Хабаровск, 1916, 13 апреля Лунный серп Лунный серп ушел за гору И глядит из-за нее. Спать спокойно мне бы впору, Сердце милое мое. О тебе во сне мечтая, В час течения планет Над Землей в объятьях мая, Разодетой в майский цвет. Но в качании вагона, Во вращении колес Слышу звук чьего-то стона, Тихий шелест многих слез. И межь тем как поезд змейный Огибает горный склон, Не луной благоговейной Преисполнен полусон. Разорвалось мирозданье, В жуткий срыв раскрылась дверь. Несосчитанность рыданья, Непредвиденность потерь. Затуманенные люди, Ярость пропасти без дна, О, когда же в новом чуде Будет новая луна? Маньчжурия, КВЖД,
1916, 23 мая Над Байкалом Над застывшим Байкалом, Над горами и в боре, Чарованием алым Разливаются зори. На мгновенье аилы, Целый час розовея, Просыпаются скалы, Неохотно серея. Вековые изломы Нависающе-косны. Здесь для зверя хоромы, Здесь высокие сосны. Отошедшим туманом Обнажаются ямы. След пробитый кабаном, Чащ природные храмы. Кто здесь молится водам? Что гудит над холмами, Вековым хороводом И густыми псалмами? Это – озером скрыты Под водою соборы, Под водой не забыты Довременные хоры. Байкал, 1916, 26 мая Весенние Березы, и сосны, И кедры, и ели, И ладан тот росный, Что дышет в их теле, – Лисицы, и волки, И лось, и медведи, И звонкие пчелки – Все в ласковом бреде. О, пышные ели, О, стройные сосны, Ветрам вы свирели, Вы все светоносны. О, кедры, вы мудры, И песня вам спета, И вы златокудры, Играния света. Я видел, как белка Хвостом колдовала, Что в речке, где мелко Вода прибывала. И в лесе, где чащи Весною зелены, Все чаще и чаще Цвели анемоны. Межь синих фиалок, Еще, не простые, От солнечных прялок, Цвели золотые. И лютик, что жарким В Сибири зовется, Был пышным и ярким, Здесь луч его льется. И капля росинки, Качаясь на травке, Вдруг стала травинке Головкой булавки. И вся заиграла Для радости глаза, Мерцаньем опала, Гореньем алмаза. Как дымка блестела, Играя и тая, И к Богу летела, На выси Алтая. Путь к Омску, 1916, 29 мая В лесу Я укрылся, точно птица, Между лиственных громад. Любовалась медведица На веселых медвежат. Малодневные. Четыре. Оживала тишина. Их ласкала в свежем мире Эта первая весна. Веселясь в звериной ласке, Кувыркались по траве. От движенья реют сказки В каждой детской голове. Двух братишек их сестрица Оттузила по спине. И ворчнула медведица: «Это видеть любо мне». А четвертый медвежонок Был как будто не у дел, И как будто бы спросонок Прямо в солнце он глядел. А от солнца – на поляну, От поляны – в синий лес. Пересказывать не стану, Сколько было всех чудес. Все, что в мире здесь от Бога, На своей живет черте. И звериная берлога Видит сны о красоте. Путь к Омску, 1916, 29 мая Тайга Сто верст пожара, Откуда он? Сокрылось солнце в клубах пара, Затянут дымом небосклон. Ползет шипенье, Горит тайга. Огнистых змеев льется пенье, И бьет поток о берега. Вся в синих дымах, И вся в огне. Приют видений нелюдимых, Бродяге, ты желанна мне. Тайга, ты тайна В пути слепом. Твоя нетронутость бескрайна, В тебе бездомному есть дом. Подъезжая к Омску
1916. 29 мая Лестница сна Сначала раскрылось окно, И снова закрылось оно, А дух опустился на дно. И сделалась вдруг тишина Такою, как ей суждено Бывать, если встала луна, Молчать, ибо светит она. Сначала, в сомкнутости глаз, В тот тихий тринадцатый час, Возник от луны пересказ, Приникших до чувства лучей. И где-то светильник угас, И где-то блеснул горячей. Был дух равномерно-ничей. Потом распустился цветок, И он превратился в поток, Беззвучно текуч и глубок, Из красок, менявших свой цвет. И дух он тихонько увлек В качавший все тайны рассвет, Где путь задвигает свой след. Тогда зачарованный слух, Тогда обезумленный дух Зажжется и снова потух В себя запредельности взяв. Но тут звонкогласый петух Пропел для рассветных забав. И росы мелькнули меж трав. |
