В традиционной историографии предпринимались попытки прояснить, что именно заставило Ленина изменить свое мнение о Сталине как генсеке, однако они неизбежно приводили к признанию того, что дать убедительный ответ на этот вопрос невозможно. В этом отношении интересна и показательна попытка, предпринятая В.И. Старцевым. Не имея возможности документально обосновать знакомство Ленина с теми фактами, которые позволили бы отношения Сталина и Троцкого оценить как главную причину возможного раскола, он вынужден был признать, что в «характеристиках» Ленин исходил « из предположения (курсив наш. - B.C.) о существовании конфликта между И.В. Сталиным и Л.Д. Троцким». Впрочем, Старцев пытается найти способ уйти от этого, отнюдь не усиливающего традиционную историографию вывода, и заявляет: «Ленин не знал в то время главного: раскол в Политбюро между И.В. Сталиным и Л.Д. Троцким уже произошел». Для подтверждения факта раскола Старцев не нашел ничего лучшего, чем письмо членов Политбюро от 29 марта 1923 г. членам ЦК РКП(б), комментируя его таким образом: «Это письмо было уже первым (курсив наш. - B.C.) обвинительным актом против него» (т.е. Троцкого. - B.C.)[1212]. Но этот документ составлен тремя месяцами позднее времени создания «Письма к съезду» и через три недели после того, как Ленин утратил возможность вести какую бы то ни было работу! Поэтому он не может свидетельствовать о том, что в декабре 1922 г. в Политбюро уже произошел раскол, и даже о том, что Ленин предполагал, что он произойдет в ближайшее время. Да и не указывает это письмо на то, что раскол произошел по линии Троцкий - Сталин и что в нем виноват Сталин. И что это за «раскол» в Политбюро, если один Троцкий противостоит всем остальным членам Политбюро? Такой «раскол» в 1921-1922 гг., при Ленине, был постоянным явлением. Неудачная попытка Старцева фактически означает, что никакими более серьезными свидетельствами о расколе в Политбюро он не располагает. И неудивительно, даже Троцкий никогда не утверждал, что к концу 1922 г. их отношения со Сталиным ставили ЦК на грань раскола. Следовательно, и Троцкий фактически отвергает данное положение «характеристик».
Сталин участвовал в той борьбе с Троцким, которую вел Ленин. Вряд ли Ленин мог поставить это в вину Сталину. Не помогает и груз старых разногласий между Сталиным и Троцким. Они не создавали какой-либо проблемы, способной породить ситуацию, близкой к тем, которые прежде грозили расколами. В ходе политически наиболее тревожных дискуссий по вопросам образования СССР и монополии внешней торговли в октябре-декабре 1922 г. никакого противостояния или противоборства Сталина с Троцким не было. Некоторое обострение отношений между Сталиным и Троцким произошло только в середине - второй половине января 1923 г. в ходе их переписки по вопросу о реорганизации хозяйственного механизма и Госплана, в которой Сталин защищал от очередных нападок Троцкого ленинские принципы его организации. Затем, в феврале, отношения стали обостряться в ходе обсуждения вопросов национально-государственного строительства и тезисов доклада Троцкого о работе промышленности. Но Ленин об этом, судя по всему, уже не знал. Кроме того, эти противоречия никоим образом нельзя представить как «личные отношения» между Сталиным и Троцким и даже как их политические разногласия, так как против Троцкого выступило большинство членов Политбюро, и ЦК выступало если и не единым фронтом, то сплоченно.
Известно, что 25 января 1923 г. члены Политбюро при обсуждении статьи Ленина «Как нам реорганизовать Рабкрин» были крайне удивлены указанием в ней на опасность раскола, которая здесь была сформулирована иначе и много спокойней, чем в «Письме к съезду». Политбюро единодушно отреагировало на эту статью специальным письмом региональным партийным органам, в котором дезавуировало именно это положение статьи - об опасности раскола[1213]. Проект письма был написан Троцким и его подпись стоит под ним. Значит, он тоже был удивлен.
