Наличие у Мопассана, в некоторых сочинениях проявлявшего себя ярым юдофобом, еврейских любовниц объясняет то обстоятельство, что иногда он высказывался как юдофил; писателя постоянно раздирали противоречивые чувства. В 1881 году он изображал в «Под солнцем», как алжирские евреи сидят «в грязных лачугах, заплывшие жиром»[717]. Дрюмон просто захлебывался от восторга[718], читая эти строки. Тем не менее многие еврейки из высшего общества становились любовницами Мопассана, в том числе Женевьева Штраус, вдова Визе (только она навещала писателя во время его отвратительного помешательства), и Мария Кан, которой он написал около 1 200 писем. Эту иудейскую коллекцию должны были пополнить проститутки того же происхождения, чтобы в результате появился портрет еврейки Рашели в «Мадемуазель Фифи» — единственной обитательницы дома терпимости, которая ответила на антифранцузские выпады прусского офицера и убила его, уподобившись библейской героине.

В 1894 году появилась «Жена Клода», принадлежащая перу Александра Дюмасына; в этой пьесе израильтянин Даниэль провозглашал право евреев на воссоздание их древней родины. Т.Герцль, который в то время был корреспондентом венской газеты

«Нойе фрайе пресс» в Париже, раскритиковал эту идею, но ему пришлось вернуться к ней год спустя, во время дела Дрейфуса. Дюма-сын знал еврейских любовниц отца — Рашель, Аду Менкен и Анну Бауэр, последняя даже подарила ему единокровного брата-еврея, Анри Бауэра. Возможно, именно это отцовское окружение, состоявшее из возлюбленных израильтянок, сыграло некоторую роль в становлении его просемитизма и в конечном счете привело к появлению идеи создания Израильского государства.

Женевьева Штраус была, кроме того, любовницей Поля Бурже: этот ультраконсерватор кидался из одной крайности в другую — от юдофобства переходил к юдофильству и даже создал в своем романе «Этап» идеализированный портрет еврея. Стараясь разобраться в своих противоречивых чувствах, он объяснял: «Я ненавижу евреев за то, что они распяли Христа, и обожаю евреек за то, что они Его оплакали»[719]. Шарль Пеги был явным юдофилом. Встретив юную израильтянку Бланш Рафаэль, он воспылал к девушке невероятной любовью и долгое время поддерживал с ней переписку. Пеги восставал против антисемитизма в той среде и в ту эпоху, где он особенно свирепствовал[720]. Жак Маритен женился на спасшейся от погромов русской с Юга, Раисе Усмановой. Благодаря ей он проникся любовью к еврейскому народу, почитая его в качестве избранного Богом; он страстно выступал в Америке против гитлеровских расовых гонений[721]. У Ромена Роллана была связь с израильтянкой; в романе «Жан-Кристоф», как и во всем своем творчестве, писатель проявлял сочувствие к евреям и признавал их вклад в современную культуру. Жюль Ромен, женившийся на еврейке, был безоговорочным юдофилом; его жена видела причину этого в том, что «в смешанном браке преобладает еврейское влияние»[722]. Мальро также вступил в смешанный брак; наивысшее свое проявление его юдофильство обрело на плафоне Оперы, откуда он изгнал Бодри, художника, расписавшего несколько церквей, чтобы заменить его Шагалом, художником синагог. Великий негритянский певец Поль Робсон женился на еврейке и ощущал себя очень близким ее братьям; он часто пел на идиш.

Браки или связи с еврейками не всегда означали пробуждение любви к сынам Израиля. Де Бринон был женат на женщине по фамилии Франк и обратился к вишистскому правительству с просьбой избавить ее от обязанности носить желтую звезду, к неудовольствию Абетца, рекомендовавшего супругам развод[723]. Бринон добился того, что просьба его была исполнена, но его симпатии к Израилю ограничились любовью к жене.

