- Что? - Я задыхаюсь. Я - единственная из обращенных Атэр, которую когда-то так звали, и это имя знали только Атэр и Обри.

Он сказал:

- Отдай это молодой Рэйчел – обращенной Атэр.

Я не хочу брать бумагу из его рук. Я не хочу знать то, о чем там это говорится. Рэйчел была человеком, слабой, добычей. Только Обри назвал бы меня тем именем. За исключением Атэр, он один знает все воспоминания, которые оно вызывает, и он - единственный, кто попытался бы причинить мне боль.

Я не Рэйчел, и я никогда не смогу стать Рэйчел снова, я думаю. Рэйчел мертва.

Я оставляю Амброзию без единого слова, моя голова кружится от гнева. Я видела Обри только дважды, начиная с момента моей смерти, и оба раза были давно. До недавнего времени я избегала его как врага.

Когда я возвратилась в свой дом на рассвете, я нашла одного из слуг Обри в моем дворе. Это - мой город, и я не потерплю других вампиров или их слуг, на моей территории. Это относится к Обри прежде всего, потому что он взял бы то, что является моим, если бы я позволила это.

Я обратилась в человека меньше чем в футе от незнакомца и прижала его к стене дома.

- Что ты хочешь? – требую я.

- Обри послал.

У меня закончилось терпение и, пробравшись в его голову, нахожу информацию, которую я хочу. Обри послал его, чтобы предупредить меня снова. Если Обри пришел сам, мы бы боролись, и, хотя я знаю, что он не боится меня, я не могу видеть нас дерущихся снова, потому что не один из нас не умрет.

- Скажи ему, что я охочусь, где я желаю, - говорю я человеку. - И я убью любых других его слуг, которые приблизятся ко мне. - Опасно посылать такие сообщения другому вампиру. То, что я сказала, очень близко к одной проблеме, я надеялась этого избежать – но пусть будет так. Если я должна, я буду играть на тонком льду с Обри сегодня вечером. Мне все равно, что если лед расколется, я буду той, кто провалится.

Я оставляю человека на пороге и возвращаюсь к себе в комнату.

1701 год

Я чувствовала себя мертвой. Я помню, как надеялась, что снова проснусь, что каким-то образом я буду жить, но потом поняла, что это означает.

Я была мертва.

Я находилась в тени смерти и стала потерянной.

Чувства и воспоминания медленно прибывали, когда я впервые проснулась.

Я помнила смерть, и помнила, что это была я, той кто умерла, но не помнила, кем была эта "я".

Пытаясь открыть глаза, я увидела только черноту. Я думала, что ослепла, и это испугало меня. Это и была смерть? Вечно находиться в темноте, даже не помнить, кем ты была?

Поскольку та мысль прочистила мое сознание, я поняла, что не нахожусь в вечной темноте. Нет – я могла чувствовать деревянный пол подо мной, и я прислонилась к стене, которая была холодной и гладкой как стекло. Я вслепую нащупала пространство около себя, но не почувствовала ничего. Позади меня была стеклянная стена, а передо мной была только тьма.

Я с трудом начала подниматься. Хотя все мои мышцы болели, через секунду я уже стояла на ногах.

Я пыталась нащупать пульс и не смогла сделать это. Я попыталась кричать и поняла, что у меня не было воздуха в легких, чтобы сделать это. Никакого сердцебиения. Никакого дыхания. Я испугалась. Я был мертва, не так ли? В противном случае, кем я была?

Люди дышат, когда живут, даже когда они спят, они не сознают своего дыхания. Начиная с пробуждения, я не вздохнула ни разу, и не сделала этого до сих пор.

Я, наконец, попыталась вздохнуть, но резкая боль пронзила мои легкие. Она заставила меня упасть на колени, затем медленно начала исчезать. Наконец она утихла, и я попыталась заговорить, интересно, была ли я в состоянии услышать себя. Действительно ли мертвые не глухие и не немые?

Я вздохнула еще раз, и боль не оказалась такой сильной на сей раз, таким образом, я смогла спросить у темноты:

- Кто-либо может услышать меня? - Не получив ответа, я не хотела спрашивать снова.

