– Еще сильнее.

– Понадобится ли что-нибудь еще вам или вашему супругу? Слуги в вашем распоряжении. Миссис Уэстлейк говорила, что вы желаете произвести в Роузмонте некоторые перемены?

– Ничего такого, из-за чего вам стоило бы тревожиться, миссис Лэнг, – поспешно сказала Луиза. Боже правый! Луиза боялась собственной экономки. И Чарлзу тоже было несколько не по себе. Когда слуги удалились, Чарлз почувствовал, что его напряжение немного спало. Как странно, он больше трепетал при мысли, что его разоблачат как мошенника именно слуги Роузмонта. Классовые различия настолько укоренились в британском обществе, что подозрение может вызвать неправильно произнесенная гласная. Он упорно работал над тем, чтобы преодолеть акцент и свою былую принадлежность к рабочему классу. Но сидящий в Чарлзе испуганный мальчик никогда не покинет его бесследно.

Он сел, отметив, что сегодня Луиза прибегла к румянам. Он тоже провел ночь неважно. Чарлзу казалось, что он слышит каждый вздох и шорох ее простыней – через три двери! Трогала ли она себя в отчаянном неудовлетворении, как он? Такими темпами он ослепнет на оба глаза еще до конца месяца.

Но уезжать Чарлз не собирался. Не ранее, чем Луиза возьмет верх над домашними, даже если это будет означать, что его рука обрастет шерстью. Разумеется, Чарлз не верил в эту чушь. Будь подобные россказни правдой, мальчики из Харроу были бы похожи на обезьян.

Он взял с блюда пару колбасок. Еды опять было гораздо больше, чем под силу съесть двоим. Луиза решила, что ей будет достаточно намазанного маслом треугольника поджаренного хлеба, и пренебрегла и мясом, и яйцами.

– Так вы зачахнете, – заметил Чарлз, передавая ей граненого стекла вазочку с клубничным джемом.

– Сомневаюсь. Замечали ли вы когда-нибудь, сколько едят люди вроде нас?

– Снова люди «вроде нас».

– Вы знаете, что я хочу сказать. Вся эта еда подходит не всем.

– Разве вы не говорили, что ваша тетя придерживалась некоторого режима, чтобы похудеть?

– Тетя просто фанатичка в том, что касается фигуры. Некоторое время она ела только то, что зеленого цвета.

– Полагаю, именно это и свело ее в постель. Слишком ослабела на подобной пище. – Чарлз отправил в рот огромный кусок колбасы. – Вы же знаете, армия не может воевать без мяса.

– Я не против хорошего куска мяса, только не на завтрак.

– Право же, вы должны попробовать одну из этих колбасок. Они очень удались. Там какая-то пряность – не пойму, что именно.

– Кухарка готовит собственные приправы. Я наблюдала за ней. Никогда не следует подсматривать за тем, как готовят колбасы.

Чарлз рассмеялся:

– Значит, вы умеете управляться на кухне?

– Я бы этого не сказала. Готовить не умею, хотя, наверное, смогла бы вскипятить воду или раскатать тесто для бисквита. Действительно, в детстве я много времени проводила на кухне. Но, став постарше, переместилась в оранжерею. Надо показать вам ее, прежде чем мы отправимся кататься. Гриффит говорит, что самолично занимался моими растениями, с помощью главного садовника. – Луиза взглянула на керамический вазон, который ей преподнесли в качестве свадебного подарка и который все еще стоял на подоконнике. – Мы можем отнести его вниз. Наверняка что-то нужно пересадить.

– У вас легкая рука?

– Да, – с веселой улыбкой ответила Луиза, перебирая в воздухе пальцами. – Ухаживать за растениями – это единственное «дамское» искусство, которым я владею. Не просите меня петь, или рисовать, или играть на фортепиано. О шитье я вообще не говорю.

Для него она была достаточно женственной. Чарлз протянул руку к очередной колбаске.

– Не забывайте, что я слышал, как вы пели. Совсем неплохо.

– В ванной отличная слышимость. Эти кафельные плитки! Кроме того, почти невозможно сфальшивить, когда поешь рождественский гимн.

