– Только мне нужна помощь, – ответил тот. – А еще мне нужен химик, а еще технолог, который расскажет, как делается краска. И профессор, который сумеет понять их, когда они будут объяснять мне идею седла.

– Ясно, – сказал Ланкастер. – Теперь я вижу, что вас и впрямь загнали в угол. Мистер Тейн, вы кажетесь мне человеком весьма проницательным…

– Еще бы, – встрял Генри, – я всегда говорил, нашему Хайраму палец в рот не клади.

– Поэтому вы понимаете, – продолжил Ланкастер, – насколько необычен способ, которым…

– Ничего необычного! – вскричал Тейн. – Они всегда так делают. Открывают новую планету и обмениваются идеями. Они поступали так веками! Идеи – единственное, что их интересует. Только новые идеи позволяют двигать вперед технологию и культуру. Знали бы вы, сколько у них идей, которыми может воспользоваться человечество!

– В том-то и дело, – согласился представитель ООН. – Это событие – важнейшее за всю историю человечества. Совсем скоро мы получим знания, которые позволят – по крайней мере, в теории – продвинуть человечество на тысячи лет вперед. Именно поэтому мы должны доверить эту работу специалистам…

– Но вы не найдете никого, кто торгуется лучше, чем Хайрам! – возразил Генри. – Хайрам облапошит любого. Почему бы не поручить эту работу ему? Приводите своих специалистов, и пусть Хайрам делает свое дело. Кажется, эти парни ему доверяют. Чего вам еще нужно? Просто помогите ему.

Тут вперед выступил Бизли.

– Я буду работать только с ним. Если вы прогоните Хайрама, я уйду тоже. Он единственный всегда относился ко мне с уважением…

– Что я вам говорил? – торжествующе воскликнул Генри.

– Не спешите, Бизли, – проговорил Ланкастер. – Мы договоримся. В подобной ситуации переводчик может рассчитывать на приличное жалованье.

– Деньги меня не волнуют, – отрезал Бизли. – За деньги друзей не купишь.

– Бизли от своего не отступится, мистер, – сказал Генри. – Вы его не переупрямите, сколько ни старайтесь. Уж мне-то поверьте, он у нас работал.

На представителя ООН было жалко смотреть.

– Да и сколько времени займут поиски другого телепата, такого, который сможет общаться с этими ребятами, – решил добить его Генри.

– Хватит раздумывать, – заявил Бизли. – Я не собираюсь торчать тут весь день.

– Будь по-вашему! – в сердцах воскликнул Ланкастер. – Идите и делайте свое дело. Я хотел сказать, пожалуйста. Мы не можем упустить такой шанс. Чем еще я могу вам помочь?

– Пусть люди из Вашингтона и важные шишки из других стран отсюда уберутся, – сказал Тейн. – Нечего маячить у меня за спиной.

– Я постараюсь объяснить им. Вам никто не будет мешать.

– А еще мне нужен химик и тот, кто разбирается в седлах. И побыстрее. Я не могу мурыжить этих ребят вечно.

– Все, что пожелаете, – сказал представитель ООН. – Ученые прибудут в ваше распоряжение через пару часов. А через день-два я соберу команду экспертов, которая будет у вас под рукой по первому требованию.

– Сэр, – вкрадчиво произнес Генри, – вы сама любезность. Мы с Хайрамом весьма вам обязаны. А теперь, раз уж все устроилось, не пора ли обратиться к прессе? Журналисты ждут вашего заявления.

Представитель ООН кивнул, и они с Генри спустились с крыльца.

Тейн обернулся и посмотрел на пустыню.

– И все это – мой большой двор, – промолвил он.

Я караулил их, сидя на заднем крыльце своей хибары. Под правой рукой я держал ружье, а под левой бутылку. И тут собаки подняли лай.

Я отхлебнул из бутылки, взгромоздился на ноги и пошел на двор, прихватив метлу.

Судя по тому, как заливались собаки, они опять загнали в угол кого-то из скунсов, а скунсы у меня из-за всех этих самолетов и так нервные, ни к чему еще больше их донимать.

