— Наши политики! Они не хотели и сейчас не хотят ничего знать. За последние пять лет все французы требуют прекращения войны. Раньше многие думали, что это война во имя интересов Франции. Трагическая ошибка! Большинство депутатов парламента тоже ничего не понимали, и только коммунисты, только такие люди, как Раймонда Дьен, знали правду. Я знал многих этих депутатов, ставших позднее министрами. Ведь никто никогда их не учил вьетнамскому вопросу. Только когда тысячи французов погибли в этой войне, когда многие семьи оделись в траур, люди начали задумываться… Сейчас наступил перелом. Я возлагаю большие надежды на нового премьера Мендес Франса.

— У вас сменилось много премьеров, а война продолжалась.

— Да, у нас было много правительств. У них были разные взгляды. Но еще не было такого правительства, у которого хватило бы смелости призвать Францию к самостоятельности. Все наши правительства строили свою политику, оглядываясь на Америку. Франция, по существу, оккупирована американскими войсками, они распоряжаются в нашей стране как у себя дома. Франция получает деньги от американцев, проводит американскую политику, надеясь, что впоследствии не придется расплачиваться. Уже давно кое-кто во Франции боится возвращения экспедиционного корпуса на родину. Это я вам прямо говорю: среди нас есть люди, имеющие большой авторитет в массах.

— Однако экспедиционный корпус до сих пор послушно осуществлял во Вьетнаме политическую линию правящих кругов Франции.

Де Кастри махнул рукой:

— Никакой единой политической линии в Индокитае не было. Что же касается нас, мы чисто военные люди. Вам это трудно понять, у вас другие взгляды. Из нашей армии за причастность к политике выгоняют… Мы выполняли чисто военные задачи.

— Битва в Дьен Бьен Фу — это военная задача, согласен. А карательные экспедиции? Это, по-моему, политика и, к сожалению, французская армия занималась этой политикой во Вьетнаме. Ведь так, генерал?

Де Кастри опять долго разжигал потухшую трубку.

— К сожалению, это так, — сказал он, опустив голову. — Нельзя забывать, что французские войска дорого расплачивались за эти экспедиции, это вы знаете не хуже меня. Много нашей крови пролилось в таких операциях.

— Да, много крови проливается, когда с одной стороны артиллерия, авиация, напалм и танки, а с другой — люди, вооруженные бамбуковыми палками…

— Вам, очевидно, известно положение во Вьетнаме, и вы можете ответить на этот вопрос лучше меня, — быстро и нервно заговорил де Кастри. — Не только бамбуковые палки! На Дельте — партизанские отряды, регулярные войска, полки сорок второй, сорок шестой и пятидесятый. Кто уничтожил на прошлой неделе полтора наших батальона в Хынг Иене? Почему наши батальоны семьсот первый и семьсот второй были полностью истреблены на Дельте? Кто их уничтожил — не вьетнамские войска? А «деревни Сопротивления» на Дельте! Сколько они стоили крови французским солдатам!

— Вы сами говорите, генерал: «Сопротивления». Они сопротивлялись, защищая свои дома, своих детей. Я не знаю номеров полков и батальонов, но мне ясно, что вьетнамцы борются, чтобы жить. И вы очень дальновидны, генерал, говоря о безнадежности этой войны.

— Да, только так и я могу сейчас говорить. И я должен высказать вам, мсье Кармен, что все мною сказанное сегодня — это искренние мысли. Я говорил вполне откровенно. Если в чем-то мы не сошлись из-за различия наших воззрений, то были и вопросы, в которых наши мнения совпадают. Люди с энергией и доброй волей легко сходятся.

— Я надеюсь, мы будем иметь возможность продолжить нашу беседу, — сказал я. — Я также заранее прошу извинить меня, если я говорил, быть может, слишком прямо. 

Мы поднялись из-за стола. Ливень стих.

