Не однажды менялся пейзаж за это время за окнами конструкторского отдела. Голые осенние деревья покрывались снежным инеем, потом лопались почки, прошло и весеннее цветение, и теперь садовая дорожка между цехами, по которой, помните, расхаживал когда-то Георгий Иванович, лежала пустынной под зноем летнего солнца.

…Но действительно ли остановилось? Они задумали прибор, решили создать его, понимая, как он был бы нужен. Они и сейчас продолжали думать о нем. Не могли не думать.

То Бояров заедет к вечеру на завод - так, прикинуть кое-что вместе с конструкторами на всякий случай. То Клейменов отправится после работы на шумную привокзальную улицу, чтобы посидеть с Александром Ивановичем в его комнате, за обеденным столом, за которым хозяин почему-то любил работать даже больше, чем за столом письменным.

Главный конструктор Георгий Иванович созывал время от времени всех вместе, и они сообща пытались выяснить, что же придется им предъявлять друг к другу, если работа над прибором все же начнется. Чего они, механики, потребуют от электрической части? И чего он, электрик Бояров, потребует от их механической части? Взаимные претензии, заменяющие восторги содружества. Если, конечно, все это начнется…

Съездил Бояров посмотреть и на английский прибор под стеклянным колпаком.

- Хорошая работа, - заметил он, разглядывая сквозь скупую щелочку электрическое нутро.

Потом подумал и добавил:

- Примерно сороковых годов.

Подумал еще и еще добавил:

- Попробуем сделать не хуже. Хотя увеличение в сто тысяч раз - это несколько другое.

Общий принцип электронного устройства был понятен ему с одного взгляда. В наше время его не надо изобретать. Все дело в том, как этот принцип реализован, в какой рабочей схеме воплощен, со всеми дополнительными, вспомогательными устройствами, какие тут требуются. Вот где будут настоящие трудности и загадки, особенно когда пытаешься совершить такой шаг к небывалой еще чувствительности. Увеличение в сто тысяч раз потребует тут много нового и неизвестного, хотя электроника и совершенствует с каждым годом свои методы. Бояров это отчетливо представлял себе. Нет, не открытие общего принципа, а безукоризненно проведенная опытная работа должна все решить. Точность исполнения - прежде всего.

Да, но когда же, когда наконец начнется эта работа,

реальное воплощение? Что же они все-таки успели сделать сами за это время? Все только присматриваются да примериваются. И даже не сумели еще убедить кого следует, что задуманная ими вещь нужна, очень нужна и чтобы им позволили над ней работать. Вот именно: позволили работать.

Георгий Иванович отправился к главному инженеру завода. Пожаловаться, спросить совета… И так, может быть, потихоньку склонить на одно решение.

Главный инженер Иван Алексеевич слушал, по обыкновению не поднимая глаз от бумаг на письменном столе. Неожиданно этот резкий, несговорчивый человек со всем согласился.

- Это у вас похоже на мысль, терять жалко, - сказал он с суховатой отчетливостью.

Он-то понимал значение задуманного прибора и решил сейчас пойти навстречу событиям. Да, рискнем. Пусть завод начнет пока то, что он может делать сам: механическую часть прибора, орган осязания, конструктивную основу. А там посмотрим, там можно будет вложить в готовое и электронную сердцевину… когда услышат наконец просьбу завода. Не может же быть, чтобы такое дело и не получило все-таки ход. А пока что начнем заваривать…

В одном из цехов завода я встретил девушку-контролера, про которую говорили, что она обладает «шестым чувством». То была знаменитая на заводе Рая. Она проводила пальцем, вернее кончиком розового холеного ноготка, по отделанной поверхности и, прикрыв глаза, изрекала, как оракул: «Фрезеровка седьмой класс… шлифовка девятый класс».

Проверка на приборах большей частью сходилась с ее предсказаниями. Несколько лет, проведенных на таком контроле, - и указательный палец Раи приобрел ту особую чувствительность, которой обычное человеческое осязание не обладает. Микроскопические волны гребешков, как некие невидимые струны, о чем-то говорили и пели ей, когда она перебирала их своим пальчиком.

