Об основательности опасений Тиберия свидетельствует история Лентула Гетулика. Этот высокородный аристократ управлял в те годы провинцией Верхняя Германия. Он был любим своими легионерами, а также воинами Нижней Германии, которую возглавлял его не менее знатный тесть. Когда Гетулик узнал о поданном на него доносе, он написал принцепсу, что соблюдает безупречную верность, но если на его место будет прислан другой, он воспримет это как вынесение смертного приговора. Поэтому им лучше заключить своего рода союз, с тем чтобы принцепсу сохранить власть над всем остальным государством, а ему удержать за собою свою провинцию. Так и вышло — Тиберий управлял империей, а Гетулик — своей провинцией, и оба не вмешивались в дела друг друга. Гетулик пережил Тиберия, но при его преемнике Калигуле (37–41 гг. н. э.), любимце рейнских легионов, он был смещен со своего поста и казнен.

Сочинения, прославлявшие республиканское прошлое, теперь сжигались на кострах, а людей, уличенных в поношении принцепса, судили по обвинению «в оскорблении величия римского народа» и приговаривали к казни или ссылке. Их имущество забиралось в казну, за исключением четвертой части, которая шла в награду доносчикам. Начиная с Тиберия, это ремесло становится в Риме самым доходным и популярным. В последние годы его правления процессы и казни шли непрерывной чередой. Их жертвой нередко становились не только свободомыслящие оппозиционеры, но также доносчики и приспешники тирана. Никто не мог быть уверен в завтрашнем дне.

Римские аристократы сумели по достоинству оценить Тиберия лишь после прихода к власти его преемника Калигулы. Тот за несколько лет своего правления сумел казнить и ограбить больше людей, чем Тиберий за несколько десятилетий. Новый принцепс, приказавший величать себя «господином и богом», сожалел лишь о том, что у римского народа нет одной шеи, которую можно было бы свернуть единым махом. Когда во время праздника Калигулу зарезали офицеры из его собственной охраны, никто о нем не пожалел.

Воспользовавшись моментом, сенат принял решение о восстановлении республики без принцепса. Но когда преторианская гвардия при поддержке римского плебса объявила новым принцепсом дядю Калигулы Клавдия (41–54 гг. н. э.), сенаторам пришлось пойти на попятную. Последнюю попытку восстановить республику предпринял знатный наместник Далмации Камилл Скрибониан, поднявший свои легионы на восстание против Клавдия (42 г. н. э.). Но когда его воины узнали, что им предстоит сражаться не за нового принцепса, который щедро наградит тех, кто приведет его к власти, а за республику и свободу, они немедленно убили своего командующего в доказательство своей нерушимой верности Клавдию. После этого знатные противники тирании уже не пытались вернуть безвозвратное прошлое, а стремились лишь к замене «плохого» правителя «хорошим», забывая, что даже Калигула казался всем очень хорошим, пока не стал принцепсом.

В 54 г. н. э. Клавдий был отравлен своей женой Агриппиной, которая привела к власти собственного сына Нерона, чтобы через него править империей. Однако сама она была убита по его же приказу. Нерон долгое время успешно расправлялся со всеми аристократами, которые представляли или в будущем могли представлять угрозу для его всевластия. В конце концов, своими преступлениями и безумствами он вызвал всеобщее отторжение. Против него выступили провинции, легионы и даже преторианская гвардия. Сенат отрешил его от власти и приговорил к смерти. Он бежал из Рима в одно из своих поместий и, не дожидаясь ареста и казни, покончил с собой в 68 г. н. э.

Преемники Тиберия, принадлежавшие к династии Юлиев-Клавдиев, (14–68 г. н. э.), истребили почти всю старую аристократию, включая и собственную родню, а также многих лучших представителей новой знати, выдвинувшихся при принципате, но живших идеалами республиканского прошлого. Однако и сами они пали жертвами заговоров и восстаний. Ни одному из них не удалось избежать насильственной смерти.

