Сразу же начали снимать прогуливающихся по бульвару. Сняли парочку на скамейке, молодую женщину с ребенком. Кто мог бы подумать, что эти мирные кадры сняты в стране, где идет война… Война ворвалась в наши кадры тут же, внезапно. Я не успел закончить медленную панораму, которую вел, держа в кадре женщину, толкающую детскую коляску, как раздался грохот разрыва. Это было где-то рядом, справа от меня. Я резко развернул камеру и снял огромный фонтан воды, поднявшийся из зеркальной поверхности лазурной бухты, около пляжа. Снова устремил камеру на женщину, она уже бежала с детской коляской по бульвару. На ее лице был ужас. Бегущую с коляской женщину я снял на полный завод пружины камеры. В этот момент вспомнил эйзенштейновскую детскую коляску из «Броненосца «Потемкина». 

Быстро сменил оптику, поставил телеобъектив и стал ждать нового разрыва. Он громыхнул в самой середине бухты — снова огромный белый гейзер. Оглянулся — бульвар опустел. Где-то вдали я увидел Макасеева. Нас осталось двое на опустевшем бульваре. И я снял безлюдный бульвар, снял еще несколько разрывов. Новое, ранее не изведанное чувство испытал я, когда над головой с тяжелым шипением пронесся снаряд и разрыв громыхнул где-то в городе. Ко мне подбежал наш шофер. Он потянул меня за рукав. «Скорее в укрытие, скорее! Это «Канарис»!»

Один за другим проносились над головой снаряды, которые мятежный крейсер «Канарис» обрушивал на город. Конечно, никаких военных объектов в тихом курортном городке не было. Где-то на далеком мысе загрохотали береговые батареи. Манолло, наш водитель, что-то быстро говорил, тянул нас к машине. Шим объяснил, что он предлагает поехать на береговые батареи. Может быть, нам удастся сиять «Канарис». Мы прыгнули в машину, помчались, но дорога оказалась перекрытой, а тем временем грохот береговых батарей затих. Шим внес предложение: по горячим следам снять последствия артиллерийской бомбардировки города. Мы последовали его совету.

День уже был на исходе. Первый наш день на испанской земле. Мы подсчитали — снято около восьмисот метров материала. Есть и боевые эпизоды, и репортажи на дорогах, облик прифронтового Ируна, люди, бойцы, фашистские самолеты, обстрел Сан-Себастьяна. В городе мы быстро нашли места, где разорвались тяжелые снаряды, сняли, как люди разбирают развалины домов, извлекают из-под развалин раненых.

Солнце было уже близко к горизонту, пора кончать съемки. Наш выезд в Испанию был рассчитан на четыре-пять дней, но могли ли мы предполагать, что первый же съемочный день будет так насыщен и снято будет так много актуального материала. Подумать только, позавчера, 19 августа, мы еще были на московском аэродроме. Сейчас мы можем поспеть к вечернему поезду, который нас доставит в Париж. Завтра, 22 августа, мы уже отправим в Москву снятый материал. Да, немедленно возвращаться в Париж! Во что бы то ни стало успеть на ночной экспресс!..

Манолло подвез нас к пограничному мосту ровно за час до отправления парижского экспресса. Мы горячо поблагодарили его за помощь, попросили передать сердечный привет Мануэлю Кристобалю, тепло попрощались с испанскими пограничниками и, пройдя через мост, снова очутились на французской территории. На вокзале мы были за полчаса до отхода поезда. Когда сидели в вокзальном буфете, с упоением запивая терпким холодным пивом тающий во рту бифштекс, к нам подошел полицейский и, вежливо откозыряв, попросил нас последовать за ним. Мы переглянулись — этого еще не хватало. Взглянув на часы, мы поняли, что бифштекс останется не съеденным. Расплатившись с официантом, последовали за полицейским, который провел нас в полицейский пост вокзала, где комиссар предложил нам предъявить документы. Я попросил Шима перевести комиссару: «Мы что-нибудь нарушили? Почему нас задерживают?»

Полицейский комиссар весьма любезно, улыбаясь, сказал:

— О, нет, нет, никакого задержания, просто разрешите проверить ваши документы.

Я оглянул себя и Макасеева. Конечно, мы привлекаем внимание нашими бриджами, одинаковыми куртками, беретами. Предъявили паспорта. Комиссар предложил нам немного подождать и вышел, очевидно, к начальству или к телефону. Через десять минут он возвратился и молча вернул нам паспорта.