Дрие ла Рошеля, любимчика парижских салонов, до безумия обожали еврейки; он стал мужем одной из них, Колетт Жерамек, но, вероятно, сильно разочаровался в чувствах к ней. В своем романе «Жиль» он изобразил героиню Мариам неспособной удержать мужа-христианина; он безоглядно сотрудничал с нацистами и в «Соломенных псах» выказал далеко не самое нежное отношение к Израилю. Хуари Бумедьен соединил свою жизнь с Аниссой Моссали, дочерью египтянина и швейцарской еврейки, что не помешало алжирскому президенту остаться непримиримым противником евреев.

Влечение к еврейскому мужчине может, в свою очередь, порождать юдофильство среди женщин. В прежние времена мужчина, приниженный своим положением иудея, должен был компенсировать это вниманием и постоянством, которыми считали себя вправе пренебречь мужчины-арийцы. Некоторые мистики видели в обрезании помимо тех вполне земных удовольствий, которые оно обещало, напоминание о Христе. Многих ариек смущало удаление крайней плоти у Иисуса; мысль об этом начинала становиться навязчивой; в одном из своих сочинений, «Лютеции», Генрих Гейне вспоминал о швабской девушке, которая на вопрос пастора о том, каким образом Самаритянка у колодезя узнала, что Иисус был евреем, смело ответила: «По обрезанию». В образованных кругах Пруссии в начале XIX века распространилась мода на евреев, точно так же, как и во Франции времен Второй Империи. Христианки, соединившиеся с одним из сыновей Израиля, распространяли свою симпатию и на всех прочих. В Англии Джордж Элиот, подруга ученого-талмудиста Эммануила Дейча, выступила в защиту иудаизма в своем романе «Даниэль Даронда». Дизраэли, денди до мозга костей, даже на склоне лет, похоже, пристойнейшим образом обольстил королеву Викторию, одинокую и безутешную вдову. Она чрезвычайно доброжелательно относилась к его единоверцам и давала приют тем, кто бежал от царских погромов, вызывавших ее протест и возмущение.

В Соединенных Штатах две супруги знаменитых евреев, Ава Гарднер[724]и Мерилин Монро, не только выступали защитницами иудаизма, но и сами приняли эту религию. После советской революции поэт Давид Кнут поселился во Франции и стал проповедником сионизма; его жена Ариадна, христианка, дочь Скрябина и племянница Молотова, также приняла иудаизм и пламенно выступала в его защиту[725]. Бен Гурион в ранней молодости познакомился в Лондоне с юной англичанкой, мисс Дори Мей, их связь продолжалась долгие годы. До тех пор, пока Дори не умерла окруженной кошками «старой девой», она была ярой и очень активной сионисткой[726]. У каждого из двух партнеров, составляющих арийскую пару, может существовать на стороне связь с евреем, что порождает двойной филосемитизм. Именно это произошло с четой известных парижских философов, когда он завел себе подругу-сефардку, она — друга-ашкеназа.

Арийки наиболее свободных взглядов и нравов, похоже, выбирали любовников или мужей среди представителей избранного народа. Роже Пейрефитт приписывает Брижитт Бардо романы с Робером Оссеином, Сэми Фреем, Бобом Загури, Роже Вадимом: все они — дети племени Израилева. Еженедельник «Минют» изображал ее неразлучной с любовником-евреем, а в одном из парижских периодических еврейских изданий утверждалось, будто она вкладывает средства в наиболее значительную сеть израильских гостиниц; предсказывалось, что когда-нибудь «ее поклонники будут драться из-за комнат, в которых она спала»[727].

Не являются чем-то исключительным и случаи юдофилии, имеющей гомосексуальное происхождение. Во Франции существует обширная литература, где доказывается, что лиц с педерастическими наклонностями одновременно притягивают и отталкивают чувствительность и якобы женственные черты, свойственные евреям[728]. Особенно внушаемый гомосексуалист вполне мог бы перейти в иудаизм и, для того, чтобы его лучше приняли новые единоверцы, пожертвовать крайней плотью. Карлос Куччьоли, уроженец Флоренции, автор «Мемуаров царя Давида» и «Фабрицио Луппо», явный гомосексуалист, был обращен и обрезан[729].