Но Климов, казалось, не замечал огорчения и явной обиды в словах Вознюка, все также сухо и четко произнес:

— Спасибо, Василий Иванович, за доверие! — И вышел из кабинета ровным шагом знающего себе цену командира.

Климов был в квартире один. На диване лежал раскрытый чемодан, в который он складывал свои вещи. Подойдя к стенке, снял фотографии жены и сына в черных рамках, бережно завернул их в полотенце, спрятал на дно чемодана.

— Вот и все, — произнес вслух. — Остальное пришлют к новому месту службы.

В комнату вошел солдат, шофер Климова, молча взял чемодан и обернутый плащ-палаткой тюк, понес их к машине.

Климов посидел немного, надел фуражку и спустился вниз.

— К памятнику, — коротко приказал водителю.

Шофер медленно тронул машину и скоро вырулил в степь.

— До чего же жгучее солнце, — устало вздохнул Климов.

Шофер подавленно молчал.

— Не грустите, товарищ Коротков, жизнь идет своим чередом: придет новый командир, все станет на свои места.

— Привыкнем...

— Да-а, может, даже рады будете! — Климов нашел в себе силы пошутить. Шофер, однако, шутки не принял, а у памятника, на месте старта первой ракеты, тормознул так, словно бы не был водителем-асом, а шофером-первогодком. Климов поднял с колен слетевшую с головы фуражку, скосил глаза на водителя.

— Извините, — буркнул тот с нотками непримиримости и обиды в голосе.

— Извиняю, так и быть, — Климов хотел пошутить, добавить, что, мол, неизвестно, будет ли за это извинять новый командир, но вдруг поймал себя на странной мысли: «Почему это я должен чувствовать себя виноватым — и перед генералом, и перед шофером? Разве же виноват я в чем-то? А к тому же...»

Да к тому же обстоятельства личной жизни Климова были таковы, что он больше, чем кто-либо, нуждался в утешении.

Он вышел из машины и сразу окунулся в душную, жаркую горечь, что источала подсыхающая серая полынь. Степь... Какая родная она бывает, какие разные чувства пробуждает у человека!

Климов знал и любил степь, а самые дорогие воспоминания о ней связаны с Надей да с Алешкой... Да, да, он, Климов, нуждается больше всех в утешении, зря упрекает Вознюк, зря сердится шофер.

Он присел на гранитные ступени памятника, попытался отвлечься от горестных мыслей, стал вспоминать подробности первого пуска ракеты, память возвращала его к тем неповторимым дням, когда все было впервые...

Прекрасна степь весной. Особенно хороша она была тогда, когда они в последний раз гуляли втроем. В ложбинках еще держалась вода, как рассыпанные осколки голубого неба. А между ними словно раскинутый кем-то ковер, переливающийся под ветерком всеми цветами радуги. Степные тюльпаны кланялись, будто приветствуя пришедших в степь счастливых людей. В вышине жаворонки. Алеша был в восторге, с радостными криками носился от цветка к цветку. И они, Климов с Надей, бегали вместе с сыном, смеялись беззаботно и весело...

В мыслях Климов был весь в прошлом и не заметил, что на площадке появилось несколько человек — офицеров и гражданских. Это были его сослуживцы, узнавшие о его отъезде. И понимая, в какие воспоминания погружен Климов, они тактично стояли поодаль, молча, терпеливо ожидая...

На следующий день точно в назначенный час Климова принял маршал.

Митрофан Иванович Неделин поднялся из-за массивного стола, радушно поприветствовал:

— Здравствуйте, Владимир Александрович, здравствуйте! — Осмотрев вошедшего с головы до ног, отметил удовлетворительно: — Вид у вас отличный! Из ЦК партии звонили, сказали, что удовлетворены беседой с вами и полностью согласны с нашим предложением. Сегодня будет подписан приказ о вашем назначении. Присаживайтесь, — маршал показал на кресло возле стола.

В кабинете, кроме маршала; были его заместитель, генерал и начальник штаба, которые молча приветствовали Климова.

— Итак, — продолжал Неделин, — я вас знаю давно, и поэтому буду говорить коротко и прямо. Приказом Министра обороны вы назначаетесь командиром ракетной части особого назначения. Приказ получите завтра вместе с предписанием.

