Обычно самолет далеко обходит столицу. На этот раз наш ИЛ-12 пошел прямо над Внуковским шоссе, миновал университет на Ленинских горах и врезался в зарево Москвы.

Мы увидели город, сверкающий миллионами электрических огней. Первый раз в жизни предстала передо мной столица в таком великолепии вечернего наряда. Сколько света! Но едва мы успели обменяться восторженными восклицаниями, как уплыли под крыло рубины Кремля, исчезла Москва, в ночи за окном лишь зеленый сигнальный огонек, ровный гул моторов, да мы — трое, погруженные в мысли, далеко опережающие летящий над темной землей самолет.

* * *

…Тяжелый полет! Несколько раз выходил и внимательно оглядывал пассажиров второй пилот. Молчаливо улыбнувшись, словно желая вселить в нас уверенность в том, что все благополучно, он медленно закрывал за собой дверь, удалялся в кабину. А за окном — клубы туч, озаряемые вспышками молний, самолет продолжал полет через вакханалию ливня, грозовых облаков, то взмывая вверх, то снова проваливаясь, сотрясаясь всем корпусом.

Стрелка высотомера медленно поползла вниз, и вдруг — разрыв в тучах, под нами — извилистая лента реки, город. Над купами деревьев, над крышами домов, над садами и рисовыми полями мы спокойно скользнули на зеленое поле пекинского аэродрома.

Спустились по лесенке на зеленую траву, и здесь, на твердой почве все еще казалось, что земля колышется. Нас окружили давно ожидавшие вьетнамские товарищи. Начальник Главного управления кинематографии Демократической Республики Вьетнам товарищ Фам Ван Хоа представил нам двоих молодых ребят-переводчиков. С ними нам предстоит работать полгода. Отсюда завтра на рассвете мы на поезде доедем до вьетнамской границы.

Наши спутники провели нас в мастерскую, где были куплены тропические пробковые шлемы. Водрузив их на голову, мы с любопытством оглядывали друг друга. Толстый Женя Мухин был похож на героя детской сказки Маршака «Мистер Твистер». Каждый десятый человек здесь облачен в такой головной убор, но нам казалось, что мы привлекаем всеобщее внимание. 

…24 мая 1954 года в 8 часов 15 минут вечера мы перешли китайско-вьетнамскую границу. Силуэты высоких гор чернеют на фоне ночного неба. Миллионы светлячков, словно яркие звездочки, упорхнувшие с неба, мелькают, заполняя окружающее нас пространство, напоенное знойным тепличным ароматом тропической ночи.

На пограничной заставе нас встретил третий переводчик. Зовут его Ван. Маленький, щуплый парень. Широкополый тропический шлем сидит на его голове, нависая над плечами, как большая шапка гриба. Он очень хорошо владеет русским языком, весело, заразительно смеется. С первой же встречи он стал как-то очень дорог мне — худенький милый Ван. Я предложил ему быть моим спутником во всей экспедиции. Так оно и было. Мы не разлучались семь с лишним месяцев, до того момента, когда в окне самолета, увозившего меня из Вьетнама, мелькнуло печальное, расстроенное лицо с влажными глазами моего друга Вана.

Мы тронулись. Наша автоколонна — три трофейных американских «джипа» и две грузовые машины. Едем горной дорогой.

Проехали двадцать пять километров. Ван предложил остановить машину.

— Ветер слабеет, — сказал он, — а когда ветер утихнет — пойдет дождь.

Мы подняли брезентовый тент на нашем «джипе», и действительно тут же хлынул проливной дождь — теплый, тропический ливень, которым так пугали нас перед отъездом из Москвы.

— Май — сентябрь — период тропических ливней, — сказал Ван. — Боюсь, что это очень будет мешать вам в работе, и передвигаться трудно — ведь вам придется много ходить пешком.

Дорога идет через горы. Мы часто обгоняем вереницы повозок. Маленькая тусклая лампадка, подвешенная к оглобле, едва освещает вознице путь по горной дороге. Двигаются обозы только ночью. В сущности, думаю я, дорога почти безопасна. Она вьется крутыми виражами среди высоких гор. Современный скоростной самолет, если он и пожелает пикировать, неизбежно врежется в одну из конусообразных горных вершин. А обнаружить днем с воздуха машину тоже трудно — над дорогой нависают густые шапки зеленой листвы бамбуков и пальм. 

