— А я почему-то представляла вас старше. И солидней. А вы, оказывается, такой же молодой…

— Молодой, как кто?

— Ну как все мы. Как эти ребята. Пожалуйста, не обижайтесь на них. Они немножко озорные. Вчерашние партизаны, понимаете? К тому же мы торчим тут без дела уже четвертый день, вот они для развлечения и придумали этот розыгрыш.

— Какой розыгрыш? — удивился Полторанин.

— Ну вот с вами… Они точно рассчитали, что вы, как офицер и разведчик, впрыгнете в окно, клюнете на это разбросанное оружие… А я вас должна арестовать и дать им сигнал, что вы в ловушке.

— Понятно… — чертыхнулся в душе Полторанин. Вот стервецы, а ведь действительно все рассчитали ловко! Чтобы потом покочевряжиться: вот, дескать, как мы знакомимся с командиром. Напрасно он не послушался Матюхина, когда тот предложил поехать с ним и официально представить его разведгруппе.

Значит, решили потешиться, поиграть на его командирском самолюбии? Любопытно, кто же из троих предложил эту изощренную и коварную шутку? Наверно, тот долговязый, в вышитой рубахе. Матюхин предупреждал: гляди, парняга хитрющий.

— Ну так давайте им сигнал, — сказал Полторанин девушке. — Игра сыграна. Или вы раздумали?

— Мне вас жалко, — вздохнула она. — И потом я против того, чтобы унижать командира. Видите ли, я сержант Красной Армии и знаю, что такое дисциплина.

— Вот это правильный ответ, — сказал Полторанин, — Насчет дисциплины правильный. А жалеть меня не надо, сержант.

— Я… в личном порядке… — Она явно засмущалась, залилась румянцем — это заметно было даже при ее необычно смуглом лице.

«Чудная девка! — подумал Полторанин. — То пистолет наставляет и команды выдает, как выводной на гауптвахте, то вся в краску ударилась, вроде напуганной невесты. И все время на носки поднимается, будто на цыпочках ходит. Может, еще не отвыкла от модных туфель, а скорее всего, для того, чтобы казаться выше ростом. Хоть и солдатка, а форменная маломерка. Недоросток».

— Вы — сержант по званию, а ходите без погон. Почему? — Полторанин оглядел ее придирчиво, сухо.

— Ребята предложили снять, Чтобы я, значит, не демаскировала их. Понимаете?

— Не понимаю… Вот пойдем на задание, тогда, может, придется и снять погоны. Хотя вряд ли. А здесь кругом наши, стало быть, требуется строго соблюдать военную форму, устав и все такое прочее. Поэтому приведите себя, сержант, в должный вид и представьтесь как положено.

— Прямо сейчас? — Девушка удивленно прищурилась.

— Немедленно, А я подожду в прихожей.

— Есть!

Ровно через три минуты она распахнула дверь, и Полторанин невольно расплылся в улыбке: вскинув руку к пилотке, перед ним стояла точеная, ладная девушка-сержант с туго перехваченной ремнем осиной талией. «Вот таких красоток регулировщиц рисуют на тыловых плакатах у вокзалов да кинотеатров!» — одобрительно подумал он. Все честь честью, даже гвардейский значок на груди.

— Товарищ старший лейтенант! Представляюсь: гвардии сержант Анилья де Гонгора-и-Арготе. Радиотелеграфист первого класса, а также медицинская сестра.

— Насчет фамилии неясно, — нахмурился Полторанин, — Или это у вас разведческое прозвище?

— Нет, фамилия. Я по национальности испанка. Помните, в тридцать восьмом году в СССР приезжали дети испанцев? Вот я и была среди них.

— Дела… — до крайности удивился Полторанин, — Язык вы наш, я гляжу, хорошо знаете. Стало быть, сработаемся.

Он еще раз — теперь с особой уважительностью — оглядел миниатюрную девушку. Скажи пожалуйста, а ведь принял ее за цыганку, что подрабатывают иногда стиркой в солдатских прачечных, а то и песнями-рыданиями развлекают. Даже, честно признаться, поискал глазами гитару, когда вошел. А она, оказывается, из тех героических испанских детей, о которых когда-то много писали газеты и которые привезли с собой моду на пилотки-испанки с цветными кисточками. Как же, он помнит это время, очень хорошо помнит… Однажды часы свои серебряные сдал в фонд помощи республиканской Испании. Было такое…

— Ну что ж, товарищ Анилья… Это хорошо, что вы испанка. Значит, у нас с вами к фашистам общий счет. Будем рассчитываться сполна. А сейчас давайте-ка команду «В ружье!».

