Последовали учтивые хлопки. Каждый из слуг внес свою лепту из собственного, с таким трудом заработанного жалованья. Несомненно, Гриффит пожертвовал больше всех. Луиза не сомневалась, что тетю Грейс нельзя назвать щедрой хозяйкой. Она решила, что как-нибудь исправит положение при первой же возможности.

– Гриффит, вам не нужно провожать нас наверх. Я знаю дорогу. Идемте, дорогой Максимилиан!

– Да, Луиза, дорогая!

Луиза оглянулась через плечо. Выражение лица капитана Купера было обманчиво смиренным. Так не пойдет. Максимилиан был человеком сильным и властным, который привык, чтобы ему подчинялись. За исключением тех случаев, разумеется, когда он делал уступку ее исключительно чувствительной и ранимой натуре.

– Прекратите, – прошипела она.

– Что прекратить?

– Хватит делать вид, что вы такой… тряпка, а не мужчина.

– Что за выражение!

– Вы понимаете, что я имею в виду.

– Да, дорогая.

О, это будет нелегко. Луиза уже в сотый раз проклинала себя. Угораздило же ее выдумать этого невозможно очаровательного, невозможно безупречного Максимилиана Норвича! Разве живой мужчина может с ним сравниться? Тем более Чарлз Купер, который, похоже, решил свести ее с ума.

Луиза с сожалением прошла мимо дверей своей старой спальни и пошла дальше, повернула за угол, еще раз за угол, пока не оказалась в конце коридора. Двойные двери анфилады родительских покоев были открыты настежь. Охапки цветов украшали каминную полку в гостиной. В камине весело горел огонь, согревая комнату. Серо-кремовые обои были новыми. Мебель была заново обита скучной серой жаккардовой тканью, цветом напоминающей воду зимой. Не очень весело! В отделке комнаты явно чувствовалась суровая рука тети Грейс. Подойдя к одному из многочисленных окон, Луиза поставила на подоконник новый цветочный горшок.

– Мне никогда не надоедает смотреть на волны.

– Впечатляет.

Капитан встал у нее за спиной, и это единственное слово, что он произнес, пощекотало ее затылок.

– Не правда ли? Комнаты расположены так, что море видно из каждого окна, даже из окна ванной.

– Надеюсь, чайки не станут рассказывать всем желающим, как я выгляжу, когда моюсь.

В мозгу Луизы молнией пронеслось видение – Чарлз нежится в ванне, его грудь блестит серебряной влагой водяных струй, голова запрокинута, глаза закрыты, – и она встряхнула головой, прогоняя видение прочь. Она не собирается любоваться его обнаженной смуглой кожей, как бы ее ни одолевало любопытство, если обстоятельства не заставят.

– Если хотите, можете закрывать ставни, и ничто не нарушит вашего уединения.

– Думаю, не стоит. Слишком красивый вид.

Луиза кивнула:

– По крайней мере, тут мы с вами согласны. Но вы не должны соглашаться со мной абсолютно во всем. Довольно этой чепухи – «да, дорогая». Я не стану уважать человека, у которого нет своего мнения, да и моя тетя тоже. Она и без того полагает, что я слишком своевольна и что мне необходима сильная мужская рука. Но это глупость. У нас с Максимилианом равноправные отношения.

– В самом деле? Вряд ли такое возможно, учитывая, что мы с вами – двое избалованных детей, единственных у своих родителей. В конце концов, я вырос во дворце.

– Во французском замке, и я вовсе не избалована.

– Будет вам! Вы росли среди всего этого великолепия. А мне придется разбрасывать хлебные крошки, как Гансу и Гретель, чтобы найти сюда обратную дорогу.

– Могу нарисовать для вас карту.

– Возможно, мне придется воспользоваться вашим предложением. Вся моя семья обитала в домике размером с половину этой комнаты.

Действительно, гостиная была просто огромной. А спальня еще просторнее. Луиза решила, что следует поскорее осмотреть свои новые владения. Дверь в спальню была почти незаметна на фоне серых деревянных панелей. Право же, будь она замужем по-настоящему, она бы чувствовала себя так, будто находится на боевом корабле. Если ей придется здесь задержаться, нужно все переделать. О чем только думала тетя Грейс?

