Одним из возлюбленных Пруста был изящный и утонченный композитор Рейнальдо Хан; любовники остались неразлучны до смерти и похоронены на кладбище Пер-Лашез в нескольких метрах друг от друга. В 1914 г. Хан завербовался в действующую армию, чтобы не разлучаться с одним молодым солдатом, к которому питал нежную привязанность[381].

Хан, как и Пруст, был воспитан властной еврейкой-матерью, от которой тоже скрывал свои «дружбы» с мужчинами; однако ему случалось «сворачивать с пути»: у него бывали эпизодические связи с женщинами, на что Пруст был абсолютно неспособен.

Актер Де Макс, еврей румынского происхождения, — еще одна блистательная фигура в цепи великих педерастов Серебряного века. Андре Жид подарил ему первый экземпляр своей пьесы о гомосексуалистах с дарственной надписью. Усыпанный цветами, благоухающий лучшими духами, Де Макс всегда был окружен толпой поклонников, буквально вырывающих друг у друга его выпавшие волоски, которые они хранили как заветные талисманы.

В том же здании посольства Германии в Париже, где было обнаружено подробное описание дела Дрейфуса, молодой еврей Хершель Гринцпан застрелил из револьвера советника фон Ратха. Историки нацизма Р.Тулман и Е.Фейнерманн пишут, будто Гринцпан признался следователю Теньеру, что мотивом убийства была «семейная ссора» двух гомосексуалистов[382]. Слух об этом деле дошел до Берлина через жившего там журналиста Андреаса Фридриха. Когда Гринцпан был выдан правительством Виши нацистам, Геббельс записал в своем блокноте, что убийцу не стоит предавать суду, чтобы не возникло скандала «в связи с абсурдным, типично еврейским утверждением, что могли существовать какие-либо сексуальные отношения между жалким евреем и блестящим немецким дипломатом», которое «стало бы главным аргументом адвокатов»[383]. Последняя запись позволяет предположить, что утверждение было не таким уж абсурдным. Суд был отложен на неопределенный срок, и что сталось потом с Гринцпаном, неизвестно. Что касается следователя Теньера, который, вероятно, слишком много знал, то он пользовался у немцев определенными льготами и был быстро возвращен на родину из лагеря военнопленных. Гомосексуализм Гринцпана не стал аргументом в руках адвокатов, но послужил одной из причин «хрустальной ночи» и ее страшных последствий.

В наши дни евреи, похоже, забыли заветы предков и их отвращение к однополой любви. Гомосексуалистов-евреев стало не меньше, чем арийцев, особенно в артистических, литературных, авангардистских кругах. Ценным приобретением в их рядах стал, похоже, мэр Нью-Йорка Эдвард Кох, защищавший в своих проникновенных речах гомосексуальную любовь, хотя он утверждает, что сам связей с мужчинами не имел[384]. Аналогичным образом это отрицали и многие евреи на конгрессе гомосексуалистов в Тель-Авиве: они якобы питают к мужчинам нежную и возвышенную дружбу, а не плотскую любовь, и объединяются они не на почве физиологии, просто все они равнодушны к женщинам. К тому же для некоторых сынов Израиля афишировать свои гомосексуальные склонности — значит отвлекать внимание от своего происхождения: извращение подчас вызывает больше симпатии, чем принадлежность к еврейскому народу. Так, в 1979 г. еврейский журналист Роже Стефен рассказал, как гомосексуализм спас ему жизнь во время оккупации.

«Левит», предавая анафеме гомосексуальную любовь, обходит молчанием любовь лесбийскую. Талмуд не столь снисходителен к женщинам: он предписывает лесбиянке наказание палками и предоставляет ее мужу развод с последующим запретом ей приближаться к женщинам; кроме того, она не может стать женой раввина[385].