— Это как? — спросила она очень по-своему, мило улыбаясь.

— А на полном серьезе. Бегом, к этим, как вы их называете, ребятам. И — боевая тревога! Пусть во весь дух шпарят сюда.

— Есть!

Она выскочила в дверь, опрометью прыгнула с крылечка, а он, прислонившись к оконному косяку, наблюдал, как будут исполнять команду его новые подчиненные, эти шутники. Время есть, впереди до официальной беседы с майором Матюхиным еще целая ночь, и он поможет смешливым, озорным ребятам как следует развлечься. Шутить так шутить — на всю катушку.

Впрочем, грузчики-доброхоты не особенно разволновались, увидав посыльную, и, казалось, никак не реагировали на ее отчаянные жесты. Снесли в склад еще по одному мешку, не спеша отряхнули пыль с одежды, посмеиваясь и благодушно переговариваясь с «товарищем Анильей». А высокий русокудрый поиграл ей что-то на губной гармонике, похлопал по плечу, дескать, не переживай, командир один, а нас вон четверо. Ничего, подождет.

Нет, Полторанин тоже не очень-то переживал. Пускай порезвятся, пускай посмеются на досуге. А уж потом будем подбивать бабки и подсчитывать: кто же, оказывается, смеется последним? и почему смеется.

Когда они наконец вошли в комнату (а шли вразвалку, гурьбой, с улыбочками и под губную гармошку!), старший лейтенант невольно залюбовался парнями — такими они вблизи оказались крепкими, плечистыми, налитыми зримой мужской силой. От них и пахло по-особому, не по-солдатски — кожей и шинельным сукном, — а чем-то свежим и острым, каким-то полевым или лесным вольным духом, как, например, пахнет от вернувшегося охотника. Комната сразу показалась маленькой, неуютной и полутемной.

— Дзень добры! — по-польски приветствовал русоволосый. Он стоял впереди всех и добродушно, наивно улыбался: этакий простецкий — душа нараспашку — миляга парняга. Из-за его локтя испуганно выглядывала смуглая мордочка «гвардии сержанта Анильи». — Цо хце пан офицер?

— Пан офицер хце боевую тревогу, — тоже улыбаясь, в тон ему ответил Полторанин.

— Пан ма посьвядчене?

— А как же! Обязательно. — Полторанин подал свое служебное предписание.

Русый молодец внимательно прочитал его и мгновенно преобразился: звучно щелкнул каблуками, вытянулся «во фрунт», слегка оттопырив локти:

— Капрал Войска Польского Юрек Гжельчик! Честь имею!

Это, конечно, была игра, вернее, продолжение игры. Но она сразу же подействовала на остальных. Вдоль прохода между коек возникла четкая шеренга.

— Ефрейтор Сарбеев! — представился очередной, стриженный под нулевку.

— Лейтенант Братан! — пробубнил басом третий — кряжистый и толстогубый, с широким и постным, будто обиженным, лицом. Он держал под рукой, у бока, большую консервную банку и от этого сам казался очень широким, глыбастым.

«Наверно, сухое молоко в банке, — догадался Полторанин. — Заработали на разгрузке».

— Одно начальство собралось! — ухмыльнулся Полторанин. — Мне прямо беда с сами. Все звания имеют, а насчет дисциплины — ни в зуб ногой. Как это понимать?

— Да отвыкли! — опять раскатисто, гулко, как в бочку, проговорил третий, что назвал себя лейтенантом, — Мы ведь все бывшие. Я, к примеру, командиром танка еще в сорок первом был. Потом все партизанил. Рядовым, конечно. Сарбеева прислали в отряд как подрывника. Ну а Юрек, тот вообще капралом был еще до войны.

— Как это до войны! — оскорбился, побагровел красавец Юрек. — Нет, вы послушайте, что он несет! Да я, шановный пан Братан, капралом воевал еще под Кутно! Еще осенью тридцать девятого!

— Ну да, верно, — равнодушно пробубнил «пан Братан». — Я так и сказал: еще до нашей войны. До Отечественной.

— Нет, не верно! — вовсе вспылил поляк. — Что значит «вашей» и «нашей» войны? Так нельзя говорить. Мы все ведем одну нашу войну против проклятых швабов. Что скажет пан командир? Я прав?