Я влюблен в эти звуки, в это сердце мне ранящий стон.

Я беспечен; и день мой проплывает неясно, как сон.

Ночи… Ночи бессонные, в ожиданье моей светлоокой,

Но тускнеет пред нею свет, которым весь мир озарен.

Если вновь приведется мне лицо ее нежное видеть —

Сам себя я счастливым буду звать до скончанья времен.

Я не муж, если скрою свою грудь от камней порицанья,

Муж душой своей твердой, как щитом, от копья огражден.

Не изведав несчастий, не достигнешь заветного счастья,

Кто дождался Новруза, стужу зимнюю вытерпел он.

Хоть жнецы были мудры, но Лейли они тайны не знали.

Лишь Меджнун ее ведал, кем был весь урожай их спален.

Сонм влюбленных, что верой и богатством мира играет,

Жатвы не собирает, а несметным добром наделен;

Ты другого арканом уловляй! Мы же — верные слуги,

Ведь не нужно треножить скакуна, что давно приручен.

День вчерашний умчался, ну, а завтра пока не настало.

Саади, лишь сегодня ты и волен в себе, и силен!

О, если бы мне опять удалось увидеть тебя ценой любой,

На все время до Судного дня я был бы доволен своею судьбой!

Но вьюк с моего верблюда упал… В туманную даль ушел караван.

Я брошен толпой вероломных друзей, что заняты были только собой.

Когда чужестранец в беду попадает, ему и чужой сострадает народ.

Друзья же обидели друга в пути, покинув его в пустыне глухой.

Надеюсь я — долгие дни пройдут, раскаянье тронет души друзей.

Я верю — придут они, друга найдут, измученные своею нуждой.

Ведь воля, — о муж, — это воля твоя! Захочешь — воюй, захочешь — мирись.

Я волю свою давно зачеркнул — иду за тобой безвестной тропой.

А кто на чужбине осла завязил в трясине и сам свалился без сил,

Ты молви ему, что в сладостном сне увидит он край покинутый свой.

Ты счастья, ты радости ищешь себе. На образ красавицы этой взгляни!

А если взглянул — с отрадой простись, навеки забудь свой сон и покой.

Огнепоклонник, и христианин, и мусульманин — по вере своей,—

Молятся кыбле своей. Только мы, о пери, твоей пленены красотой!

Я прахом у ног ее пасть захотел. «Помедли! — она промолвила мне.—

Я не хочу, чтоб лежал ты в пыли и мучился вновь моею виной!»

Я гурию-деву увидел вчера, которая в сборище шумном друзей

Сказала возлюбленному своему, поникшему горестно головой:

«Желанья ты хочешь свои утолить? Ты больше ко встрече со мной не стремись!

Иль вовсе от воли своей откажись, тогда насладишься любовью со мной».

Коль сердце печаль свою в тайне хранит, то, кровью оно истекая, горит.

Не бойся предстать пред глазами врагов, открыто, с израненною душой.

Пусть море мучений клокочет в тебе, но ты никому не жалуйся, друг,

Пока утешителя своего не встретишь ты здесь — на дороге земной.

О стройный, высокий мой кипарис, раскрой окрыленные веки свои.

Чтоб тайны покров над скорбью моей я снял пред тобой своею рукой!

Друзья говорят: «Саади! Почему ты так безрассудно любви предался?

Унизил ты гордость и славу свою пред этой невежественной толпой».

Мы в бедности, мы в униженье, друзья, и гордость и славу свою утвердим!

Но каждый из нас — по воле своей — пусть выберет сам тот путь иль иной.

Что не вовремя, ночью глухой, барабан зазвучал?

Что, до света проснувшись, на дереве дрозд закричал?

Миг иль целую ночь приникал я устами к устам…

Но огонь этой страсти пылающей но потухал.

Я и счастлив и грустен. Лицо мое, слышу, горит.

Не вмещается в сердце все счастье, что в мире я взял.

Головою склоняюсь к твоим, о мой идол, ногам.

На чужбину с тобой я ушел бы и странником стал.

О, когда бы судьба помирилась со счастьем моим,

Онемел бы хулитель и низкий завистник пропал.

В мир явился кумир. И прославленный ваш Саади

Изменился душой, — поклоняться он идолу стал.

Мне опостылело ходить в хитоне этом голубом!

Эй, друг, мы осмеем ханжей с их «святостью» и плутовством.

Кумиру поклонялись мы, весь день молитвы бормоча.

Ты нас теперь благослови — и мы свой идол разобьем.

Среди иных хочу сидеть, и пить вино, и песни петь,

Чтобы бежала детвора за охмелевшим чудаком.

В служенье верен был Китмир, из пса он человеком стал,

А возгордившись, Валаам из человека станет псом.

В простор пустынь меня влечет из этой душной тесноты,

Несется радостная весть ко мне с рассветным ветерком.

Пойми, когда разумен ты! Не прозевай, когда ты мудр!..

Возможно, лишь одним таким ты одарен счастливым днем,

Где одноногий кипарис шумит, колеблясь на ветру,

Пусть пляшет юный кипарис, блистая чистым серебром.

Ты утешаешь сердце мне, ты радуешь печальный взор,

Но разлучаешь ты меня с покоем сердца, с мирным сном!

Терпенье, разум, вера, мир теперь покинули меня,

Но может ли простолюдин взывать пред Кейевым шатром?

Пусть льется дождь из глаз твоих и в молниях — гроза скорбей,

Ты пред невеждой промолчи, откройся перед мудрецом.

Смотри: не внемлет Саади укорам низких и лжецов.

Суфий, лишения терпи! Дай, кравчий, мне фиал с вином!