Пистолетный выстрел… И снова лес молчит.
— Что случилось?
Потапов бледный бежит ко мне.
— Ужасное несчастье. Командир первого взвода Лесков застрелился!..
* * *
Бегу с Потаповым на место происшествия.
Лесков лежит на боку, прижав голову к траве.
— В правый висок, — говорит Володя.
«Почему он застрелился, почему?..» Солдаты застыли у изголовья мертвого лейтенанта. Оторвавшись от ветки, лист, кружась в воздухе, падает на убитого и, испугавшись, скатывается на траву. Лес молчит.
В кармане Лескова вместе с партийным билетом и командирской книжкой, фотографиями жены и сына находим письмо.
«Дорогой Николай Васильевич!
Не удивляйтесь, что на ваше письмо отвечаю я, ваша соседка Софья. Аня, ваша и наша дорогая Аня, покинула этот мир год тому назад. Случилось это так. Когда немцы, будь они прокляты, вошли в наш город, солдат разместили по домам. Одну комнату в вашей квартире занял оберштурмбанфюрер со своим ординарцем. Аня не хотела оставаться дома, боялась и решила перейти к нам, но офицер не пустил. Короче говоря, однажды ночью пьяный офицер вошел к Ане. От ее криков и слез проснулся ваш Вася и, схватив топор, ворвался в комнату и на месте уложил немца. Заспанный ординарец, вбежав в комнату, убил из автомата мать и сына. Их даже не разрешили похоронить, несколько дней тела оставались на улице. После освобождения города мы узнали, что партизаны похитили трупы и похоронили в роще, недалеко от кладбища. Дорогой Николай Васильевич! Сначала я не хотела писать вам обо всем этом, не хотела причинять вам горя, но не смогла скрыть истины. Мужайтесь, мой дорогой, мы почти все потеряли наших близких и родных. Сражайтесь во имя всех нас и наших страданий.
Софья Нилина
Гор. О., 10/V-43 г.».
Значит, причиной самоубийства Лескова явилось это письмо… Но ведь он получил его перед тем, как рота попала в окружение. Почему жизнерадостный Лесков никому ничего не говорил о своем горе и никто не заметил его душевного состояния?
Лесков был всегда бодр и спокоен. Какой душевной силой надо обладать, чтобы так тщательно скрывать страшное горе, чтобы задушить такую боль?.. Но… самоубийство!..
Ветерок играет прядью волос, спадающей на чистый, высокий лоб. Неужели кончают самоубийством только трусы и малодушные?
Никто не решается говорить.
Потапов созывает партийное собрание, и пять человек уединяются под толстым деревом. Я хоть и комсомолец, но тоже приглашен. Надо дать политическую оценку этому явлению. Потапов начинает первым:
— Факт сам по себе носит политический характер. В тяжелые дни спасения Родины самоубийство равносильно измене, — начинает он, но не успевает кончить, как самый старый коммунист, Папаша, вскакивает с места:
— Это не измена Родине, это измена самому себе!.. Нельзя заходить так далеко! Почему не говорите того, о чем думаете? Вы же знаете его, знаете, какой это был храбрый человек. Давая политическую оценку, вы забываете об этом. Нехорошо так. Он был честным человеком и коммунистом. Предлагаю похоронить его с воинскими почестями. Надо видеть в человеке не только руки меткого стрелка, но и понять его сердце, по приказу которого он спустил курок. Имейте в виду, что этот факт может произвести на бойцов угнетающее впечатление.
Такого же мнения и Петухов. Заседание длится недолго.
Когда грозное молчание леса было нарушено оружейным залпом и узкая щель наполнилась землей, я посмотрел на Оника. Смертельная бледность, казалось, растворила в себе даже блеск его темных глаз. Со смертью ты не можешь примириться, Оник, да и не надо…
Лес молчит…
* * *
… Тропинка змеей обвивается вокруг горы, уткнув жаждущую голову в родник. Над каменным бассейном нависла зеленая борода моха. За родником шумит лес, а большое раскидистое дерево словно сторожит источник.
Лилит пьет воду.
— Почему молчишь?
Я молчу не от смущения… боюсь сказать что-нибудь глупое.
— Ты очень скучал?..
— Весь год получал двойки, — отвечаю я.
— Почему?
