал, воспрянул ратный стан.