После прихода к власти династии Флавиев (69–96 гг. н. э.), близких по происхождению италийской муниципальной знати, выходцы из этой социальной среды начинают играть ведущую роль в сенате, тем более что потомков республиканских аристократов там уже почти не осталось. Многие из них к тому времени пали жертвою императорских репрессий. Другие, потеряв былые источники доходов (военная добыча, ограбление провинций) и продолжая нести прежние расходы, связанные с устройством зрелищ и раздач в связи с отправлением той или иной магистратуры, постепенно беднели и вымирали.

Римская империя во II в. н. э.

Траян. Рим. II в. Анкара. Археологический музей

Основатель династии Веспасиан Флавий (69–79 гг. н. э.) многих своих незнатных соратников сделал не только сенаторами, но даже и патрициями. Его старший сын Тит (79–81 гг. н. э.), прозванный «отрадой рода человеческого», управлял в том же духе. Последняя вспышка борьбы императора с аристократической оппозицией, сопровождавшаяся многочисленными казнями и ссылками, относится к правлению Домициана (81–96 гг. н. э.), младшего сына Веспасиана, прозванного «лысым Нероном». Он был компетентным и способным принцепсом, но слишком деспотичным и подозрительным. «Правителям, — говорил он, — живется хуже всего: когда они обнаруживают заговоры, им не верят, покуда их не убьют». Эти жалобы вспомнили лишь после убийства самого Домициана в 96 г. н. э.

Новые императоры предали проклятию память Домициана, но подтвердили его распоряжения и указы. Доносчиков посадили на старый корабль без руля и без ветрил, и отправили его в открытое море.

После прихода к власти династии Антонинов (96-192 гг н. э.), выходцев из провинциальной знати, сенат постепенно утрачивает сугубо италийский характер, а вместе с ним и последние воспоминания о славном республиканском прошлом.

Старинная знать к этому времени уже почти вымерла, а новая, сложившаяся уже в эпоху принципата, пользовалась богатством и почетом, получала престижные магистратуры и жреческие посты, но к управлению «провинциями цезаря» и армиями, как правило, не допускалась. Большинство доверенных приближенных принцепсов, а нередко и они сами являлись сенаторами и магистратами в первом или во втором поколении. Одним из лучших принцепсов, по общему признанию, был Пертинакс, сын простого отпущенника (193 г. н. э.). Проблема старинной римской знати исчезла вместе с самой этой знатью.

Провинции. Роль провинций в жизни римской державы трудно переоценить. На рубеже эр в них проживало, примерно, 80–90 % всего населения. Римская армия наполовину состояла из провинциалов. Доходы римской казны формировались почти целиком за счет собиравшихся в провинциях налогов и податей.

Отношение римлян к провинциям во многом определялось традиционными представлениями. Вся провинциальная земля по праву завоевания считалась собственностью римского народа, а сами провинции — как бы его поместьями (по выражению Цицерона). Однако в соответствии с теми же представлениями римляне должны были заботиться о сохранении мира и порядка на принадлежащих им землях и о благе подвластных им народов. Официально провинциалы назывались в Риме не подданными, а «союзниками».

Организуя управление своими провинциями и их эксплуатацию, римляне издавна стремились опереться там, где это было возможно, на города античного типа (полисы) и правящую ими знать. Она, в свою очередь, выражала готовность пойти на союз с Римом при условии учета ее интересов. Но поддерживать взаимовыгодное сотрудничество между центральной и местными элитами было очень сложно в условиях господства коррумпированного римского нобилитета и бесконечных гражданских войн и гражданских смут.

При республике провинции являлись не столько «поместьями римского народа», сколько управлявшей ими римской знати, представлявшей собой верхушку сенаторского сословия, и собиравших в них налоги и подати компаний римских публиканов — «цвета всаднического сословия».