На XII съезде разные политические силы также говорили об угрозе раскола. Сторонники Ленина видели опасность раскола во влиянии враждебной стихии на некоторых членов партии, зарекомендовавших себя патентованными «судьями» и критиками партии. Развернутую критику им дал на съезде Каменев. Одновременно Сталин, Зиновьев, Бухарин акцентировали внимание съезда не на угрозе раскола, а на возросшем единстве партии[1214]. С другой стороны, оппозиционеры, говоря об усилении угрозы раскола, связывали ее с существующим в партии режимом, ограничивающим демократические начала, который создавался по настоянию и при активном участии Ленина[1215]. Но никто из них не указывал на опасность, исходящую от личных качеств Сталина или Троцкого, или от их противостояния. Естественно поэтому, что ни личные качества Сталина, ни устранение его с должности генсека никто не рассматривал как средство предотвращения раскола. Если Ленина считать Автором «Письма к съезду», то придется признать, что оппозиционеры проявили к Сталину б о льшую лояльность, чем Ленин, что они не усматривали для себя со стороны Сталина той опасности, которой был обеспокоен Ленин, вдруг оказавшийся более рьяным защитником оппозиционеров, чем они сами. Ничто не дает оснований думать так. Все это говорит против ленинского авторства «Письма к съезду».
Так или иначе, но ни 24 декабря 1922 г., ни 4 января 1923 г., ни в конце января, ни в феврале, ни в марте, ни в апреле 1923 г. ни в личных, ни в политических отношениях Сталина и Троцкого не было ничего, что могло бы повлиять на устойчивость ЦК и поставить партию на грань внезапного раскола. Поскольку до XII съезда РКП(б) не существовало той проблемы, на которую Автор «Письма к съезду» указывает как на наиболее острую и тревожную, то это может означать, что оно было создано не ранее второй половины апреля 1923 г., то есть тогда, когда Ленин уже утратил всякую работоспособность. Отсюда вывод: во-первых, «Письмо к съезду» не могло возникнуть ранее XII съезда партии, и, во-вторых, Ленин не мог быть его автором.
Но и это еще не все. Предложенный Автором «Письма» способ преодоления угрозы раскола позволяет лучше понять причину столь своеобразной постановки вопроса о расколе и увидеть, что данный документ не только не являлся письмом к съезду, но и не мог им быть.
Автор «Письма к съезду» предлагает «обдумать способ перемещения» Сталина, однако обращение к съезду партии с данным предложением несообразно ни с Уставом РКП(б), ни с практикой партийного строительства. Зачем съезду обдумывать способ перемещения И.В. Сталина с должности генсека? Съезду не только не нужно этого делать, но этот вопрос он даже не может так ставить. Это невозможно уже потому, что прежний ЦК слагает перед съездом свои полномочия! Съезд избирал новый ЦК партии, который в соответствии с Уставом РКП (б) на своем пленарном заседании избирал Секретариат ЦК, в том числе генерального секретаря. Съезду достаточно не выбрать Сталина в состав ЦК или избрать такой состав ЦК, который ни за что не выберет Сталина генеральным секретарем. Или подвергнуть его такой критике, которая закроет ему перспективу снова занять эту должность. Или избрать в состав ЦК ряд кандидатур с более предпочтительными, чем у Сталина, качествами. Наконец, просто заявить, что он не желает его видеть на этой должности. Все это способы предотвращения избрания генсеком, но не способ перемещения его. Съезд может иметь много способов не допустить Сталина на эту должность, но никак не может обсуждать способ перемещения его с этой должности.
Предложение обсудить способ перемещения Сталина с должности генсека в обращении к съезду - бессмыслица. Не мог Ленин не знать этого. Допустить, что из-за болезни Ленин забыл такие элементарные положения Устава партии и политической практики, значит политически обесценить «Письмо к съезду».
Кто бы ни был автором «Письма к съезду», у нас нет оснований считать, что он был настолько не осведомлен в элементарных вопросах партийного строительства, чтобы ставить такую задачу перед съездом партии. Из сказанного следует вывод, что этот документ не мог быть письмом, адресованным съезду партии. В пользу этого вывода говорит и то, что в самом тексте «Письма к съезду» Автор не обращается ни к съезду, ни к его делегатам. Он обращается к «товарищам». И не факт, что под «товарищами» он разумеет именно делегатов съезда. Назван этот документ «Письмом к съезду» был позднее. По свидетельству Троцкого, когда этот текст был прислан в ЦК РКП(б) и передан Зиновьеву, т.е. в конце мая 1923 г., он не имел названия[1216]. Следовательно, нет решительно никаких оснований считать, что этот документ является обращением к съезду. Более того, можно с уверенностью говорить, что он не предназначался для съезда партии.
