С опущенными глазами и непроницаемым лицом за ним следовала Белл.

Виктории стало обидно за подругу, у которой такая унылая жизнь. Но когда она окажется рядом с Раулем, она привлечет его внимание к тому, что его сестры несчастны, и они привезут их в Морикадию. И даже если он больше не хочет ее — при этой мысли у нее перехватило дыхание от боли, — она расскажет ему об отчаянии Белл, и он спасет своих сестер. Тогда хоть что-то хорошее произойдет в результате дурацкого бегства Виктории из Морикадии.

Когда объявили о выходе королевы Виктории, зал замер. Толпа склонилась в глубоком поклоне, и появившаяся на возвышении королева остановилась в его центре, ожидая дебютанток. Она была миниатюрной женщиной, но по ее манере держаться и уверенности в себе было сразу видно, что это не кто иной, как королева Англии. Когда Виктория стояла перед своей монархиней, ей показалось, что взгляд королевы задержался на ней, и она раскраснелась от благоговейного удовольствия.

— Вот и дебютантки пошли, — прошептала миссис Джонсон.

Мод и Эффи шли где-то в середине процессии, и каждая из них демонстрировала миру сдержанность манер и красоту, как и положено молодой англичанке, ищущей себе мужа.

Виктория почувствовала, что готова расплакаться. Она гордилась тем, что готовила их к этому важному событию.

После того как девушки присели в реверансе перед королевой, они заняли свои места в сторонке и стали наблюдать за церемонией представления. Потом, с облегчением вздохнув, юные леди стали ждать, когда их распустят. Но у королевы Виктории были другие намерения. Своим звучным голосом, неожиданно сильным для такой внешне хрупкой, женственной особы, она объявила:

— Сегодня я имею честь приветствовать нового монарха одного из самых древних европейских королевских семейств…

Как ни глупо, Виктория не поняла, что происходит.

— …из страны, которая совсем недавно освободилась от продолжительного угнетения.

Улыбающиеся мистер и миссис Джонсон немного расступились, чтобы Виктория могла лучше видеть.

— …мы гордимся тем, что являемся первой страной, которая приветствует у себя только что коронованного морикадийского короля Сейбера!

И тут он вошел в дверь. Рауль.

Боже милосердный! Рауль Лоренс… король Сейбер…

У Виктории бешено забилось сердце. У нее задрожал подбородок, затряслись руки.

Она услышала, как дружно охнули дебютантки и как одна из них громко прошептала:

— Силы небесные!

По правде говоря, Виктория не винила девушку за такое нарушение протокола.

Рауль был по-королевски великолепен, он был благороден и строг, однако при всем при этом вид у него был весьма озорной. И соблазнительный.

Словно в тумане Виктория с одобрением наблюдала, как с королевским достоинством он идет по ковру.

У нее подгибались колени, она боялась упасть.

Ведь он ее вот-вот увидит!

Но нет. Ей надо сделать шаг назад. Надо спрятаться за спины. А если она не спрячется, то он увидит ее и подумает… подумает, что она умышленно устроила эту встречу, хотя, по правде говоря, она даже не знала, что он находится в Англии, тем более в Лондоне, тем более здесь.

Почему в газетах не было сообщения о его визите?

Виктория попыталась укрыться в толпе, но стоявшие позади нее люди подались вперед, желая взглянуть на происходящее. Миссис Джонсон держала ее за предплечье. Она оказалась в ловушке.

Не глядя ни вправо, ни влево, в трех шагах позади своего короля шагали Данел и Просперо. На обоих были надеты темные, консервативного покроя костюмы, оба были хорошо подстрижены и явно как следует вымыты. Они двигались, как положено джентльменам, настоящим джентльменам — воспитанным и уверенным в себе.

Викторию распирала гордость: ведь это она их обучила, а теперь не узнала бы на улице.

С другой стороны, Рауль больше, чем обычно, выглядел как принц из волшебной сказки в своем приталенном черном костюме, накрахмаленной белой сорочке с красивым галстуком.

Ни в одной из волшебных сказок, о которых она слышала до сих пор, не говорилось о таких потрясающих удовольствиях.

