И вот мы входим вместе с заводскими конструкторами в калитку института, за высокую стрельчатую ограду, обнимающую широко раскинутую обширную территорию. Идем по асфальтовой дороге мимо гладких серых бетонных зданий с поясами окон и кругами электрических часов над входами, мимо длинного сквера, уходящего куда-то далеко в сторону, идем к большому корпусу, который стоит в глубине двора. Там, на третьем этаже, среди множества других помещений, находится лаборатория номер шесть. Лаборатория, где работает со своими сотрудниками Александр Иванович Бояров.

Широкий коридор, бледно и холодно освещенный трубками дневного света. Справа и слева - ряды дверей в неглубоких нишах, совершенно одинаковых и одинаково наглухо закрытых, за которыми то что-то гудит, то потрескивает, то хранит строгое, значительное молчание. Электрическая наука совершает там за дверями свои таинства.

Вот это здесь. На ваш стук не сразу, чуть погодя, щелкает замок, и чья-то рука тихо и не спеша приоткрывает дверь. Яркий дневной свет, особенно теплый и живой после искусственного освещения коридора, бьет оттуда, из-за двери, откуда вы слышите негромкое и довольно равнодушное: «Войдите».

Светлая, очень светлая комната. Сразу и не скажешь, большая или нет, - так она заставлена столами, лабораторными столиками, полками, где всюду какие-то аппараты, приборы, ящики, экраны и циферблаты, катушки и провода… Стоит вам на что-нибудь облокотиться, как вас тотчас же предупреждают: «Осторожно, может быть под током!» Словом, исследовательская электролаборатория.

Мы пришли сюда не потому, что это какая-то особо выдающаяся лаборатория, в которой произошли открытия, потрясшие науку. И не потому, что имена людей этой лаборатории получили громкую славу. Мы пришли сюда, чтобы увидеть ту скромную черновую работу изо дня в день, напряженно-кропотливую работу, какая нужна была для появления задуманного прибора. Как и в десятках и сотнях других лабораторий, здесь совершаются ежедневно свои малые открытия, свои незаметные, но постоянные достижения, из которых, собственно, и складывается общий поток развития новой техники, технического прогресса.

Здесь, в этой комнате, и предстояло теперь создать всю электрическую основу прибора. Электрический рычаг, который мог бы наглядно рисовать мельчайшие гребешки, вызывая их из самых потаенных глубин невидимости. Электрический мозг, который был бы способен производить мгновенно математическую обработку поверхности. Здесь-то и найдут наконец свое продолжение проводочки датчика. Палец, связанный с нервной сетью прибора.

Александру Ивановичу Боярову не приходилось собирать сотрудников и держать речь о начале новой работы. О сложности, об ответственности… Когда проводишь часы труда вот так, вместе, в одной комнате, в таком тесном соседстве, все то же самое можно сказать почти на ходу, не отрываясь от записей или опыта.

- Завтра приедут с завода, - сказал Александр Иванович из-за своего стола. - Привезут механику. Надо подготовить место, убрать лишнее.

- Монтажные панели потребуются? - спросил техник Марк Вятич, сидя верхом на табурете и склонившись над ящиком сопротивлений.

- Это надолго? - спросила техник Мила Платонова, перебирая мелкие детали на стеллаже.

Больше никто ничего не спросил, так как больше никого и не было в этой комнате.

Можно было подумать: приедут заводские конструкторы в лабораторию, привезут механику для прибора, привезут датчики с иглой - и тотчас начнется пристройка к этой механике всяких электрических чудес.

Но началось совсем не так. Нужна была еще предварительная подготовка, прежде чем можно было к чему-то приступить. Прибор намечался необычайного свойства, и все связанное с ним также было необычным. Величины, измерения. Токи столь малые, что их приходится считать на тысячные и миллионные доли. Амплитуды колебаний строгого диапазона… Без специальной аппаратуры ко всему этому и не подойти. Создавая очень точный прибор, надо и самому располагать очень точными орудиями лабораторной работы. Первые шаги были еще только подступами к главному эксперименту.

