— А почему вы решили, что я из спецслужб?

Ответ Антон Антоныча был великолепен:

— А что же я, сериалов не смотрел, что ли? У меня глаз наметанный к тому же. Я вашего брата, да и сестру, зараз распознаю.

— В общем, так, дедушка, — с некоторым раздражением произнесла я, — ваша версия о подземном похищении, конечно, своеобразна и в некоторой степени подкреплена этими… гм… видами, но все же… все же…

— Ага! — вскипел дед. — Ты еще не веришь! Ну ладно, говорю. Я показал тебе, куда пропал Илюша Серебров, а теперь я покажу тебе, кто его сюда спровадил, то есть какая контора! Уж они-то хорошо знают, как забраться под Москву! Идем, говорю!

И он с нестарческой силой поволок меня в обратном направлении — к лестнице. Прошлось пролезть еще около пятидесяти метров вверх, что по высоте равняется примерно двадцатиэтажному дому, и мы оказались на железной площадке перед ржавой решетчатой дверью. На двери висел замок. Я хотела было предложить воспользоваться моими отмычками, которые помогли мне в комнате Илюши, но Антон Антоныч молча извлек из кармана большой ключ и вставил в замок. Тот открылся с противным скрежетом.

— И куда ведет этот ход? — спросила я.

— В подвал, говорю.

— Понятно, что не на смотровую площадку Останкинской телебашни!

— А ты не говори, — буркнул дед, — ты иди. Эх, портвешок закончился! — с сожалением добавил он.

Коридор оказался неожиданно коротким — для меня, уже привыкшей к масштабам, показанным мне старым отставным армейским разведчиком. Всего-то метров десять. Мы очутились в подвале, сплошь заваленном шифером и черепицей (часто битыми). Складское помещение. Дед Бородкин с таинственным видом поманил меня пальцем и проговорил:

— У них там то ли каптерка, то ли вахта… черт-те!.. Ты приложи ухо вот к этой квадратной трубочке.

«Квадратная трубочка» оказалась внушительным металлическим сооружением двух метров в диаметре, выпукло выставлявшим свою грань из бетонной стены. Очевидно, это был фрагмент большого вентиляционного хода. Но на всякий случай я спросила:

— А что это такое?

— А воздух проходит, — махнул рукой Антон Антоныч и, очевидно, с целью наглядно продемонстрировать мне циркуляцию воздушных масс, дыхнул на меня. Зря он это сделал. У меня едва не загнулись штопором ресницы. Но я стойко перетерпела химическую атаку, а дед Бородкин продолжал:

— Воздух проходит. Отдушина… это — вентиляция, что ли. А может, лаз. Но тут слыхать, как говорят. Наверху — фирма, говорю. Угадай, кто ее хозяин и кто там главным охранником бегает.

Я приложила ухо к поверхности холодного металла и действительно услышала глухие слова:

— …Уехал. Да. Сегодня.

Голос был густой, кажется, женский.

— А почему один? — раздался второй голос, низкий, звучный баритон. — Он что-то заподозрил?

— Что?

— Ну, насчет…

— Да нет! — прервала собеседника женщина. — Ничего. Он этих шавок опять притащил — вот это плохо. Не нравится мне все это, Леша. Не нравится. Если развод, то все — конец. Все рухнет, что мы с тобой…

— Не говори ничего, Мила, — отозвался мужчина. — Мы еще посмотрим. Что мальчишка путается в ногах, это, конечно, плохо, но решаемо…

Я задержала дыхание, проклиная себя, что не могу усмирить хотя бы на минуту горячее, толчками, биение сердца, из-за которого можно было упустить хотя бы слово из этого обрушившегося на меня разговора… тем более что, кажется — я узнала, точнее, угадала, собеседников.

Это были Камилла Сереброва — ее характерное контральто и тягучие гласные «а» и «о» я определила без труда — и, с большой долей уверенности, Звягин. Алексей Звягин, начальник охраны Сереброва. Любовник жены своего босса.

А надо мной был офис отца пропавшего Илюши.

Много мне услышать не удалось: голоса исчезли. Я повернулась к Антон Антонычу и спросила:

— И что из того, что вы вывели меня к фундаменту серебровского офиса? Если верно, что при желании и умении можно подлезть хоть под пол-Москвы, то…

— А вот и не то! — перебил меня неугомонный старик. — Я-то давно слежу за этой Камиллой. Она путается с кем ни попадя, а Ванька Серебров — дурак. То есть он не дурак, но слишком занят, чтобы углядеть шашни своей бабы.