Попыталась проигнорировать свой страх, я вынудила себя вдохнуть еще раз. Боль почти прошла, но мои ребра все еще чувствовали себя воспаленными, как будто мышцы вокруг них не использовались в течение долгого времени. Я не чувствовала потребности выдохнуть, и у меня не закружилась голова, когда я не сделала этого. Освобождая ненужное дыхание, я восхитилась, когда мое тело не заставило меня сделать другой вдох.

У меня были свои осязание и слух. Я могла говорить. Я могла чувствовать вкус, и вкус во рту был сладким и смутно знакомым. Я облизала губы и обнаружила, что они были такие же. Воспоминания всплывали в моем сознании, состоящие из одной боли и страха. Не захотев чувствовать это, таким образом, я вытеснила их.

Я попыталась определить, могла ли я почувствовать запах чего-нибудь в темноте. Подобный меду аромат донесся в неподвижном, прохладном воздухе. Воск? Свеча, возможно? Я могла также чувствовать запах света, сухого аромата древесины и еще более слабый аромата мороза, как и стекло. Мне не приходило в голову, что я не должна была чувствовать запах стекла. Никакой человек не мог.

За этим ароматом было что-то, чего я не признавала – мне не очень нравился запах, какой-то между вкусом и ароматом, который вы ловите на мгновение на ветру. Или, возможно, это был сам ветер, нежные движения в воздухе. Я сосредоточилась на этом ощущении, и хотя оно не стало более ясным, его присутствие было сильным.

Позже я узнала, что это чувство было аурой. Аурой смерти – моей смерти – и вампира: Атэр, моя темная, бессмертная мать, которая дала мне эту жизнь против моей воли, и кто убил моё смертное «я».

Я попыталась идти, ища выход из черной комнаты, в которой я была и нашла его удивительно легко. Жесткость исчезла из моего тела, и я двинулась плавно, как будто я плыла, а не шла. Пол под моими босыми ногами был гладким и прохладным.

Я следовала вдоль стены, пока не достигла места, которое не было стеклянным - a было деревянной дверью. Я медленно открыла ее и закрыла глаза на свет, который вливался в нее. Отворачиваясь, я заметила комнату, которую только что покинула. Все четыре стены были зеркальными, и мое отражение было видно во всех зеркалах. Изумление наполнило меня. Кто бы ни владел этим домом, он вероятно был богатым, чтобы иметь так много зеркал в одной комнате. И все же не было никаких окон вообще: ничего, чтобы впустить свет и воздух.

Я вернулась назад в комнату, очарованная своим собственным отражением, едва признавая себя. Я приблизилась к зеркальной поверхности и протянула руку к незнакомке отраженной там. У нее волосы были как и мои золотистого цвета, и тело у нее было по форме почти как мое, но у нее оно было более изящным, и когда она шла, она, казалось, скользила плавно. Ее глаза были черными как полночь, ее кожа была смертельно бледной.

- Приглядываешься, Ризика, - произнес голос позади меня. – Запомни это хорошо, потому что оно скоро исчезнет.

Я повернулась в сторону голоса. Говорящий был во всем черном, его волосы и глаза, одежда, все кроме его неестественно бледной кожи. Моя первая мысль была - ведьма. Она пришла из какого-то смутного воспоминания из моей прошлой жизни, хотя я не знаю, как прожила ту жизнь.

Моей следующей мыслью было, что это Атэр. Я вспомнила ее - вспомнила темный ореол ее волос образованный вокруг бледной кожи, и помнила ее ледяной смех.

Сцена промелькнула в моем уме. Еще раз вспомнила о своей смерти, но теперь я вспомнила, что было до этого - Обри, нож, которым только что была отнята чья-то жизнь. Чья жизнь? Я не знала, и не был уверена, что я этого хотела.

- Почему вы привезли меня сюда? – потребовала я. - Что вы сделали со мной?

- Посмотри, сейчас, - сказала мне Атэр. - Конечно, ты можешь понять это, посмотри на свое отражение - ты хорошо выглядишь. Тогда скажи, что я сделала с тобой.

Я повиновалась ее команде и снова повернулась к зеркалу. Я едва могла видеть ее отражение. В зеркале ее отражение было таким слабым, что ее черные волосы казались не более чем бледным дымом.