Я обошел дом до того места, где повалился штакетник, и потихоньку выглянул из-за угла. Уже смеркалось, но я хорошо видел, как три собаки кружат возле зарослей сирени, а одна наполовину влезла в гущу кустов и тявкает оттуда. Следовало, конечно, их приструнить, покуда шерсть не полетела. Я хотел подкрасться к ним потихоньку, но потихоньку не вышло – под ноги то и дело лезли какие-то пустые бутылки и жестянки от консервов. Наутро первым делом расчищу двор. Давно уже собирался, но все было как-то недосуг.

В общем, шуму я наделал, и три собаки, которые носились вокруг, сразу удрали. Только четвертая, забурившаяся в самые кусты, отступать не хотела. Я как следует прицелился и от души огрел ее метлой по хребтине. Как она оттуда вылетела!.. Она у меня, знаете, из тех, на которых шкура мешком висит, так я думал, она эту шкуру в кустах и оставит. Ну вот, она взвыла, выскочила, как пробка из бутылки, и промчалась у меня прямо между ног. Тут мне под пятку подвернулась консервная жестянка, и я самым унизительным образом плюхнулся на задницу. От удара из меня вышибло весь воздух.

Пока я пытался прийти в себя, из кустов вылез скунс и направился прямо ко мне. Я хотел его отогнать, но он ничуть не испугался. Вилял хвостом и всем своим видом демонстрировал, что очень мне рад. Подошел вплотную и давай тереться о меня и мурлыкать, как кошак.

Я замер. Даже моргать перестал. Надеялся, что он уйдет, если не буду шевелиться. Скунсы давно живут под моей хибарой, года три, не меньше, мы с ними неплохо ладим, но все-таки никогда не водили прямо уж тесной дружбы. Я их не трогал, они меня не трогали, и все были довольны.

Однако этот радостный звереныш, видимо, решил, что я ему друг. Наверное, был так сильно благодарен за то, что я спас его от собак. Он ходил вокруг меня и терся, а потом вообще залез мне на колени, поставил лапы на грудь и заглянул в глаза. И мурчал при этом так, что аж весь вибрировал. Вот так уперся лапами мне в грудь, смотрел в глаза и мурчал – то тише, то громче, то быстрее, то медленнее, и уши у него стояли торчком. Он как будто ожидал, что я замурлыкаю ему в ответ, и все это время не переставая вилял хвостом.

Наконец я набрался смелости и очень осторожно погладил его по голове. Он вроде не возражал. Так мы и сидели довольно долго – я его гладил, он мурлыкал и совсем не собирался на меня нападать. Я осмелел и столкнул его с колен. Не с первой попытки, но встал на ноги и пошел обратно на заднее крыльцо. Скунс потрусил за мной.

Я сел на прежнее место и взялся за бутылку – после всего пережитого требовалось привести себя в порядок. Едва я приложил горлышко к губам, как из-за деревьев на востоке вылетел самолет и пронесся над нами. Все, конечно, подпрыгнуло и затряслось.

Я выпустил бутылку, схватил ружье – но куда там, самолет был уже далеко. Я отложил ружье и стал браниться.

Вот только накануне я пообещал полковнику, что если этот их самолет еще хоть раз пролетит над моей хибарой, я буду стрелять. И я не шутил!

«Нехорошо это, – сказал я полковнику. – Человек решает уйти на покой, строит себе хибару, живет в ней спокойно и никого не трогает. А потом правительство берет и ставит военную базу в двух милях у него под боком, и больше нет никакого покоя, и самолеты летают так, что того и гляди сшибут с крыши трубу. Иногда вообще среди ночи, и тогда человек вскакивает с постели по стойке «смирно», прямо босыми ногами на холодный пол».

Полковник был очень любезен. Разложил мне все по полочкам: зачем нам нужны военные базы, как эти самолеты охраняют наших сограждан, как он старается выбирать маршруты таким образом, чтобы причинять поменьше беспокойства нам, окрестным жителям.

Я заявил ему, что самолеты пугают скунсов, и он не засмеялся, а выразил сочувствие, и еще припомнил, как мальчишкой ловил скунсов в Техасе. Тут я ему объяснил, что скунсов я не ловлю, что я с ними вроде как вместе живу, и что они мне уже прямо почти родные, и ночью, если сон не идет, я слушаю их возню под хибарой и радуюсь, что я не один, а делю свой дом с другими Божьими тварями.

Но он все равно отказался пообещать мне, что самолеты над моим участком летать перестанут. Тогда я пообещал ему, что начну по ним стрелять.