Его строгое лицо осунулось, но великолепные изгибы бархатистых губ по-прежнему обещали страсть и удовлетворение.

«Не думай об этом!»

Его волосы были подстрижены и теперь не достигали плеч. Они блестели и были иссиня-черные, напоминая шелк.

Виктория ждала, сама не своя от страха, что он заметит ее. Но он не заметил. Вместо этого он повернул голову и взглянул на тех, кто находился по другую сторону ковра. Он встретился взглядом с отцом.

Гримсборо был слишком гордый, чтобы сделать первый шаг. Но после разговора с Белл Виктория поняла, что для их семьи жизненно важно, чтобы Рауль признал своего отца, и она, затаив дыхание, молилась ради Белл, чтобы он как-то показал, что идет на примирение.

Рауль так и сделал, коротко кивнув в знак того, что признает его.

Гримсборо в ответ склонил голову в знак уважения.

Это был момент одновременно ужасный и великолепный по своей значимости. Это было действие, которое даст Гримсборо время для возмещения долгов. Это был поступок, который давал крошечную надежду на то, что на губах Белл снова появится улыбка.

Виктория вздохнула с облегчением.

Рауль подошел к королеве Виктории и остановился перед ней.

— Спасибо за гостеприимство, проявленное Англией ко мне и Морикадии, присоединившейся к миру в качестве страны и монархии.

Этот глубокий, звучный голос напомнил ей о днях и ночах такой свободы и такой страсти, каких еще не испытывала ни одна женщина.

Она строго сказала себе: «Сейчас не время для подобных мыслей». Ей надо как-то стереть из памяти эти воспоминания и найти возможность сбежать отсюда.

Поэтому она снова попыталась скрыться в толпе.

А Рауль сказал:

— Я прибыл в Англию не только для того, чтобы засвидетельствовать почтение одной из величайших королев мира, но и обратиться к ней с просьбой.

— Разумеется, если это возможно, я выполню вашу просьбу, — сказала в ответ королева.

Странно, но их слова звучали так, будто они читали по написанному тексту.

— Мне нужна жена, — продолжал Рауль.

Виктория замерла на месте.

Дебютантки встрепенулись.

Королева Виктория строго посмотрела на них.

Они тут же перестали подталкивать друг друга.

Смутное жужжание голосов в толпе вокруг Виктории мешало ей думать. Ей оставалось лишь догадываться. Неужели он имеет в виду ее? Неужели он приехал за ней? Или она стала жертвой жестокой шутки судьбы, оказавшись здесь, когда он приехал просить руки какой-то более подходящей, благородной женщины?

Виктории стало не по себе.

А Рауль продолжил:

— Во время недавней революции рядом со мной была самая чудесная женщина. Женщина, обладающая мужеством и добротой. Эту женщину я хотел бы видеть своей королевой и матерью моих детей.

Он повернул голову и посмотрел на Викторию.

Ох! Он ее видел. Он знал, где она находится. И он имел в виду ее.

Чувство облегчения сменилось ужасом.

Она совсем не хотела, чтобы он женился на другой женщине. Ни за что. Но она не хотела также, чтобы он делал все это здесь, у всех на глазах.

Однако, действуя, как всегда, в своем стиле, Рауль не оставлял ей выбора. И она понимала, почему он так делает. Он был из числа тех мужчин, которые, решив что-нибудь сделать, используют для достижения цели все ресурсы, имеющиеся в их распоряжении, — в данном случае это было предложение, сделанное в самом публичном месте и перед лицом королевы.

— Ваше величество, эта достойная женщина является одной из ваших подданных, и я надеюсь, что вы поможете мне убедить ее принять мое предложение.

Викторию Кардифф обвели вокруг пальца. Она теперь видела, что все было подстроено. Абсолютно все. Ее ввели в заблуждение мистер и миссис Джонсон, настоявшие на том, чтобы она купила себе новое платье. Ее ввел в заблуждение Рауль Лоренс, задумавший и срежиссировавший эту бесчеловечную сцену. И даже сама королева Виктория.