- Не всегда … мне просто не нравился твой брат, - ответил Обри, смеясь. Обри улыбается только когда находится в настроении уничтожать. Я хотела выбить каждый зуб из этой улыбки и оставить его умирающим в грязи.

- Ты смеешься? - спросила я. - Ты убил моего брата, и смеешься над этим.

Он снова засмеялся в ответ.

- Кто этот смертный на земле позади тебя, Ризика? - он насмехался. - Ты даже не потрудилась спросить? Кто его любит? Кому он был братом? Ты перешагнула через его беспомощное тело. Через тело, не выказав никакого уважения, Ризика. Ты бы оставила тело здесь без молитвы для падальщиков, чтобы они поели. Кто теперь монстр, Ризика?

Его слова ужалили, и я немедленно попыталась оправдать свои действия.

- Он...

- Он это заслужил? - Обри закончил за меня. - Ты теперь Бог, Ризика, решаешь, кому жить, а кому умереть? В мире есть зубы и когти, Ризика; ты либо хищник, либо жертва. Но никто не заслуживает смерти больше, чем они заслуживают право жить. Слабые умирают, сильные выживают. Нет ничего иного. Твой брат был одним из слабых. Это - его собственная ошибка, что он мертв.

Я ударила его. Я была молодой леди, не умеющей драться, но в эту минуту я была просто в ярости. Я ударила его достаточно сильно. Он выпрямился, весь юмор сошел с его лица.

- Осторожно, Ризика. - Его голос был ледяным, голос, способный послать дрожь через храброе сердце, но я была слишком зла, чтобы это заметить.

- Не говори о моем брате. - Мой голос задрожал от ярости, и мои руки в сжались в кулаки, а потом разжались. - Никогда.

- Или что? - он спросил спокойно. Его голос стал более темный, более холодный, и он стоял на месте как камень. Я могла чувствовать, что его гнев накрывал меня как одеяло. В тот момент я поняла, что, если кто-то когда-либо угрожал Обри, они не оставались в живых, чтобы рассказать об этом.

Это был первый раз за все время.

- Я воткну этот клинок в твое сердце, и ты никогда не скажешь ничего снова, - ответила я.

Он бросил нож вниз так, чтобы он приземлился в дюйме от моей ноги, и его лезвие воткнулось в землю.

- Попробуй.

Я встала на колени, медленно и осторожно, чтобы поднять нож, не отрывая глаз от Обри, который смотрел с ледяной неподвижностью. Я не знала что он будет делать, но знала, что он не позволит мне просто убить его. Тем не менее, он стоял там, молча, по-прежнему, со слегка насмешливым выражением лица, и ничего не делал.

- Ну, Ризика? - сказал он. - Ты сказала что сделаешь это. Ты держишь нож. Я стою беззащитный. Убей меня.

Если бы я убила его тогда … Если я была в состоянии убить его тогда …

- Ты не можешь, - сказал он наконец, когда я не стояла не двигаясь. - Ты не можешь убить меня, в то время как я беззащитен, потому что ты все еще думаешь как человек. Ну, знаешь что, Ризика, теперь мир устроен не так.

Он захватил мое запястье одной рукой, а мое горло сжал другой. Нож был бесполезен.

- Атэр говорит о тебе, так как будто ты сильная. Но ты так же слаба, как и твой брат.

Я так и не научилась любым боевым навыкам. Я никогда не практиковала насилие. Но в природе выживание - это название игры, и когда дело касается твоих давно умерших корней, вы приспосабливаетесь, потому что, если вы не можете этого сделать вы будете мертвы. Я приспособилась.

Я вырвала запястье из рук Обри, использовав свободную руку, чтобы оттолкнуть его руку, которая держала меня. Нож упал, забытый. Мое запястье было сломано, но боли было мало - терпимость вампира к боли высока, и рана заживала быстро.

Я чувствовала головокружение, ощущение жжения и поэтому мне не удалось увидеть следующую атаку Обри. Он набросился, сбивая меня с ног на землю. Я пнула его в коленную чашечку изо всех сил, раздробив ее. Он зашипел от боли и гнева, падая на землю. Я начала отталкиваться от земли, но боль пронзила мои руки и спину.

