Другие, не возражая против того, что фосфор постепенно накапливали живые существа, считают, однако, что главными хранилищами его были глубинные воды морей и океанов. При наступлении соленых вод на сушу течения выносили фосфаты на мелководья, где они и включались в состав морских отложений.

Третьи полагают, что соединения фосфора постоянно содержались в морской воде даже в мелководной части морей; но оседать на дно начинали, когда в бассейне складывались какие-то благоприятные условия, зависящие от температуры воды, содержания в ней других солей, углекислоты, кислорода, органического вещества и т. п. Не исключено, что фосфаты оседали, когда в бассейне устанавливалась какая-то определенная глубина.

Вот и выходит, что пока трудно понять, о чем рассказывает нам «фосфоритовая страница» альбской летописи. То ли она содержит информацию о каком-то «расцвете жизни» в море при захвате им новых территорий, то ли — о моменте массовой гибели его обитателей, скажем, при быстром обмелении какого-то участка бассейна. Может быть, прослой желваков и других темных камней сообщает нам об улучшении связи Альбского моря с океаном, когда в наши края пробились мощные течения, а может быть, — это след каких-то изменений в составе воды, атмосферы, перемен климата?

Однако на одно из событий, происходивших в Альбском море, слой фосфоритов указывает довольно определенно.

Присмотрись еще раз к этой «странице» летописи шестого века… Не кажется ли тебе, что камни, слагающие ее, как-то неестественно лежат тут, словно кто-то их нарочно нагромоздил?…Ну, на самом деле. Раковины, куски древесины, обломки костей едва ли когда вот так располагались на дне моря. Они должны были переслаиваться песком, глиной. Раки и черви свои норы рыли в толще осадка. Конкреции тоже росли, скорее всего, не на поверхности дна, а в каких-то слоях осадка. Но где же те частички песка или ила, которые когда-то разделяли все эти камни?.. Размыты?.. Скорее всего!

При опускании морского дна на его поверхности оседали песок и глина. В их слоях росли конкреции, накапливались остатки живых существ. Там их пропитывали фосфаты. При поднятиях дна — возникали течения. Они уносили песчинки и легкие частички глины, а тяжелые желваки и окаменелости оставались, постепенно накапливаясь. Так что слой фосфоритов — это крохи какой-то, может быть, очень значительной толщи, слагавшейся на дне не одну тысячу лет и затем размытой.

Во время нашего путешествия мы уже встречали в каменной летописи «многоточия» — слои, состоявшие из окатанных водой галек. И знаем — это знак того, что море в какое-то время прекращало «писать», уходило из данных краев, уступая место суше. Слой фосфоритов тоже отмечает, что здесь какая-то часть истории не увековечена, хотя море никуда и не уходило. Просто написанное им «вырвали» течения во время каких-то значительных поднятий дна.

Итак, Альбской море то раздвигало свои границы, то оставляло часть захваченных территорий. Дно его то опускалось, то поднималась. Почему же этот бассейн так «лихорадило»?

Шестой век — середина мелового периода. В это время планета содрогалась от очередной волны горообразовательных процессов. Моря прекратили наступление на сушу и даже частично ушли с захваченных континентов, совершая время от времени короткие набеги на «пограничные районы». Вероятно, отзвуки именно этих событий и отразились в «мемуарах» Альбского моря, с которыми мы сейчас знакомимся на Увекской горе.

И еще «фосфоритовый слой» интересен тем, что он — своеобразная коллекция обитателей Альбского бассейна. Глины, алевролиты, песчаники, лежащие перед нами, окаменелостями очень бедны. Понятно, когда вода в море застаивалась, на дне его мало кто жил, а попадавшие в осадок остатки обитателей водной толщи чаще всего растворялись или «перерабатывались» на «химических заводах». Когда же море мелело и «проветривалось», начинали действовать «песчаные мельницы». Фосфат кальция, время от времени выделяясь из морской воды, пропитывал стенки нор, прорытых животными в морском грунте, кости и куски древесины, замещал хрупкий кальцит раковин, превращая все это в прочные камни, которые потом смогли устоять во время размывов.

Лучше всего с экспонатами «фосфоритовой коллекции» знакомиться там, где обломки темной плиты размывает современная вода. Одно из таких мест — берег Волги чуть ниже поселка Красный Текстильщик. Там у края набегающих на берег волн можно найти позвонки ихтиозавров и плезиозавров, обломки отдельных костей этих ящеров, их конические зубы, а иногда еще позвонки и зубы древних акул, ядра раковин двустворчатых моллюсков, кусочки окаменевшей древесины, а на глыбах песчаника — причудливые переплетения ходов, прорытых когда-то морскими раками и червями в грунте Альбского моря.

Фосфатизированные окаменелости встречаются и ниже по течению: у Широкого Буерака, Крутца, Пудовкина. Но особый интерес представляет участок берега около дачного кооператива «Космонавт». Там тоже встречаются позвонки морских ящеров, а однажды была найдена даже почти метровая челюсть плиозавра с остатками зубов. Там же нередки ядра двустворчаток и обломки гоплитов, аммонитов, раковины которых украшены крупными, изогнутыми ребрами и действительно немного напоминают гребни боевых шлемов тяжеловооруженных древнегреческих воинов.

А вот на окраине села Синенькие и пятью километрами южнее, на левом берегу небольшой речушки Мекотной, впадающей в Волгу, сохранились еще следы карьеров, в которых несколько десятков лет тому назад велась добыча фосфоритовых желваков, служивших сырьем для выработки фосфорных удобрений…

А теперь, капитан, найдем тропку, которая, обходя обрыв с альбскими слоями, ведет к вершине Увекской горы, и пойдем по ней. И будем внимательно смотреть себе под ноги…

Вначале эта крутая дорожка будет серой, но шагов через 50–60 начнет светлеть и из глинистой превратится в песчаную. Это — сигнал нам, что из шестого века мелового периода мы перешли в седьмой, сеноманский, названный так по имени древнеримского поселка Сеноманума, на месте которого в наши дни стоит французский город Ле-Ман. В его окрестностях в середине прошлого века ученые впервые прочитали некоторые «страницы» этого этапа истории планеты.

На склоне, по которому мы поднимаемся, хороших обнажений нет. Поэтому, выйдя на вершину горы и полюбовавшись с нее широкой панорамой Волги и Саратова, пройдем немного к югу, где находится песчаный карьер…

Знакомясь с древними морями, мы уже заметили: вторгаясь в наши края, они «писали» свои «мемуары» глинами, уходя — песками. Но, оказывается, из этого правила были и исключения. Сеноманское отлагало на своем дне песчаную толщу — наступая. Или, скажем точнее, пытаясь наступать…

В седьмом веке мелового периода уровень мирового океана снова стал повышаться. Соленые воды опять двинулись на континенты. Однако в восточной половине Русской платформы, которой до этого многие моря овладевали без особого труда, в сеноманском веке суша начала подниматься. Реки, врезаясь в нее, понесли навстречу наступавшей воде массы песков. Началась необычная борьба. Море повышало уровень, и реки, словно стремясь загородить ему дорогу, надстраивали в высоту берег. Волны и течения разгребали песок, снося его на глубину, — реки приносили новый. Время шло, а грозная соленая стихия «топталась на месте» около рубежа, проходившего возле северных границ нынешней Саратовской области. А в наших краях, бывших дном моря, накапливалась небывалая толща песков. Часть ее мы сейчас увидим в карьере, лежащем за вершиной Увекской горы.