Я не стала рассуждать с подозрительным стариком по поводу того, кто и с кем путается: было совершенно ясно, что в этом вопросе он даст мне сто очков вперед. Нужно было выбираться из этих лабиринтов и уже на воздухе раскидывать мозгами, что и к чему.

— Чтобы выйти, нужно обратно идти, плутать или как-то иным путем можно выбраться?

— Отчего же, говорю, — вскинулся дед Бородкин, — запросто оно и можно. Тут есть короткий путь, значит… в отсек сейчас нырнем, там штольня и штрек есть, их преодолеть, и выйдем на грузовую ветку метро. Там метров сорок пробежать, а оттуда напрямую можно подняться. Главное — успеть пробежать сорок метров, говорю. А то коли поезд… Ну ладно, пойдем! — Он взял меня за руку и потащил.

— Нет уж, — решительно сказала я, выдергивая руку, — сорок метров! Меня не Анна, не Каренина звать, чтобы вот так решительно — под поезд! Лучше вернемся по тому пути, каким сюда пришли. Настоящие герои, как говорится, всегда идут в обход.

— A-а, вот то-то и оно, что в обход, говорю, — осуждающе проворчал дед Бородкин. — В обход…

Избавившись через час от компании Антон Антоныча и его могучей организации, оставшейся в своих катакомбах пить излюбленный сивушный портвейн (откуда они его брали в Москве-то?), я вышла на солнце и воздух и ужаснулась своему виду. Не стану описывать, как и чем я перепачкалась, скажу только, что за то время, пока я ехала в метро (машину не брала), на меня оглянулись по меньшей мере раз сто. Хорошо еще, что ехать до Сретенки всего две станции…

В офисе босс молча оглядел мою измочаленную персону и, втянув ноздрями воздух, произнес:

— Где бывала, что видала? Или тебя, Мария, пардон, откомандировали на мусорку?

Родион Потапович, как всегда, особо не стеснялся в суждениях-выражениях.

— Нет, — с досадой ответила я, — забралась в подвал и слушала задушевные беседы Камиллы Серебровой и ее сердечного дружка, а по совместительству любовника Звягина.

— И что?

— А ничего! Конечно, они могут быть причастны к исчезновению Ильи, но пока что тому никаких доказательств! Кроме того, мне тут подкинули еще версию…

И я рассказала о «Скорой», Гирине, Антон Антоныче свет-Бородкине и его славной подземной организации, промышляющей самопальными экскурсиями по подземной Москве. Родион Потапович слушал очень внимательно, время от времени вставляя короткие емкие вопросы. Но когда я завершила свой, если пользоваться терминами деда Бородкина, доклад, босс заговорил вовсе не о скорой медпомощи.

— Значит, этот дед-разведчик подозревает Звягина?

— Он, по-моему, подозревает всех. Даже меня. А к себе затащил для проверки на вшивость. У него, конечно, не все дома. Хотя в определенной логике и здравом смысле дедушке не откажешь. О наблюдательности я умалчиваю — старый волк все-таки.

— Мне не дает покоя этот Алексей Звягин, начальник охраны Сереброва, — признался босс, — любовник этой Камиллы. То, что он с ней кувыркается, — ничего страшного. Мало ли людей спит с женами своих начальников? Бывает. А вот справки о семье этого Звягина дали результат следующий: в июне сего года в городе Сочи был убит Звягин Игорь Викентьевич, житель Сочи и работник частной клиники пластической хирургии. Доктор медицинских наук, хирург. Смерть наступила от проникающего ножевого ранения в мозг. Ножевого… гм… или, по показаниям экспертизы, рана была нанесена полоской остро заточенного металла. Так вот, тот Звягин — отец нашему Звягину.

— Когда он был убит? В июне?

— Двенадцатого июня, — чуть помедлив, ответил босс. — А ровно через три месяца, двенадцатого сентября, исчезает Илюша Серебров. Что это — совпадение? Быть может. А может, и нет.

— Вы же говорили о некоем Коломенцеве по прозвищу Ковш, киллере, — напомнила я. — А теперь перекинулись на Звягина.