Тем не менее несколько евреек фигурируют в списке знаменитых лесбиянок. Так, Роза Бонер, известная художница-анималистка, носила только брюки и имела все повадки мальчишки, никогда не писала обнаженных мужчин и не скрывала своей склонности к женскому полу. Императрица Евгения (которая сама была несколько мужеподобна) покровительствовала художнице и даже наградила ее из своих рук.

Во времена Серебряного века перед нами предстает целая вереница блистательных лесбиянок-евреек, ни одна из которых не скрывала своих привязанностей: Гертруда Стайн, Ванда Ландовска, Виннаретта Зингер. Последняя — дочь «короля швейных машинок» Исаака Зингера, женщина типично еврейской внешности, стала княгиней де Полиньяк; она питала такое отвращение к мужчинам, что не имела супружеских отношений ни с первым, ни со вторым мужем[386]. (Стоит упомянуть, что ее мать, протестантка, вышедшая замуж за еврея, послужила моделью для статуи Свободы; эта статуя у врат Нью-Йорка как бы символизирует союз христиан и иудеев, озаряя своим светом весь мир). Гертруда Стайн так походила на мужчину внешностью и всеми повадками, что это могло оттолкнуть от нее менее решительных лесбиянок, заботящихся о соблюдении приличий. Ванда Ландовска прославилась тем, что отбивала подруг у других лесбиянок. Это трио интеллектуалок и «жриц Лесбоса», как их называли, внесло значительный вклад в живопись, литературу и музыку своего времени.

Колетт не раз упоминает еврейскую баронессу по прозвищу Бриошь. По всей вероятности, речь идет о баронессе ван Зуплен. У нее была пылкая и продолжительная связь с поэтессой Рене Вивьен, которой она помогала как советами, так и деньгами. Другая лесбиянка, Марта Ханау, была замужем, но брак ее был, конечно, фиктивным; она никогда не имела связей с мужчинами, была мужеподобна и содержала любовниц. Как истинная еврейка, она была без ума от музыки и не лишилась этого удовольствия даже в одиночной камере тюрьмы Сен-Лазар: ее горничная сняла комнату напротив и, открыв все окна, включала на полную громкость патефон.

В США насчитывается немало евреек-лесбиянок среди активисток борьбы за раскрепощение женщин. Они могут быть настоящими фуриями, особенно имея под рукой послушного мужа-марионетку. В 1979 г. в Бостоне ассоциация еврейских лесбиянок «Шепн Коех» провела обширное исследование с целью выяснить, как им подобные ощущают себя одновременно еврейками и лесбиянками. Похоже, что они легче переносят свое положение, ибо религиозные рамки при воспитании девушек менее тесны, чем для мужчин, а мужья приучены к неизменной сдержанности в супружеской жизни.

Мастурбация, имитация жеста Онана, «бесполезное семяизвержение», всегда считалась у евреев преступлением столь же ужасным, как убийство или пролитие собственной крови. Талмудисты, достаточно снисходительные к неверным супругам, считали, что мужчина, предающийся «рукоблудию», должен быть проклят и изгнан из общины. В средние века онанизм также считался у евреев величайшим грехом. Раввины учили множеству предосторожностей, дабы избежать искушения. Мужчине не следовало спать на животе или на спине, а только на боку[387]. Чтобы пенис не поднялся от трения о штаны, они должны были быть очень широкими. При мочеиспускании не рекомендовалось браться за член рукой (разве только, если рядом была супруга и можно было тут же осуществить соитие)[388]. А.Эдвардс и Р.Мастерс пишут, что еще совсем недавно в Северной Африке евреи — потомки некогда изгнанных из Испании иудеев — в самых набожных семьях сохраняли привычку мочиться, не помогая себе руками; раввины учили этому мальчиков в школах. Если же без руки было не обойтись, рекомендовалось держать член либо у самой головки, либо, наоборот, у основания и желательно через плотную ткань, чтобы избежать возбуждающих прикосновений[389]. Не следовало также смотреть на свой или чужой половой орган во избежание греховных помыслов[390].