Борьба между двумя вампирами может выглядеть физической, но когда они так сильны, как мой род, большая часть ущерба наносится с помощью разума. Сильный вампир может нанести удар разумом и убить человека, даже не прикасаясь к нему. Труднее убить другого вампира, но борцы могут все еще отвлечься и искалечить друг друга. Я была молода и не знала, как бороться таким способом. Я была на земле и не могла подняться из-за боли.

Обри был рядом в один момент. Он положил одну руку на мое горло, прижав меня к земле спиной. Даже раненым он был намного сильнее, чем я.

Он достал нож и поднес его к моему горлу.

- Помни об этом, Ризика - я не испытываю любви к вам. Я думаю, что вы слабы, и я не забочусь о ваших нравах. Если ты бросишь вызов мне снова, то проиграешь.

Я плюнула ему в лицо. Он провел ножом по моему левому плечу, от центра горла, в промежутке между ключицами, к предплечью. Я задохнулась. Оно горело как в огне и было больнее, чем все, что я когда-либо испытывала.

Большинство человеческих лезвий не оставляет шрамов у моего вида, но лезвие Обри не было человеческим. Волшебство, из-за отсутствия лучшего слова, было заключено глубоко в серебре. Позже я узнала, что Обри заполучил свой ​​клинок от охотника на вампиров в течение своего третьего года в качестве вампира. Его первоначальный владелец был воспитан в качестве охотника на вампиров, но несмотря на это он проиграл Обри.

Обри исчез, а я лежала на земле, выдерживая боль. Если бы лезвие было из человеческого серебра, то рана зажила бы мгновенно; вместо этого потребовалось некоторое время для моего тела, чтобы получить контроль над болью.

Как только боль спала от ослепляющей до просто невыносимой, я села медленно, осторожно прослеживая рану. Кровотечение уже остановилось, но рана не закроется полностью, пока я не поем снова. И это оставило шрам. Моя кожа была уже так бледна, что шрам казался слабой перламутровой отметкой, но я знала, где он находился, и я видела его легко.

Так или иначе, хотя я не знала как, и когда, я буду мстить за тот шрам и за все, что он обозначал: смерть Александра, смерть моей веры в человечество и смерть Рэйчел, невинной Рэйчел, человека, наполненного иллюзией.

Мой вид может жить вечно. У меня было бы много времени и много возможностей, чтобы сдержать эту клятву.

Теперь

Я была глупа нападая на него тогда и одинаково глупа чтобы выманивать его теперь, но у меня нет другого выбора. Я отказываюсь останавливаться и позволять Обри стать королем, не бросая вызов ему.

Я могу ощутить его ауру в комнате, но я не видела его, и он не говорил.

Где ты, Обри? Я спрашиваю его мысленно. Почему ты скрываешься от меня?

Я слышу его смех, насмешливый голос в моей голове; это голос я ненавидела всем своим разумом, всеми силами и своей душой. Он сказал только четыре слова, даже не предложение.

Одна строка стихотворения.

Тигр! Тигр! Жгучий страх...

Я закричала бессловесным криком орла, охотничьим криком ныряющего ястреба, возмущенным криком содержащегося в клетке животного, и я слышу, что Обри смеется в моем уме. Я знаю, где он был, когда я охотился на его земле.

Даже сейчас, когда он смеется, я изменила свой облик на золотистого ястреба, который вылетел из этой комнаты в своей животной ярости и приземляется внутри клетки тигра в зоопарке. Знак "Бенгальский тигр" упал, и его деревянный столб был разломан на две равных части. Металлические стержни в клетке тигра согнуты. Охранник лежит на земле, бледный и неподвижный.

Я не заботилась о других охранниках или знакомых, только о Торе, одном существе которое я любила после смерти Александра. Торе, которая лежала на боку, ее лапы были связаны, с ножом в сердце. Она родилась свободной и заслуживает того, чтобы жить так. Вместо этого она жила в клетке и была убита, связанная и беспомощная. Это больше, чем все другое заставляет меня чувствовать себя так, как будто нож был воткнут в мое сердце, а не ее.

Я вернулась обратно в свою обычную форму и вытащила нож из нее, издавая бессловесный вопль ярости и горя. Разорвав веревки на ее лапах, я заплакала на ее золотистой и черной шерсти, которая навсегда потеряла свой блеск. Я плачу - плачу сейчас, а не когда я потеряла своего брата и свою жизнь. Я плакала до тех пор, пока мои слезы не иссякли.