— Что вы можете нам сказать? — спросил я.

— Ничего, месье, простите, что вас потревожили — это просто контроль. Мы находимся на границе со страной, в которой происходят очень острые события. Просто контроль, ничего более. Всего хорошего — вы свободны.

В вагон-ресторане уже никто не помешал нам сытно поужинать. Только здесь, только сейчас почувствовали невероятную усталость. Вспоминали прошедший день, работу, которая не прекращалась с раннего утра до вечера ни на одну минуту. Целый день на ногах! Первая встреча с Испанией! Первое боевое крещение. Что ни говори, а мы сегодня побывали под огнем, впервые в жизни. Над нашими головами свистели пули, рядом рвались бомбы, в бухте падали тяжелые снаряды фашистского крейсера. Кровь на мостовой. Да, это было настоящее боевое крещение.

Я засыпал в белоснежных, крахмальных простынях комфортабельного спального вагона, несущегося в Париж. Перед глазами была энергичная, круглая физиономия Мануэля Кристобаля, его крепкие крестьянские руки, державшие полевую карту, черные от загара, поросшие золотистыми волосами, автомат на плече. Крестьянин с двустволкой, женщина в черном.

Сегодня мы сняли первые метры пленки нашей испанской кинолетописи.

Предупрежденный нашей телеграммой Садовский встречал нас. В глазах его была тревога.

— В чем дело? Почему вернулись?

— Александр Александрович, дорогой, сняли все, много сняли! Сейчас главное — материал немедленно в Москву.

— Давайте проявим материал перед отправкой. Не возражаете?

Мы согласились. Первую партию снятого материала нам не мешало бы посмотреть. Проверить себя, пленку. Прямо с вокзала отправились в лабораторию. И уже не покинули ее до тех пор, пока на монтажном столе не просмотрели весь негатив. Полный порядок. Брака не было.

На следующий день, утром 23 августа, материал ушел рейсовым самолетом в Москву. Вечером этого же дня студия встречала на Центральном аэродроме в Москве наши первые испанские съемки. Через четыре дня после того, как мы вылетели из Москвы. Это, пожалуй, был непревзойденный рекорд оперативности.

А еще через два дня на экраны страны вышел выпуск «К событиям в Испании». Выпуск № 1. По рецензиям в московских газетах и по письмам товарищей мы смогли представить себе, каким успехом у зрителей пользовался этот первый испанский репортаж. Нам писали, что ни один художественный фильм за последние годы не имел такого успеха у зрителей, трудно припомнить времена, когда зрители так штурмовали двери кинотеатров. Впервые — живой образ борющейся Испании, который жаждали увидеть миллионы людей нашей страны.

Теперь перед нами стояла задача — глубоко и вдумчиво показать в последующих выпусках события в Испании. Мы готовились к поездке в Испанию уже надолго. На этот раз цель поездки — Барселона, Мадрид.

Вместе с нами в Испанию направлялся и Илья Григорьевич Эренбург. Через несколько дней мы выехали из Парижа, прибыли во французский городок Портбу, расположенный на границе с Испанией, пересели на шаткий, игрушечный, курортный поезд, проехали на нем вдоль побережья Средиземного моря и через два дня вышли на вокзале в Барселоне.

Неповторимая в своем революционном накале огневая Барселона! На ее улицах и площадях кипящие толпы людей, еще не опомнившихся от радости недавней победы над поднявшими в городе вооруженный мятеж фашистами.

Мы снимали летучие митинги в городе, где толпы людей криками одобрения встречали каждую речь оратора. Окунувшись с камерой в толпу, мы «охотились» за яркими кадрами — снимали на улицах, площадях, бульварах, лица, улыбки, цветы, красивых девушек с цветами в прическах и винтовками на плече, подъезды отелей, где расположились штабы революционных организаций, партий, профсоюзов. Снимали мчащиеся по улицам машины, ощетинившиеся винтовками, украшенные лентами и цветами, отряды народной милиции, проходящие через шпалеры приветствующих их людей. Она была прекрасна, Барселона. Народ еще не представлял себе, какие испытания предстоят, победа казалась близкой, легкой, тон задавали анархисты, захватившие в городе лучшие отели, склады с оружием, автомобили, в толпе они выделялись своим воинственным видом, обвешанные оружием, в широкополых сомбреро, с черно-красными нашейными платками. Такой она запомнилась, августовская тридцать шестого года Барселона, карнавальная, полная веры в скорую победу и, увы, беспечная, легкомысленная.