Нечто подобное такому пальцу и должны были они создать сейчас для своего прибора. Только палец механический, безошибочный и куда еще более чувствительный, чем даже натренированный Раин ноготок, чтобы мог распознавать он любые гребешки на поверхности - и такие, что уж совсем прячутся под зеркальной гладью высшей чистоты. Двенадцатый, тринадцатый и даже четырнадцатый классы… Предел современной технической отделки. Мир десятых и сотых долей микрона. Туда, как бы продолжая наше осязание, придется залезать механическому пальцу.

На кончике пальца - тонкая алмазная игла. Она, как крохотный ноготок, обостряет чувствительность и сводит точку осязания к небывало малой величине. Этакий сверхчувствительный микроноготь.

Удивительно даже, сколько серьезных ученых людей думают, работают и спорят над такой иголкой. Может ли она проникнуть в самые мельчайшие бороздки поверхности? Верно ли ощупывает? Не царапает ли?

Немец Шмальц вообще отрицал возможность ощупывания микропрофиля иглой. Если она толста, то не может залезть во все неровности и не передает правильной картины. А если она очень тонкая, то царапает поверхность. Только невесомой световой волне позволял он касаться поверхности для измерения и исследования гребешков.

Пытались заменить иглу воздушной струей, поручая ей ощупывание поверхности. А другие отвергали и струю. Спор, затянувшийся на годы.

Конструктор Левин в своей ленинградской лаборатории также немало трудов посвятил этой иголке. Он привел доказательства, и опытные и теоретические, что игла все же заслуживает доверия. Она может достаточно точно копировать гребешки, выявляя общую картину поверхности. Надо только устранить опасность царапанья. Сделать нажим иглы возможно легче. Малое давление иглы - в этом весь фокус. Такое малое, чтобы игла только нежно обкатывала гребешки. Но не настолько малое, чтобы начала проскальзывать впустую. Тонкое равновесие, донимающее помыслы всех изобретателей.

Граммофонная иголка, пробегая по бороздкам пластинок, верно и точно передает сложнейший мир звуков, полифонию оркестра, тончайшие переливы голосов. Почему же игле прибора не сыграть нам немую мелодию микропрофиля? Этакая соната или прелюдия на тему о гребешках..,

Но игла прибора должна быть в десятки раз острее граммофонной иглы, чтобы залезать во все тайники микропрофиля. Теперь на заводах механическая отделка оставляет следы на поверхности куда более легкие, чем самые нежные, ласкающие звуки. Вот и попробуйте вызвать эту едва уловимую музыку гребешков. Отсюда и споры и разные доказательства со схемами, с математическими выкладками то в пользу, то против иглы. Клейменов чувствовал, как он теряется в потоке разноречивых мнений, разбросанных по разным книгам и статьям.

- Пробуйте, все пробуйте сами, - напоминал ему Георгий Иванович.

Итак, им нужна тонкая, очень тонкая алмазная игла. Конструктор набирает номер заводского телефона:

- Отдел снабжения? Мне необходима алмазная игла, четырехгранная, радиус острия два-три микрона. Будьте добры.

Конструктор кладет трубку и продолжает свою работу по расчетам и проектированию прибора.

Увы, действительность пока что далека от нарисованной идеальной картины. На самом деле конструктор рыщет по институтам и предприятиям точной механики. Где бы достать иглу? Главный конструктор Георгий Иванович обзванивает всех знающих людей. Где бы достать? Его заместитель Евгений Александрович обзванивает…

Наконец Клейменов находит нужную иглу на одном из заводов, скрывающих свое лицо под строгой литерой. После известного количества личных переговоров, дипломатических улыбок, письменных запросов и ответов он привозит оттуда драгоценный алмазный ноготок. Крошка, которую можно рассмотреть как следует лишь под микроскопом.