XIV съезд закончился полным поражением «новой оппозиции». Для Сталина это была крупная победа: третий кряду съезд партии в третий раз поддержал его и взял под свою защиту от критики с использованием авторитета Ленина, так что самому Сталину даже не пришлось защищаться. Январский (1926) Пленум ЦК ВКП(б) снова избрал Сталина в состав Политбюро, Оргбюро и Секретариата в качестве генерального секретаря ЦК ВКП(б). Это решение было принято всеми членами ЦК при четырех воздержавшихся[1606]. Воздержавшихся нетрудно «вычислить» с большой степенью надежности: это Троцкий, Зиновьев, Каменев и Евдокимов.
Поражение «новой оппозиции» создавало политическую базу для ее сближения со «старой», троцкистской, оппозицией. Объединенная оппозиция, вполне сложившаяся на июльском (1926) Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), благодаря «троцкистской составляющей» имела больше возможностей для использования в своих целях «Письма к съезду». Поражение на съезде также толкало лидеров «новой оппозиции» к этому. И они его сразу же пустили в дело. Терять все равно было нечего, так как борьба вошла в самую острую фазу и велась по принципу «кто кого».
Распространялась книга М. Истмэна «После смерти Ленина», несмотря на то что сами лидеры оппозиции характеризовали ее как клеветническую. Распространяли также листовки с текстом «Письма к съезду», предварительно «обезопасив» для себя его текст с помощью соответствующих сокращений, оставив характеристику Сталина и опустив характеристики Зиновьева и Каменева. ЦК ВКП(б) в ответ опубликовал ленинскую оценку действий Каменева и Зиновьева в октябре 1917 г. 15 апреля 1926 г. Крупская обратилась в Политбюро ЦК ВКП(б) с протестом** и потребовала опубликовать текст «Письма к съезду» полностью[1607]. Политический смысл этого предложения понятен - чтобы эффективно использовать его, требовалось как-то «обойти» решение XIII съезда партии, запрещающее публиковать его. Крупская попала в «ловушку», которую сама заготовила для Сталина, заявив, что воля Ленина состояла именно в доведении этого письма до съезда. Эта воля была выполнена. Чтобы обойти запрет, не нарушая Устава партии, нужно было либо добиться от очередного съезда пересмотра этого решения (что было проблематично), либо соответствующим образом скорректировать «волю Ленина» относительно этого письма.
Эту работу взяла на себя Крупская. Она уже давно явочным порядком присвоила себе право формулировать и при необходимости изменять последние ленинские распоряжения политического характера. Как было показано выше, при первой передаче Крупской (конец мая 1923 г.) текста «характеристик» она ничего не говорила о распоряжениях Ленина относительно их предназначения, высказав лишь свое мнение: «следует передать только в ЦК»[1608]. А ведь прошло уже почти три месяца, как Ленин окончательно утратил дар речи. Занятая Крупской позиция понятна: в это время была надежда удалить Сталина с должности генсека политическим маневрированием в рамках ЦК РКП (б). И переданные в Политбюро документы - «характеристики» и «письмо Ильича о секретаре» - просто фиксирующие мнение Ленина, как будто специально предназначены оказать давление на узкую группу руководителей ЦК РКП (б). Не удалось. И вот по прошествии еще одного года (уже четыре месяца спустя, как Ленин умер) Крупская вдруг заявляет, что эти записки являются ни более ни менее, как «Письмом к съезду», как раз к тому, который должен собраться после смерти Ленина! На этот раз Крупская определила, что «воля Ленина» состояла в ознакомлении с «письмом» делегатов съезда. Зачем потребовалось это «уточнение» воли Ленина? Очевидно, для того, чтобы привлечь широкое внимание партии к вопросу о судьбе должности генерального секретаря. Однако при обсуждении в делегациях съезда цель, поставленная Автором «Письма к съезду», опять не достигнута. Наоборот, Сталин оказывается победителем. И «воля» Ленина «уточняется» еще раз и как раз в том направлении, в котором нужно для обеспечения победы в борьбе со Сталиным. Год спустя, в преддверии XIV съезда партии, в статье о книге М. Истмэна Крупская значительно расширяет рамки прежней «воли» Ленина. Достигается это простым приемом - подменой понятий: «Свое письмо о внутрипартийных отношениях ("завещание") он (В.