Камень с шумом падает в воду. Лилит обдает брызгами. Я смотрю наверх. Чуть выше, на скале, стоит самый большой хулиган нашего городка, Булди, и презрительно улыбается. Я поднимаюсь. Лилит берет меня за руку.
— Не надо, — говорит она.
— Пойдем, Лилит.
— Стой! — приказывает Булди. — Нечего тебе делать с этой девушкой, оставь ее и убирайся!..
Лилит прижимается ко мне. Булди подходит ближе.
— Убирайся, не то!.. — следует отвратительная ругань.
Кровь бросается мне в голову, я отрываюсь от Лилит, и звонкая пощечина украшает лицо хулигана.
Сильный, яростный удар в голову оглушает меня. Я падаю на землю, но крик Лилит приводит меня в себя. Несмотря на энергичную защиту, второй удар снова бросает меня наземь. Чувствую, что мне трудно будет бороться с ним, Булди сильный и опытный противник. Но я изо всех сил ударяю его в живот, и Булди мешком падает на землю.
Воспользовавшись этим, я беру с земли большой камень. Булди поднимается и, угрожающе опустив голову, как бык, подходит ко мне. Следует резкое движение головы, но я отворачиваюсь, держа камень над его головой…
Слышен глухой удар, и Булди медленно садится, закрыв руками голову. Между пальцев показывается кровь…
— Пойдем, Лилит!..
Когда мы на повороте оглянулись, наказанный хулиган промывал рану под струей родника. Лилит улыбается.
— Милый…
— Милый… — раздается эхом в лесу.
* * *
Это был первый бой, в котором я защищал свою любовь и свое счастье. В этот день я впервые устыдился нечеловечности человека. Мне было стыдно смотреть в лицо Лилит, на которое таким нечистым взглядом смотрел Булди. К моему чувству примешалось что-то чужое и постороннее… Ржавый голос пилил мне ухо.
— … Оставь ее и убирайся!..
* * *
Прорыв происходит на рассвете. Сонная синева медленно отрывается от темного леса, обесцвечивая блеск звезд. Тишина трепещет от дыхания зари: не слышны ли еще шаги восходящего солнца? Смущенный ветерок касается дула автомата и меняет свой путь. Тишина, далекий крик петухов, опять тишина.
Цепь медленно поднимается.
— Вперед!.. — Тс-с-с!..
Ветерок будит цветы…
Лица солдат словно плавают в синем море. Вот темные дула пушек вонзились в грудь неба и угрожают утру. Обойти! Вот и передовая линия. До неприятельских окопов надо продвигаться ползком. Прикосновение к горячему потному лицу ароматной росы приятно. Медлят, медлят… С востока намытыми глазами смотрит на редеющую темноту обрывок бледного света.
Из окопов слышится болезненный хрип губной гармошки, вспугнутая тишина убегает в лес. «Фу, сукин сын!»… Бойцы застывают на месте. Губная гармошка прочищает горло, и утро наполняется волшебными звуками штраусовского вальса, Хорошо играет негодяй, хорошо!.. Наши леса останутся довольны сказками Венского леса.
Неужели это играет немец?..
Володя прерывисто дышит.
— Что ты, Володя?
Потягивает носом, глаза у парня влажные. Штраус опасен для сердца, бойцы, казалось, забыли о задании. Поднимаю руку.
— Вперед!..
— Бегом в окопы!..
Несколько шагов — дело мгновения. Вот и окопы. Сильный прыжок, и слышится растерянный, испуганный голос.
— Хальт…
Очередь немецкого автомата топчет мелодию Штрауса. Фронт пробуждается мигом, в синем небе свисают ракеты. Немцы начинают прошивать синий саван поля светящимися пулями. Но железные клещи разбиты, сейчас уже не страшно умереть на свободе. Быстрей, быстрей!.. С диким воем взрываются мины, раз, два, три, бегущий передо мной солдат откидывает вдруг голову и, повернувшись ко мне лицом, падает… Старший лейтенант Петухов заходит вперед и, не пройдя нескольких шагов, начинает с криком бежать без обеих рук. Вот он падает и начинает барахтаться. Бросаюсь на помощь. Кровь бьет ключом из его ран. Тащу его в широкую воронку, на помощь мне подоспевает Володя. Мы все трое скатываемся на дно. Положение Петухова безнадежное, вместе с кровью уходит и жизнь. Но глаза еще сопротивляются, горят жаждой жизни.