1818 ГРЕЧЕСКАЯ ПЕСНЬ Века шагают к славной цели - Я вижу их,- они идут! Уставы власти устарели: Проснулись, смотрят и встают Доселе спавшие народы. О, радость! грянул час, веселый час свободы! Друзья! нас ждут сыны Эллады! Кто даст нам крылья? полетим! Сокройтесь горы, реки, грады - Они нас ждут – скорее к ним! Услышь, судьба, мои молитвы – Пошли и мне, пошли минуту первой битвы! И пусть я первою стрелою Сражен, всю кровь свою пролью,- Счастлив, кто с жизнью молодою Простился в пламенном бою, Кто убежал от уз и скуки И славу мог купить за миг короткой муки. Ничто, ничто не утопает В реке катящихся веков - Душа героев вылетает Из позабытых их гробов, И наполняет бардов струны, И на тиранов шлет народные перуны. 1821 К АХАТЕСУ Ахатес, Ахатес! ты слышишь ли глас, Зовущий на битву, на подвиги нас? Мой пламенный юноша, вспрянь! О друг,- полетим на священную брань! Кипит в наших жилах веселая кровь, К бессмертью, к свободе пылает любовь, Мы смелы, мы молоды: нам Лететь к Марафонским, святым знаменам! Нет! нет! – не останусь в убийственном сне, В бесчестной, глухой, гробовой тишине; Так! ждет меня сладостный бой - И если паду я, паду как герой. И в вольность и в славу, как я, ты влюблен, Навеки со мною душой сопряжен! Мы вместе помчимся туда, Туда, где восходит свободы звезда! Огонь запылал в возвышенных сердцах; Эллада бросает оковы во прах! Ахатес! нас предки зовут,- О, скоро ль начнем мы божественный труд! Мы презрим и негу, и роскошь, и лень. Настанет для нас тот торжественный день, Когда за отчизну наш меч Впервые возблещет средь радостных сеч! Тогда, как раздастся громов перекат, Свинец зашипит, загорится булат, В тот сумрачный, пламенный пир, «Что любим свободу», поверит нам мир! 1821 ТЕНЬ РЫЛЕЕВА В ужасных тех стенах, где Иоанн, В младенчестве лишенный багряницы, Во мраке заточенья был заклан Булатом ослепленного убийцы - Во тьме, на узничном одре, лежал Певец, поклонник пламенный свободы. Отторжен, отлучен от всей природы, Он в вольных думах счастия искал. Но не придут обратно дни былые: Прошла пора надежд и снов, И вы, мечты, вы, призраки златые - Не позлатить железных вам оков! Тогда (то не был сон) во мрак темницы Небесное видение сошло - Раздался звук торжественной цевницы – Испуганный певец подъял чело; На облаках несомый, Явился образ, узнику знакомый. «Несу товарищу привет Из той страны, где нет тиранов, Где вечен мир, где вечный свет, Где нет ни бури, ни туманов. Блажен и славен мой удел. Свободу русскому народу Могучим гласом я воспел, Воспел и умер за свободу! Счастливец, я запечатлел Любовь к земле родимой кровью - И ты, я знаю, пламенел К отчизне чистою любовью. Грядущее твоим очам Разоблачу я в утешенье - Поверь, не жертвовал ты снам: Надеждам будет исполненье!» Он рек – и бестелесною рукой Раздвинул стены, растворил затворы – Воздвиг певец восторженные взоры - И видит: на Руси святой Свобода, счастье и покой. 1827
‹И3 ПОЭМЫ «ДАВИД»› Суров и горек черствый хлеб изгнанья; Наводит скорбь чужой страны река, Душа рыдает от ее журчанья, И брег уныл, и влага не сладка: В изгнаннике безмолвном и печальном Туземцу непостижная тоска; Он там оставил сердце в крае дальном, Там для него все живо, все цветет; А здесь… не все ли в крове погребальном, Не все ли вянет здесь, пе все ли мрет? Суров и горек черствый хлеб изгнанья; Изгнанник иго тяжкое несет. ‹1829› КЛЕН Скажи, кудрявый сын лесов священных, Исполненный могучей красоты, Средь камней, соков жизненных лишенных, Какой судьбою вырос ты? Ты развился перед моей тюрьмою - Сколь многое напоминаешь мне! Здесь не с кем мне – поговорю с тобою О милой сердцу стороне; О времени, когда, подобно птице, Жилице вольной средь твоих ветвей, Я песнь свободную певал деннице И блеску западных лучей; Тогда с брегов смиренной Авиноры, В лесах моей Эстонии родной, Впервые жадно вдаль простер я взоры, Мятежной мучимый тоской. Твои всходящие до неба братья Видали, как завешанную тьмой Страну я звал, манил в свои объятья,- И покачали головой! А ныне ты свидетель совершенья Того, что прорицалось ими мне. Не ты ль последний в мраке заточенья Мой друг в угрюмой сей стране? |