И. Ленин. - B.C.) писал… для партийного съезда . Знал, что партия поймет мотивы, которые продиктовали это письмо» (выделено нами. - В. С.)[1609]. То есть уже вся партия должна дать свое заключение по оценкам и предложениям, сформулированным в «Письме к съезду». Партия и съезд не одно и то же, разница существенная. И если письмо, адресованное съезду, должна была понять партия, то, следовательно, его обсуждение на съезде не могло носить закрытый характер. Партия должна знать его! Правда, сама Крупская попадает в расставленные ею же «силки»: если письмо предназначалось всей партии, то почему оно имело секретный характер? Неувязка? Не беда! На самом съезде поставленная в «Письме к съезду» проблема решается напрямую - ставится вопрос о несоответствии Сталина должности генсека, делаются попытки предотвратить его избрание на эту должность. Съезд отверг эти предложения. Опять поражение. Проходит еще полгода, и Крупская выступает с новым «уточнением». Очередная корректировка заслуживает того, чтобы на ней остановиться подробнее, так как она высвечивает политическую интригу вокруг последних текстов Ленина, те силы, которые ее разыгрывали, и цели, которые они при этом преследовали.
На июльском (1926) Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) Крупская заявила: «То что называется "завещанием" Владимира Ильича, Ильич хотел, чтобы было доведено до сведения партии (о съезде уже речи нет! - B.C.). В какой форме доведено, я с ним не говорила , потому, что он был тяжело болен***, но он дал мне указание сделать все необходимое для того, чтобы обеспечить доведение до партии этого документа». Так как первая статья была озаглавлена «Съезду партии»****, то «я сочла необходимым обратиться к Центральному Комитету, чтобы Центральный Комитет нашел форму доведения до сведения партии тех статей, которые носят название "завещания". Зачитать на съезде - это решение было принято Политбюро, руководящими товарищами, которые решили в какой форме довести до сведения партии. Я не протестовала против этого потому, что считала, что форма зачитать на съезде наиболее подходящая. Прямого указания Владимира Ильича относительно формы не было» (выделено нами. - B.C.)[1610].
Рыков в своем выступлении с документами в руках показал, что Крупская говорит неправду. «У меня на руках подлинный документ, - говорил он, - подписанный Надеждой Константиновной Крупской. Она сейчас утверждала, что в период перед XIII съездом партии она настаивала на доведении документа тов. Ленина, который часто называют "завещанием", до сведения партии, что шире, чем доведение до сведения съезда партии». Сопоставив текст «протокола о передаче» от 18 мая 1924 г., подписанный Крупской, с ее заявлением на этом Пленуме, Рыков заявил: «Вы слыхали сейчас заявление Надежды Константиновны прямо противоположное тому, что она писала 18 мая 1924 г. и своею рукой в этом письме»[1611]. Крупская не возразила Рыкову. На помощь Крупской пришел Каменев. Как и Крупская, он начал называть «Письмо к съезду» письмом к партии. Будучи в это время политическим союзником Крупской по «новой оппозиции», он заявил: «Съезд тогда постановил только одно, что в виду того, что все члены съезда ознакомились с этим письмом по делегациям, не требуется оглашения этого письма на самом съезде, и, следовательно, письмо это тем самым не попадает в стенограмму съезда»[1612]. Ничего, кроме грубых передержек, в арсенале оппозиции уже не оставалось.
И это понятно: если письмо секретное и адресовалось только съезду, не предназначалось его автором для публикации, то решать вопрос о его публикации могут только два «юридических лица»: или Ленин, или съезд партии как прямой адресат и как ее высший орган. Съезд свое мнение высказал. Отсюда и неуклюжие поиски новых вариантов «воли» Ленина. Впрочем, очень полезные для историков.
