Хотя я боялась Обри и последствий, я должна была противостоять ему снова и отказалась показывать этот страх. Это был первый раз, когда наши пути пересеклись за почти триста лет, но я по прежнему отказываюсь показать этот страх.

Обри … Ненависть вспыхнула во мне от мысли о нем.

Длинная роза лежала на алом покрывале моей кровати, ее мягкие лепестки, черные великолепной формы.

Я поднимаю розу, уколов свою руку о шип, который был так же остр как зуб змеи. Я смотрю на кровь мгновение, как затягивается ранка, это напомнило мне давние времена, а затем рассеянно я слизала ее. Мой ум возвращается снова к тому времени, когда я была все еще Рэйчел Витер - времени, когда мне подарили еще одну черную розу. Тогда я не слизывала кровь.

1701 год

- Рэйчел, - позвала меня Линетт. – К тебе посетитель. Папа ждет с ним. - Ее тон напомнил мне обиженного ребенка.

Почти месяц прошел, с тех пор она обожглась. Моя сестра не знала о муках Александра и о силах, которых он так боялся, так что полагала, что пожар был несчастным случаем.

Александр больше не говорил со мной снова о вещах, которые он видел, хотя я замечала моменты, когда видения посещали его. Я одна видела, когда его лицо темнело, и внимание переключалось, как будто он прислушивался к голосам, которые только он мог слышать.

Когда подошла к двери я увидела, что так расстроило Линетт. Посетитель был темноволосым, черноглазым молодым человеком, которого я знала лишь смутно. Линетт было четырнадцать лет, и она сердилась, что внимание мальчиков в городе доставалось мне, хотя и не говорила об этом вслух.

Александр смотрел на посетителя темным взглядом. Я вспомнила наш разговор, о вещах, которые он видел, и как он мог слышать мысли вокруг него. Я боялась узнать то, что он видел и слышал теперь.

Отвернувшись от брата, я посмотрела на нашего посетителя. Он был в черных бриджах и малиновой рубашке. Цвет был слишком смелым для того времени; красители таких ярких оттенков были дорогими. Его наряд вероятно, стоит больше, чем весь мой гардероб.

- Пожалуйста, подойдите, - проговорил мой папа. - Я - Питер Витер, отец Рэйчел, а это - мой сын, Александр. Это - моя другая дочь, Линетт, - добавил он, когда мы присоединились к ним. - И конечно вы знаете Рэйчел.

Папа предположил, что, поскольку наш гость попросил позвать меня, мы с ним знакомы. Но я раньше видела его только мельком, и один раз говорила с ним, не зная его имени.

- Обри Кэрю, - молодой человек представился, пожимая руку моего отца. Я слышала этот акцент, хотя и не могла вспомнить где.

Я подняла глаза вверх, и взгляд Обри казалось, захватил меня. Волна дрожи прокатилась по моему позвоночнику. Что-то удерживало меня и я не могла отвести взгляд, как если бы я была птицей, пойманной змеей.

- Чем я могу вам помочь, мистер Кэрю? - спросил мой отец.

Я старалась опустить взгляд вниз, как было положено, но не могла. Глаза Обри гипнотизировали меня. Затем этот странный молодой человек протянул мне розу, которую я взяла не задумываясь. Я не должна была принимать подарки от молодых мужчин, которых только встретил мой отец, но способ, которым глаза этого человека захватили меня, поразил меня, и я взяла её прежде, чем даже поняла, что это было.

- Мистер Кэрю, - сказал мой отец, нахмурившись, - это довольно неприлично.

- Вы правы, - сказал Обри.

Папа стоял, опешив. Я посмотрела на розу, которую все еще держала. Она была красивой, такие длинные розы не растут в северных колониях. На мгновение я подумала, что она темно-красная, но вскоре я поняла, она черная. Один из шипов укол мою руку, потекла кровь, и я перехватила розу другой рукой, надеясь, что никто не заметил. Я взглянула на Обри, чей взгляд упал на порез на моей руке, и дрожь прошла вниз по спине. Он резко повернулся и ушел. Он исчез, прежде чем кто-либо смог сказать хоть слово.

Мой отец повернулся ко мне, лицо его было суровым, но вмешался мой брат.

