‹1832› ЛИСА Зимой, ранехонько, близ жила, Лиса у проруби пила в большой мороз. Меж тем оплошность ли, судьба ль (не в этом сила), Но – кончик хвостика Лисица замочила, И ко льду он примерз. Беда невелика, легко б ее поправить! Рвануться только посильней И волосков хотя десятка два оставить, Но до людей Домой убраться поскорей. Да как испортить хвост? А хвост такой пушистый. Раскидистый и золотистый! Нет, лучше подождать – ведь спит еще народ; А между тем авось и оттепель придет, Так хвост от проруби оттает. Вот ждет-пождет, а хвост лишь боле примерзает. Глядит – и день светает, Народ шевелится, и слышны голоса. Тут бедная моя Лиса Туда-сюда метаться; Но уж от проруби не может оторваться. По счастью, Волк бежит. «Друг милый! кум! отец! – Кричит Лиса.- Спаси! Пришел совсем конец!» Вот кум остановился - И в спасенье Лисы вступился. Прием его был очень прост: Он начисто отгрыз ей хвост. Тут без хвоста домой моя пустилась дура. Уж рада, что на ней цела осталась шкура. Мне кажется, что смысл не темен басни сей: Щепотки волосков Лиса не пожалей - Остался б хвост у ней. ‹1832› ВОЛКИ И ОВЦЫ Овечкам от Волков совсем житья не стало, И до того, что наконец Правительство зверей благие меры взяло Вступиться в спасенье Овец,- И учрежден Совет на сей конец. Большая часть в нем, правда, были Волки; Но не о всех Волках ведь злые толки. Видали и таких Волков, и многократ,- Примеры эти не забыты,- Которые ходили близко стад Смирнехонько – когда бывали сыты. Так почему ж Волкам в Совете и не быть? Хоть надобно Овец оборонить, Но и Волков не вовсе ж притеснить. Вот заседание в глухом лесу открыли; Судили, думали, рядили И наконец придумали закон. Вот вам от слова в слово он: «Как скоро Волк у стада забуянит И обижать он Овцу станет, То Волка тут властна Овца, Не разбираючи лица, Схватить за шиворот и в суд тотчас представить, В соседний лес иль в бор». В законе нечего прибавить, ни убавить. Да только я видал: до этих пор,- Хоть говорят, Волкам и не спускают,- Что будь Овца ответчик иль истец, А только Волки все-таки Овец В леса таскают. ‹1832› ДВА МАЛЬЧИКА «Сенюша, знаешь ли, покамест, как баранов, Опять нас не погнали в класс, Пойдем-ка да нарвем в саду себе каштанов!» «Нет, Федя, те каштаны не про нас! Хоть, кажется, они и недалеко, Ты знаешь ведь, как дерево высоко;' Тебе, ни мне туда не влезть, И нам каштанов тех не есть!» «И, милой, да на что ж догадка! Где силой взять нельзя, там надобна ухватка. Я все придумал: погоди! На ближний сук меня лишь подсади. А там мы сами умудримся - И досыта каштанов наедимся». Вот к дереву друзья со всех несутся ног, Тут Сеня помогать товарищу принялся, Пыхтел, весь потом обливался И Феде наконец вскарабкаться помог. Взобрался Федя на приволье: Как мышке в закроме, вверху ему раздолье! Каштанов там не только всех не съесть,- Не перечесть! Найдется чем и поживиться, И с другом поделиться. Что ж! Сене от того прибыток вышел мал; Он, бедный, на низу облизывал лишь губки; Федюша сам вверху каштаны убирал, А другу с дерева бросал одни скорлупки. Видал Федюш на свете я, Которым их друзья Вскарабкаться наверх усердно помогали, А после уж от них – скорлупки не видали! ‹1833›
КУКУШКА И ПЕТУХ «Как, милый Петушок, поешь ты громко, важно» «А ты, Кукушечка, мой свет, Как тянешь плавно и протяжно: Во всем лесу у нас такой певицы нет!» «Тебя, мой куманек, век слушать я готова». «А ты, красавица, божусь, Лишь только замолчишь, то жду я, не дождусь, Чтоб начала ты снова… Отколь такой берется голосок? И чист, и нежен, и высок!… Да вы уж родом так: собою невелички* А песни, что твой соловей!» «Спасибо, кум; зато, по совести моей, Поешь ты лучше райской птички, На всех ссылаюсь в этом я». Тут Воробей, случась, примолвил им: «Друзья! Хоть вы охрипните, хваля друг дружбу,- Все ваша музыка плоха!…» За что же, не боясь греха, Кукушка хвалит Петуха? За то, что хвалит он Кукушку. ‹1834› ВЕЛЬМОЖА Какой-то в древности Вельможа С богато убранного ложа Отправился в страну, где царствует Плутон. Сказать простее,- умер он; И так, как встарь велось, в аду на суд явился. Тотчас допрос ему: «Чем был ты? где родился?» «Родился в Персии, а чином был сатрап; Но так как, живучи, я был здоровьем слаб, То сам я областью не правил, А все дела секретарю оставил». «Что ж делал ты?» – «Пил, ел и спал Да все подписывал, что он ни подавал». «Скорей же в рай его!» – «Как! где же справедливость? Меркурий тут вскричал, забывши всю учтивость. «Эх, братец! – отвечал Эак,- Не знаешь дела ты никак. Не видишь разве ты? Покойник – был дурак! Что, если бы с такою властью Взялся он за дела, к несчастью,- Ведь погубил бы целый край!… И ты б там слез не обобрался! Затем-то и попал он в рай, Что за дела не принимался». Вчера я был в суде и видел там судью? Ну, так и кажется, что быть ему в раю! |