Они не спешили покончить с завтраком. Луиза уступила соблазну отведать фруктов и съела небольшую мисочку овсянки. Чарлз успешно расправился с яйцами и грибами, а колбаски съел все, до последней. Наверное, слегка переусердствовал, но вскоре он разомнется как следует. До приезда в Роузмонт он довольно долго сидел на скудном рационе, отчасти из экономии, но главным образом вследствие банального отсутствия аппетита. Средоточием его интересов были бутылка джина и последующее забвение, которого он так алкал. Когда он вспоминал о том, что надо бы поесть, дело ограничивалось консервами и жидким чаем, которые он грел на спиртовке в комнате пансиона миссис Джарвис. Он не мог позволить себе оплачивать ее обеды. С другой стороны, идущие с кухни запахи начисто отбивали всякое желание есть.

Когда закончится его служба в Роузмонте, у него будет достаточно денег, чтобы снять приличное жилье. Кажется, теперь он и думать забыл о самоубийстве. Значит, можно принять предложение Джорджа Александера. У него появится достойная работа! Чарлз сомневался в своей квалификации, однако был настроен работать очень усердно и заполнять свои дни полезным трудом.

Что будет делать Луиза, когда истечет этот месяц? Вернется ли назад в Париж, Берлин или Вену? Или, не моргнув глазом, нацепив перемазанный в земле фартук, воцарится в оранжерее, заставляя – из чистого упрямства – цвести пышным цветом какую-нибудь несчастную луковицу? У растения не останется выбора, кроме как подчиниться ее желанию, к собственной же выгоде.

Как подчинился ей он сам. Луиза, словно сама мать-природа, выдернула его из мрачного забвения и поставила на ноги, вооружившись парой благоразумных слов и ароматом фиалок.

Чарлз с неохотой встал из-за стола. Сегодня Луиза в его присутствии была спокойна и весела – они болтали как добрые друзья. Можно сказать, как муж и жена. Но этому не бывать, несмотря на его безрассудное брачное предложение.

– Покажите мне ваши джунгли. – Чарлз взял с подоконника цветочный горшок и надел его на согнутую в локте руку. Взглянув внимательней, он увидел, что вазон был вовсе не расписан, а покрыт мозаикой из крошечных кусочков изразца. Рисунок, в котором прослеживались арабские мотивы, был очень красив – сияющий ярко-голубой контрастировал со снежно-белым. В прошлом веке мода на Восток кружила головы всем. Это Чарлз почерпнул из своего учебника по истории.

Проследовав за Луизой в роскошный зимний сад, он понял, почему слуги выбрали этот вазон. Примыкающая к дому стена была выложена квадратами голубой и белой плитки с редкими вкраплениями зеленого. Птицы, листья и цветы соединялись в причудливом повторяющемся орнаменте, поражая точностью мельчайших деталей. В полу был устроен неглубокий водоем, мерцающий солнечными бликами и отражающий рисунок на стене. На кирпичном полу на равных расстояниях друг от друга были расставлены небольшие, пышущие теплом жаровни. Вдоль стен располагались три длинных стола, заставленных буйной растительностью. Арки окон были украшены ажурными решетками из белого чугуна. Стеклянный потолок возносил свои своды навстречу небу. В помещении было так жарко, что впору было сбросить одежду и нырнуть в бассейн.

– О, фонтан выключен, – заметила Луиза. – Очень успокаивает, когда работаешь тут, а он журчит.

Тихо присвистнув, Чарлз поставил тяжелый вазон на стол.

– Это просто поразительно. Чувствуешь себя почти как в церкви.

– Собор Святой Орхидеи? Это мои любимые цветы. Орхидеи ужасно трудно выращивать, и не сосчитать, сколько их у меня погибло. Но, кажется, Гриффит потрудился на славу. По правде говоря, оранжерея – это единственное, чего мне не хватало, когда я была вдали от Роузмонта. – Пальцем в перчатке Луиза погладила бледный лепесток незнакомого Чарлзу растения. – Думаю, мне стоит срезать кое-какие цветы для алтаря. Розы отлично перенесут путешествие, я дополню их зеленью, сушеными травами и украшу лентами.

С особой полки, где все размещалось в идеальном порядке, Луиза взяла садовые ножницы и корзинку и направилась к южному окну, вдоль которого были расставлены в ряд большие горшки с розовыми кустами. Чарлз наблюдал, как она срезает тугие бутоны и осторожно устраивает на плетеной лозе корзинки. Яркий солнечный свет обрисовывал фигурку Луизы. Жаль, на ней не было сейчас лосин для верховой езды. Но какой был бы скандал, явись она в них в церковь!