Они сами начали готовить оружие своих исследований. Тонкие измерители, генераторы колебаний, эталонные источники напряжения. Лаборатория оживилась приходом разных людей - в спецовках, в комбинезонах. Приходили конструкторы из лабораторного бюро. Приходили техники из мастерской. Вместе с Бояровым и его сотрудниками они старались определить все рабочие условия необходимой аппаратуры, приносили на пробу первые смонтированные образцы, требуя, как всегда, изменений и упрощений. А кое-что в расчете на дальнейшее надо было задавать опытному заводу при институте, и оттуда также приходили люди - конструкторы, техники, монтажники… Вокруг начинающегося лабораторного эксперимента вступали постепенно в действие разные звенья сложной институтской машины.

На много дней было разрушено привычное представление о лаборатории как обители сосредоточенной тиши и спокойствия. «Потише, пожалуйста!» - призывал Александр Иванович, когда страсти над чертежом или пробной аппаратурой уж очень разгорались.

Случалось, что им самим здесь, в лаборатории, надо было что-нибудь изменить в готовой аппаратуре, перемотать или соединить иначе. Марк и Мила брались тогда за отвертки и паяльники, за кусачки и пинцеты. И Александр Иванович, научный сотрудник, исследователь и теоретик, руководитель группы, также брался, не гнушаясь ничем черновым. Пусть никого не обманут на вид его руки - белые, чистые, с аккуратно подстриженными ногтями. Они просто хорошо вымыты после любой работы.

Их было всего трое в этой лаборатории, и каждому приходилось исполнять все, что оказывалось необходимым. И они мотали, и собирали, и перепаивали, прокладывая скорее собственными руками дорогу к главному в своей работе. Святая энергия инициативы!

Ну, вот и наступило это главное. Можно приниматься за электрическую сердцевину прибора, за те узлы, где должен происходить математический подсчет, увеличение и где перо будет рисовать профиль невидимки. Сердце и мозг, куда потянутся нити проводов от механического пальца.

Прежде всего увеличение. Как увеличивать ничтожные колебания иглы, в принципе не представляло никакой загадки. Сигналы датчика усиливаются во множество раз, настолько, чтобы придать перу нужный размах. Есть и верное средство усиления - электронная лампа.

Электронная лампа - маленькое чудо нашего века, заключенное в пустотный баллончик. Электронная лампа, которая дала нам и современное радио, и телевидение, и контрольную автоматику, и новейшие «разумные» машины, эта лампа должна была послужить сейчас и делу извлечения гребешков из их микроскопического мира. Электронный поток, рождаемый там, внутри, в пустоте, под влиянием даже слабейших токов, делает лампу прекрасным усилителем. Он, как мощный рычаг, переводит подведенный ток на более высокий уровень, умножает, увеличивает во множество раз. Электронный рычаг, гибкий и мгновенно действующий, невесомый и практически не имеющий никакой инерции. Именно такой рычаг и нужен, чтобы вытаскивать им на белый свет сокровенный рисунок микропрофиля.

Одна лампочка увеличивает, за ней другая еще увеличивает, третья - еще больше.., Так и выстраивается та цепочка, что именуется столь поэтично на языке электроники «каскадами усиления». Пятьдесят на пятьдесят и еще раз на пятьдесят. Увеличить до ста тысяч раз - в принципе никакой загадки.

В принципе! А в применении именно к этому прибору десятки загадок и неизвестностей вставали вдруг перед людьми маленькой лаборатории. Необычайно высокая точность его выдвигала все новые требования, самые строгие, неукоснительные и часто совсем еще непредвиденные. Высокая чувствительность. И обязательно высокое постоянство действия. В любой момент электронное сердце прибора должно совершенно точно отвечать на любое движение иглы. Точно производить увеличение, подсчет, запись. Неизменно точно.