На многих местах дороги следы бомбежек. Тяжелые бомбы сносят огромный кусок шоссе именно там, где труднее всего будет его восстановить, обычно над пропастью. Навстречу усталой походкой идут группы людей — юноши, девушки, много среди них и пожилых. Освещая себе путь бамбуковыми факелами, они возвращаются с ремонтных дорожных работ.

Встречаются дорожные патрули. Они идут цепочкой с автоматами на груди. В эту ночь дважды нас останавливал такой патруль. Перекинувшись несколькими словами с Ваном и проверив документы, они приветствуют нас, приложив руку к шлему, предлагают следовать дальше. Ван рассказывает:

— Враги часто засылают диверсантов, сбрасывают парашютистов, которые разрушают дороги, рвут связь, пытаются вести разлагающую работу среди населения. Дорожные патрули ведут постоянную борьбу с диверсантами при активной помощи крестьян.

Метнулся в сторону олень. Мы успели лишь заметить пару горящих глаз и стройный силуэт в стремительном прыжке. Ван говорит без умолку. Он тщательно выговаривает трудно произносимые русские причастия, возвратные глаголы, знает много русских поговорок. Ему известны все пословицы, относящиеся к его малому росту: «Мал золотник, да дорог», «Маленький, да удаленький». Слушаю его с большим интересом. Он хорошо знает свою страну, народные обычаи, предания, легенды. Иногда очень жалею, что в машине в темноте не могу записать все, что он рассказывает, и умоляю его потом, перед сном напомнить народную легенду, увлекательную повесть о вьетнамской девушке-героине, народную сказку о жадном помещике и добром скворце, чтобы записать ее.

Третью ночь мы ехали под непрерывным проливным дождем. Часто приходилось вылезать из машин, которые медленно преодолевали участок дороги, днем разрушенный бомбардировкой. Сейчас здесь при свете бамбуковых факелов, под проливным дождем работали десятки людей, ремонтировавших путь. Таскали камни, землю, стволы деревьев.

Ночью мы переходили вброд очередную реку. Шли по пояс в воде, осторожно нащупывая ногами скользкие валуны на дне стремительного потока. Когда выбрались на другой берег, я увидел в свете электрического фонаря веселое лицо Вана, задорный его чуб, торчащий из-под шлема. Он уже успел побывать в ЦК, вернулся и занял свое место в «джипе» рядом со мной.

Предстоит преодолеть еще небольшой участок, всего девять километров горной дороги. Дорога поистине ужасна! Она еще не закончена стройкой, некоторые участки ее нависли над обрывом. Когда «джип» буксует колесами в мокрой глине на краю пропасти, шофер прижимает машину к скале, чтобы на лишний миллиметр отодвинуть правое колесо от бездны, и машина скребет металлом левого борта о камни скалы. Признаться — страшно!

Снова остановка перед рекой.

— Автомобильное путешествие кончилось, — сказал Кхоа. — Переправимся через эту реку и дальше пойдем пешком. Уже остался небольшой участок пути.

Тронулись пешком. Начали мы свой путь еще до наступления вечера. Днем на тропах в джунглях царит влажный сумрак. Лучи солнца едва прорываются через густую листву. Это начинает нас беспокоить. Несколько раз в зарослях джунглей днем мы замеряли экспонометрами силу света. К нашему огорчению, стрелка экспонометра едва-едва поднималась на шкале — света явно недостаточно для съемки. Как мы будем выходить из этого положения?

Быстро сгущаются сумерки. Сопровождавшие нас ребята зажгли бамбуковые факелы. Они связали несколько сухих стволов бамбука, предварительно расщепив их ножом. Бамбук медленно горит, освещая нам путь. Трудно идти по еле заметной, скользкой, размытой дождем глинистой тропинке. На пути — подъемы и спуски по вырубленным в глине скользким ступеням. Справа и слева от тропы — стена непроходимых джунглей. В этих зарослях вьетнамских джунглей нашли себе могилу тысячи и тысячи солдат французского экспедиционного корпуса.