- Слишком поздно обсуждать нашего посетителя рационально. Мы должны лечь спать пораньше, ведь завтра нам предстоит поход в церковь. - Я знала своего брата хорошо, и поняла его тон: он хотел обсудить Обри, но не с моим отцом. Папа кивнул; он уважал моего брата.

Александр был единственным в семье, кто заметил мой порез. После того как отец ушел, он повел меня к колодцу, чтобы промыть его, его лицо было обеспокоенным.

- Что случилось, Александр? - спросила я его, все еще держа розу, хотя я почти не замечала, что делаю это. - Ты выглядишь так, как если бы у нашего гостя был язык змеи.

- Возможно, - сказал Александр, и его голос был тихим и темным. – Черноглазый мужчина, которого мы никогда не видели, приходит к нашей двери и предлагает тебе черную розу. Ты берешь его подарок, и, кажется, не можешь положить его, даже после того, как укололась об него.

- Что ты говоришь? - прошептала я, потрясенная.

- Может быть, я не подписал книгу Дьявола, но это не означает, что не существует существ, которые принадлежат ему.

- Александр! - прошептала я, потрясенная его словами. Он почти обвинил этого Обри Кэрю в том, что он одно из существ дьявола.

Я смотрела на розу, которая была все еще в моей руке, и затем положила ее на землю, пытаясь убедить моего брата – и возможно себя – что такое действие было возможно. Даже в этом случае мой пристальный взгляд оставался на ее черных лепестках, и я поняла, что Александр чувствовал, когда я просила его поговорить со священником после несчастного случая с Линетт. Что бы я сказала, если бы должна была рассказать проповеднику о черной розе, которую приняла? В конце концов, я слышала, что люди подписывали книгу Дьявола своей кровью, и моя кровь была готова. Александр пошел обратно в дом, молча, и я смотрела ему вслед, не зная, что сказать. Я не могла отрицать, что роза была красивой - идеальной формы, только что распустившейся. Цвет, тем не менее, был цветом темноты, смерти и всех злых вещей, о которых мне рассказывали: черные сердца, черная магия, черные глаза. Гипнотические черные глаза. Мне не хотелось верить, что я могла бы принять подарок от дьявольского существа. Я убедила себя, что это не так.

Возможно, если бы я верила…

- Пожалуй, ничего. Что еще могла я сделать?

Следующий день был моим последним днем в этом мире - моим последним днем, чтобы поговорить с моим папой, моей сестрой, или братом, и мой последний день, чтобы дышать, и знать, что без этого я умру. Это будет мой последний день, чтобы поблагодарить солнце за то, что освещало мои дни. Я спорила бы с Александром и избегала бы своего папу. И, как все человечество, никогда бы не поблагодарила солнце или воздух за его существование. Свет, воздух и любовь моего брата – я принимала все как должное, и кто-то отобрал у меня это. Мой последний день как человека… Рэйчел Витер умрет следующей ночью.

Наше время

Я вырываюсь из мыслей о прошлом, не желаю переживать ту ночь заново, и мой пристальный взгляд снова возвращается к черной розе. Интересно, где она была выращена. Она так похожа на ту, которую Обри дал мне триста лет назад.

Я не решаюсь взять белую карточку, лежащую под розой, но, наконец, беру ее с кровати.

Оставайся на своем месте, Ризика.

Роза - это предупреждение. Обри не нравится, когда его слуг убивают на его земле, и он напоминает мне о моем прошлом. Я охотилась в Нью-Йорке снова в эту ночь, осторожно, чтобы не попасть на землю Обри, но не отказалась бросать свои любимые охотничьи угодья из страха. Я остановилась в его части Нью-Йорка лишь на мгновение. Я сожгла карточку и оставила пепел в полиэтиленовом пакете на крыльце Кафе Сангра. Я не подчиняюсь никому. Некоторые вампиры, как некоторые люди, ничего не знают кроме подчинения. Они не хотят, чтобы росла их сила. Но такие вампиры редкость. Немного вампиров позволяют себе показывать страх перед другими, поскольку, как только ты показал свою слабость, ты становишься объектом охоты. Охотники могут ненавидеть охотиться, преследовать и убивать. Если этого не происходит, он не будет агрессивным охотником, и тех, кто не может быть агрессивным, преследуют, пока они дрожат и прячутся, потому что ночь темна.