И вот пришло время применить крайнее средство, наступил день отчаяния, когда кнопки были нажаты и передатчики заработали, обрушив на людей облучение, которое воздействовало на мозг, «стимулируя латентные способности» – так звучало обоснование, – и все люди теперь могли предвидеть события на двадцать четыре часа вперед.

Конечно, плата оказалась жестокой, но постепенно люди успокоились, попытались извлечь лучшее из происшедшего и привыкли жить со своими новыми способностями.

По телевидению выступил президент, чтобы рассказать миру о случившемся, и предупредил потенциального врага, что теперь мы на двадцать четыре часа вперед знаем обо всем, что произойдет.

В результате никто ничего не сделал, если не считать того, что все приготовления к войне были прекращены, о чем заранее и сообщил президент, назвав час, место и порядок проведения этих действий.

И еще он заявил, что процесс не будет засекречен и что другие народы, если пожелают, могут получить всю необходимую документацию. Впрочем, это не имеет особого значения, поскольку излучение продолжает распространяться и со временем окажет влияние на всех живущих на Земле людей. Более того, изменения будут носить постоянный характер, способность предвидеть будущее передается от одного поколения к другому – никогда больше народы Земли не будут слепыми, как в прошлом.

Так на Землю пришел мир, но за него приходилось платить. Возможно, цена не столь уж высока, сказал себе Уильямс. Он вспомнил, что когда-то ему нравился бейсбол, но теперь игра потеряла всякий смысл: зачем тратить силы, если результат известен заранее? Он любил иногда собраться с друзьями и перекинуться в покер, но и эта игра стала столь же бессмысленной, как бейсбол, футбол, скачки да и любой другой вид спорта.

Да, многое изменилось, и кое-что доставляло серьезные неудобства.

Взять, к примеру, газеты, радио и телевидение – все программы новостей теперь потеряли смысл. Изменилась политическая тактика, во многом к лучшему, а азартные игры и преступления вообще исчезли.

Главным образом изменения были к лучшему. Хотя даже к лучшим из них поначалу пришлось привыкать – и потребовалось очень долгое время, пока люди полностью осознали, что их жизнь стала другой.

Вот, скажем, сегодняшняя ситуация.

Конечно, все пройдет цивилизованно, совсем не так, как в прежние времена, но принять это трудно. Особенно Флоренс и детям, которые окажутся в новом положении. Со временем все войдет в норму и станет традицией, но сейчас ситуация представляется новой и необычной. Однако Флоренс заслуживает восхищения, подумал он. Они часто об этом говорили, особенно в последние несколько лет, и решили, что постараются вести себя спокойно и с достоинством, кто бы из них ни оказался первым. Ведь другого выхода нет. Такова плата за мир, хотя иногда она кажется слишком жестокой.

Однако существует и определенная компенсация. Они с Флоренс успеют спокойно побеседовать до приезда детей. Они даже смогут обсудить некоторые важные вопросы – финансы, страховку и подобные вещи. В прежние времена такого шанса у людей не было.

И еще можно сделать разные приятные вещи, последние сентиментальные жесты, которых человек был лишен, когда не обладал способностью к предвидению будущего.

Будет разговор с детьми и соседями, которые принесут чего-нибудь вкусненького, а также большой букет цветов от сослуживцев – при других обстоятельствах он бы никогда не дождался от них цветов. Заглянет священник, чтобы сказать слова утешения, делая вид, что это просто дружеский визит.

А утром почта доставит множество маленьких карточек и записок, отправленных знакомыми, в которых они напишут, что они о нем думают и как бы хотели быть рядом, если бы у них была такая возможность. Но они не станут ему мешать, ведь оставшееся время он захочет провести в кругу семьи.

И вся семья будет сидеть, предаваясь счастливым воспоминаниям…

…о собаке, которая была у Эдди, и как Джон убежал на несколько часов из дому, и как Мэри ходила на первое свидание, и какое платье она тогда надела. Они достанут альбомы с фотографиями и будут их смотреть, вспоминая счастливые и горькие времена. И все это время рядом будут играть внуки, забираться к деду на колени, чтобы он рассказал им какую-нибудь историю. Все так цивилизованно, подумал он.