— Если будет случай, — сказал де Кастри, — я хотел бы посетить вашу страну, посмотреть своими глазами на все то, что вы сделали. Незнание Советского Союза — большой пробел в моем жизненном опыте. Мне много хорошего рассказывал о вашей стране генерал Катру, бывший послом в Советском Союзе. Он старый друг, товарищ моего отца по полку, относится ко мне по-отцовски. Катру недавно заявил, что он за мир во Вьетнаме. Он выступил с этим заявлением после того, как из Дьен Бьен Фу я написал ему длинное письмо.

Мы простились, условившись снова встретиться на следующий день.

Утром я снимал генерала де Кастри. Он был чисто выбрит, хорошо одет. Перед съемкой он обратился ко мне с просьбой послать его фотографии жене в Париж.

Несколько кадров я посвятил его прогулке в банановой роще, снял его в беседе с молодым офицером вьетнамской армии. Ему снова было предложено выступить перед микрофоном.

— Пожалуйста, я готов.

Я установил звуковой аппарат. Генерал де Кастри сказал:

— Восемьдесят пять процентов французского народа против войны во Вьетнаме. Весь вьетнамский народ желает прекращения этой войны. Я считаю, что войну нужно немедленно кончить.

Это киноинтервью было включено в фильм «Вьетнам». Я поблагодарил генерала. Мы стали прощаться.

— Надеюсь, — сказал я, — что ваше искреннее желание об окончании войны осуществится и вы скоро вернетесь к своей семье.

— Я буду рад встретить вас во Франции, принять вас в моем доме, — сказал де Кастри.

Размотать снятую пленку и упаковать ее для отправки в Москву — дело непростое. Этим можно заниматься только ночью, когда относительно прохладно. Шестидесятиметровые куски снятой пленки сматываю в большие трехсотметровые рулоны. С конца каждого куска отрезаю небольшой кусочек, откладываю в отдельную коробку. Потом, когда все упакую, проявлю эти пробы, чтобы убедиться все ли в порядке.

За время моего путешествия в течение месяца снял около трех тысяч метров пленки. На ее перемотку, упаковку в большие коробки, а потом в цинковые ящики уходит несколько часов. Начинаю проявлять пробы. С каким беспокойством ждешь результата. Трудно перечислить все неожиданные неполадки, которые могут привести к съемочному браку. Маленькая, невидимая простым глазом соринка, попавшая в фильмовый канал, может вызвать царапину на эмульсии. Весь материал с такой царапиной безоговорочно будет забракован ОТК Центральной студии документальных фильмов. Неровный ход камеры — брак. Высокая температура в тропиках может вызвать разложение эмульсии.

Тщательно вглядываюсь в каждый проявленный кадр. Как будто все в порядке. Завтра, когда пробы высохнут, еще раз внимательно исследую их через лупу.

Не меньшее беспокойство доставляет съемочная аппаратура. Разбираю камеру. Несмотря на густую смазку, обнаруживаю ржавчину на шестеренках. Вновь собранную камеру по многу раз прогоняю на разных скоростях, внимательно вслушиваюсь в шум механизма, очищаю от пыли и заново смазываю кремальеры каждого объектива. Бережно уложив камеры в футляры, приступаю к проверке и чистке аккумуляторов. Во всей этой работе мне помогают два моих ассистента. Любознательные, трудолюбивые ребята Тон и Тык. Они мечтают стать операторами. Уже месяц работают они со мной, помогая мне на съемках. Постепенно все глубже приобщаю я их к кинематографической технике. Ребята уже влюбились в профессию оператора-кинохроникера, стараются вовсю.

После возни с пленкой и аппаратурой приступаю к работе над монтажными листами. Монтажный лист оператора является необходимым дополнением к снятому материалу, в нем точнейшее описание снятого материала, фамилия снятых людей, подробный рассказ, который зачастую содержит и наброски будущего дикторского текста.

Душная тропическая ночь. Вьетнамские кинематографисты проявляют к нам трогательное внимание. Где-то в отдалении тарахтит движок, в нашей хижине горит свет. Гудит чудо цивилизации — электрический вентилятор. Он позволяет мне работать в одних трусах, не боясь москитов, их разгоняет идущая от лопастей вентилятора тугая струя воздуха. 

Работа над монтажными листами кончена, запечатаны конверты. Однако сон не идет. В эти ночные часы думается легче.