Это Луизе было хорошо известно. Кроме цветов – а их, скорее всего, принесли слуги, – ничто в этой гостиной не говорило ей «добро пожаловать домой».

По крайней мере, спальня была такой, как оставили ее родители. Мебель и обивка выцвели под лучами утреннего солнца, которые заглядывали сюда в течение многих лет. У Луизы сохранилось весьма смутное воспоминание о том, как она сидела на обитом тусклым ситцем диване возле окна и мама обнимала ее. Хотя, наверное, это было скорее ее тоскующее воображение, нежели настоящее воспоминание. Луиза быстро прошлась по гардеробной матери. Пустые шкафы стояли нараспашку. Она распахнула дверь в ванную. Черные и белые плитки пола сверкали, но ей почему-то не хотелось мыться с дороги.

– Господи, помилуй! Ванная размером с бассейн.

– Не обращайте внимания. Нам нужно найти вашу кушетку, капи… Максимилиан.

Оказывается, это ужасно непросто – называть его правильно. Луизе следовало поупражняться в этом еще в поезде.

Другая дверь вела в гардеробную отца. «Гардеробная» – не совсем подходящее слово. На самом деле это была маленькая спальня, в которой стояла односпальная кровать, возле нее – удобное кожаное клубное кресло. Был также камин. Спальня имела собственный выход в коридор, так что капитану не придется ходить через ванную, ее гардеробную и спальню, и Луиза не рискует тем, что он застанет ее неодетой. На прикроватном столике лежала стопка книг. Читал ли ее отец эти книги? Луиза так мало знала о привычках собственных родителей.

Капитан Купер сел на спружинивший матрас.

– Жестко. Но это лучше, чем спать в яме. И вы будете довольно далеко, так что мои ночные хождения вас не потревожат.

Ах да. Его ночные кошмары. Она должна позвонить доктору Фентрессу.

– Я рада, что вам все подходит. По правде говоря, меня не было здесь долгие годы, поэтому я забыла, какая тут обстановка. Двери всегда были закрыты на ключ.

– Сколько вам было лет, когда вы лишились родителей?

– Четыре. – Разумеется, она получила драгоценности матери, но больше ничего. Тетя Грейс постаралась, чтобы в комнатах не осталось ничего, что бы напоминало ей о родителях. Может быть, что-то из их вещей уцелело на чердаке? Как мило было бы представить себе маму в одном из ее платьев от Уорта!

– Всего четыре. Как мало. Моя мать умерла, когда мне было пятнадцать.

– Значит, ваш отец до сих пор жив?

– Нет.

Капитан Купер не стал уточнять, и Луиза оставила грустную тему. Оба они сироты, и Максимилиан Норвич – тоже. Нетрудно убить вымышленное лицо, которое стало вдруг мешать. Трудно жить с настоящей потерей.

– Наши чемоданы должны поднять сюда с минуты на минуту. Не желаете ли воспользоваться… – Настоящая жена не стала бы смущаться, предлагая мужу вымыться или воспользоваться уборной. Но она же не настоящая жена.

– Сначала дамы. Я подожду здесь. – Он втиснул свое длинное тело в отцовское кресло и закрыл глаза.

Боже всемогущий. Луиза надеялась, что капитан Купер ничего не услышал, когда она облегчалась. Чтобы было наверняка, она открыла краны и стала напевать. Рановато для рождественских гимнов, но она никогда не признавала правил рождественского поста, не станет этого делать и сейчас. По ее мнению, эти унылые песнопения давно пора оставить в прошлом.

После нескольких куплетов «Доброго короля Венцеслава» она вымыла лицо и руки и внимательно осмотрела зубы на предмет остатков ланча, съеденного в поезде. Тянуть больше нельзя. Пора идти к тете Грейс.

Но когда Луиза вернулась в гардеробную отца, она обнаружила своего «мужа» крепко спящим в кресле. Он даже тихонько похрапывал. У Луизы не хватило духу его будить – последние дни и для нее самой выдались очень утомительными. Она на цыпочках вышла из комнаты, решив принести тете извинения. Несколько часов промедления – какая разница? Капитан Купер будет в распоряжении Луизы целый месяц. Ей хватит времени, чтобы настрадаться под тяжелым взглядом тети Грейс, сущей горгоны.