Каждый из них получит шанс показать, какие они цивилизованные.

Пора возвращаться в дом, где Флоренс уже расставляет цветы в синей с золотом вазе. Им нужно так много сказать друг другу – даже за сорок прожитых вместе лет они не успели сказать все.

Он повернулся и посмотрел на сад.

Самые красивые цветы, которые им когда-либо удавалось вырастить.

Он выйдет сюда утром, когда на них будет роса, в тот час, когда они особенно красивы, чтобы попрощаться с ними.

Я вернулся с обеда и присматривал за офисом, пока Милли вышла перекусить. Удобно устроился, задрав ноги на стол, и прикидывал, как обхитрить приблудного пса, который повадился лазать в мой мусорный бак.

Наша помойная распря длилась уже несколько месяцев, и я собирался прибегнуть к отчаянным мерам.

Чего только я не перепробовал: подпирал мусорный бак кирпичами, чтобы пес его не опрокидывал, – рослый зверь вставал на задние лапы и залезал мордой в бак. Я клал на крышку что-нибудь тяжелое – пес скидывал груз и невозмутимо приступал к грабежу. Я поджидал его на месте преступления, швырялся камнями и всем, что под руку попадет, – пес ни в грош не ставил мою тактику: спустя полчаса он возвращался к мусорному баку как ни в чем не бывало.

Подложить крысоловку, чтобы воришке прищемило нос? Так ведь я наверняка забуду вынуть ее во вторник утром, и в ловушку вместо пса угодит мусорщик! Оплести бак оголенным проводом, чтобы пса ударило током? Я понятия не имел, как настроить мощность разряда, чтобы не убить, а просто отпугнуть.

На самом деле я люблю собак. Но из этого ведь не следует, что я должен слепо обожать каждую шавку, правда? А если изо дня в день приходится сгребать разбросанный мусор, добрые чувства быстро испаряются.

Я раздумывал, как рассчитать дозу, чтобы травануть пса ядовитым лакомством, когда раздался звонок.

Звонил старый Пит Скиннер из Акорн-Ридж.

– Можете приехать?

– Наверное, смогу, а в чем дело?

– У меня в поле яма с северной стороны.

– Почва просела?

– Нет. Будто бы кто-то вырыл. И землю вывезли.

– Кому оно надо, Пит?

– Откуда я знаю! Но это еще не все. Рядом кучу песка оставили.

– Может, его из ямы и выгребли?

– Сами знаете, у меня в грунте песка нет, вы же столько проб взяли – сплошная глина.

– Скоро приеду, – сказал я.

Сельскохозяйственным консультантам звонят по любому нелепому поводу. Свиная чумка, нашествие гусениц, порченые яблоки, спад удоев – еще куда ни шло, но яма на участке?

Славно, конечно, что Пит позвонил. Я работаю консультантом пятнадцать лет, фермеры мне доверяют, считают, что я во всем разберусь. Все же приятно, когда тебя ценят. Только хлопот с этим не оберешься.

Дождавшись Милли, я поехал к Питу, его ферма всего в четырех-пяти милях от города.

Жена Пита сообщила, что он на северном участке; там я и нашел Пита и нескольких соседских фермеров.

Глядя в яму, они обсуждали возможные причины ее возникновения. Никогда не видел столь озадаченных лиц.

Воронка была идеальной формы, футов тридцать в диаметре и около тридцати пяти в глубину – лопатой такую не выроешь. Срез ровный, словно яму рыли экскаватором, однако почва не спрессована. И куча песка неподалеку.

Мне пришла в голову шальная мысль, что этот песок как раз засыплет доверху воронку. Он был идеально белым; взяв пригоршню, я убедился, что он к тому же чистый. Не просто чистый, а стерильно чистый, будто его хорошенько отмыли.

Я постоял с остальными, глядя то на воронку, то на кучу песка в надежде, что меня осенит догадка. Не тут-то было. Воронка и куча песка. На рассыпчатой земле никаких следов – ни от колес, ни от чего иного, а ведь они должны были остаться.