Климов, полагая, что вопрос решен, поднялся, но маршал жестом руки остановил его — еще не все.

— Очень важно, Владимир Александрович, чтобы вы хорошо уяснили общую обстановку. Создание военных баз вокруг наших границ — это не просто возня НАТО. Это реальная сила. Прошу вас, Борис Савельевич, — маршал обратился к начальнику штаба, — прочтите товарищу Климову последнюю справку по НАТО. Командир ракетной части должен все знать.

Начальник штаба полистал тетрадь и, найдя нужную страницу, начал:

— Командование военного блока НАТО держит под ружьем более четырех миллионов человек. Они имеют свыше пятисот стратегических бомбардировщиков. Разработаны баллистические ракеты дальнего действия «Титан-2» и «Минитмен-1В». Характеристика этих ракет: дальность до десяти-пятнадцати тысяч километров, мощность ядерного заряда до пяти мегатонн. В США спешно ведутся испытания ракет «Поларис А-2» и других.

— Достаточно, — остановил Неделин. — Благодарю вас, Борис Савельевич. Как видите, это не игра в запугивание, а серьезная военная сила, с которой мы не можем, не имеем права не считаться. Вы что-то хотите спросить, Владимир Александрович?

— Прошу, товарищ маршал, если можно, скажите, где дислоцируется и в каком состоянии ракетная часть, которой приказано командовать.

Маршал посмотрел на него долгим, испытующим взглядом. Даже какой-то укор уловил в глазах Неделина Климов, однако ответил маршал вполне серьезно, даже со вздохом сожаления:

— Нет еще такой части, дорогой Владимир Александрович, нет стартовых позиций, нет военных городков для размещения личного состава. Но есть решение партии и правительства о создании ракетных войск. Вместе с нами их будет строить вся страна.

Митрофан Иванович прошел в дальний угол кабинета, где стоял большой глобус, долго рассматривал на нем какую-то точку.

— Сформировать и поставить на боевое дежурство ноль первую часть стратегических ракет необходимо в самый короткий срок. Это специальное задание партии. Хиросима и Нагасаки должны быть первыми и последними на планете. Я вас прошу, товарищ Климов, понять лично и довести это до сознания каждого офицера, сержанта и солдата части. В течение двух суток решите все вопросы в оперативном управлении и других службах. На пятницу в десять ноль-ноль вам подготовят наш самолет до Знаменска, а там доберетесь поездом. Поедете вместе с начальником политотдела части. Он сейчас в Главном политическом управлении на беседе у Павла Ивановича. Свяжитесь с ним.

Для полковника Климова началась новая жизнь.

И не для одного него...

Поезд подавали к перрону. Люди спешили, смеялись, громко разговаривали, слышалась украинская, русская речь.

В стороне от толпы отъезжающих и провожающих стояли трое: заплаканная женщина, озабоченный пожилой мужчина с небольшим свертком в руке и молодой офицер, как видно, их сын. Женщина смотрела в лицо офицера и машинально поглаживала золотой погон с двумя лейтенантскими звездочками.

— Павлик, как только приедешь, немедленно напиши. Слышишь?

Павлик молчал.

— Хоть бы приблизительно сказал, в какие края едешь, — сдерживая слезы, укоряла женщина.

— Да нельзя же, мама, сама понимаешь, — досадливо и виновато отвечал Павлик. — Как только будет возможность, все напишу.

Лейтенант умоляюще поглядел на стоявшего рядом мужчину:

— Папа, объясни ей, что такое военная тайна. Ты ведь это хорошо понимаешь.

Отец молча кивнул сыну, грустно улыбнулся.

— Ладно, чего уж теперь. Идемте к вагону, — проговорила мать, как бы сердясь на свою слабость.

Лейтенант подхватил чемодан и легко пошел вслед за родителями. Возле дверей вагона они снова остановились.

— Ты прости меня, папа, я не мог иначе поступить. Мне надо в часть, а наука, если все пойдет хорошо, никуда не денется.

— Поступай, как знаешь. Ты уже взрослый. Время покажет. — Отец тоже по-своему переживал разлуку с сыном, но крепился, не подавал вида.