Это было заключение. Подождав еще немного, Дал поднялся и покинул ложу прослушивания. В его мозгу будто колокол гудел, а сердце билось, как барабан.

Было очевидно, что попытка самоубийства Ифлизы имела как следствие смерть Каллы. Если даже эти два факта не были причиной и следствием, то все равно должна была существовать какая-то связь.

Дал медленно спускался по наклонной дорожке, вьющейся вокруг пирамидального здания, и вдруг увидел дверь… но куда вела эта дверь? В паноптикум? Он попытался определить, где находится, но тотчас же понял, что заблудился окончательно. Теперь ему снова предстояло долгое скитание по наклонным переходам, залам и террасам.

Но он не смог найти ни террасу с проповедником, ни аудиторию театра музыкальной живописи, ни зала странных и опасных игр. Внезапно он вышел в амфитеатр, в стене которого с большой высоты открывалась широкая панорама на равнину. Дал подошел к краю пустынного амфитеатра и стал вглядываться в далекие окрестности, над которыми медленно, как улитка, поднималось солнце. Он видел, как на горизонте заклубилось облако пыли; это облако быстро приближалось, и вскоре можно было различить детали: мириадами прибывали черные кирасы.

Неизвестно по какой причине, но посланцы не возвели никаких укреплений вокруг дворца Повелителя Эллипсов. А, собственно, зачем? Ведь не существовало никакой политической оппозиции, а отверженные, целые их поколения, были надежно заперты в своем гигантском лабиринте. Конечно, они могли вырваться на свободу, но презрительное отношение к ним со стороны посланцев никак не способствовало повышению бдительности.

Дал задавал себе вопрос: почему владыки мира сего пренебрегли самыми элементарными мерами предосторожности и что они будут делать, когда получат информацию о восстании? Они явно недооценивали силы противника. Зеркала Небытия? Да, конечно. Но Голубые Мечи пришельцев? Мужество отверженных? Их численность?

Между тем армия приближалась, и очень скоро Дал заметил, что, кроме обычного оружия, среди атакующих четко выделялись очертания множества Зеркал, которые, видимо, были захвачены у разбитого противника. Если они ударят первыми, то разнесут всю резиденцию еще до того, как посланцы успеют подготовить к бою свои Зеркала.

Дала охватила мелкая дрожь. Без своего щита он чувствовал себя как краб, с которого содрали панцирь. И если даже Ифлиза — не Калла, он все равно испытывал страх за нее, как будто возможная смерть Ифлизы стала бы для Каллы второй кончиной.

Между тем, к обороне готовились. Залы и переходы наполнились скрежетом кирас. Через широкий проем стены Ортог видел, как внизу выстраивались бесконечные линии воинов; через равные промежутки угрожающе блестели Зеркала. И это, без сомнения, был лишь первый оборонительный рубеж: его должны были усилить многочисленные и хорошо вооруженные солдаты.

Как бы в ответ черная армия начала растягиваться. Длинной извилистой линией колонны приступили к маневру охвата. Это должно было означать, что дальность действия Зеркал была сравнительно небольшой, и отверженные явно не собирались сразу вводить в бой свою лучевую артиллерию, слишком слабую для подобной дуэли. Они, видимо, решили, что окружение резиденции — тактика наиболее благоприятная и менее рискованная. Равнина постепенно исчезала под черными кирасами; на таком расстоянии люди казались насекомыми в вертикальном положении. Для того, чтобы прибыть сюда так быстро, повстанцы, очевидно, воспользовались тем же способом передвижения, что и Ортог. Рыцарь-навигатор представил себе замкнутую реку, сплошь покрытую черными латами, несущимися, подобно урагану, перед растерянными взглядами прибрежных жителей.

Дал довольно долго неподвижно стоял в проеме амфитеатра, куда все еще доносился шум суматохи, сопровождающей подготовку к обороне. Жгучее чувство досады от собственной беспомощности постепенно уступило место оцепенению. Он просто стоял и смотрел, безразлично, как посторонний наблюдатель.

Черная армия внизу полностью развернулась и замерла. Вдали были едва различимы другие Зеркала, прикрывающие арьергард. Совсем близко застыла двойная линия белых кирас. Все происходило, как во сне: осада, молчаливое и неподвижное противостояние двух армий. Это было как пророчество о том, что будет. Это было похоже на что угодно, только не на то, что происходило в действительности. И тем не менее, над рядами воинов дул ветер холодной ненависти, предвестник страшной битвы. И вдруг в помутившемся сознании Ортога раздался голос:

— Эй, рыцарь, вы все еще в этом мире или уже в ином? Зная присущее вам любопытство, я вполне допускаю, что вы способны пойти поискать смерть внутри самой смерти!

Золтан, как всегда, выражался причудливо, но, главное, умел передавать свои чувства на очень большое расстояние.

— Я жив, — тихо ответил Дал. — Точнее, я продолжаю жить в этой смерти, о которой вы говорите, Гендерсон.

Теперь по его лицу блуждала улыбка. Посторонний наблюдатель вполне мог бы принять его за сумасшедшего, пребывающего во власти своих химер.

— Отлично, — продолжал Золтан откуда-то из глубины равнины. — Я сейчас нахожусь среди отверженных, которые обложили какие-то здания, очень странные. Где сейчас вы?

— В этих зданиях. Пленник самым глупым образом. Что стало с некронефом?

— Он около лабиринта, под надежной охраной. Мы забрали его у посланцев, и я решил, что не стоит пользоваться им дальше, чтобы не рисковать. Одному дьяволу известно, во что он может превратиться под черными лучами, а ведь только на этом корабле мы сможем вернуться в Лассению.

— Вы поступили правильно. А все, что происходит здесь, еще более сгущает тайну этого мира и его связи с нашим. Мой двойник спит здесь так же, как я сплю в Храме. Так же, как и я, он исследует другую вселенную. Я встретил здесь другую Каллу, которая меня не знает и которую мой двойник довел до попытки самоубийства. Все это покрыто мраком. Деспот этой страны вовсе не горит желанием прояснить что-либо. Его называют Повелителем Эллипсов, это у них какой-то символ равновесия…

— Эллипс — это всего-навсего испорченный круг, мой дорогой. Мы докажем ему это, когда возьмем штурмом дворец. Я полагаю, что оружие у вас отобрали?

— Я позволил обезоружить себя этой второй Калле.

Его мозг опять затуманился. Вторая Калла! Наверное, все же его Калла действительно умерла, а Ифлиза — совершенно чужая девушка.

— Послушайте, возьмите себя в руки, — сказал Золтан полунасмешливо-полусерьезно. — Я уверен, что мы разрешим эту загадку и ваше путешествие не будет таким уж бесполезным.

Дал сделал над собой усилие.

— В этом мире произошли мощные космические катаклизмы. Кажется, они произошли уже после нашей Голубой Войны, но течение времени здесь, по-моему, отличается от нашего, и я уверен, что их. время и наше связаны какими-нибудь математическими законами. Гараль, мой двойник, положил конец этим потрясениям своими методами, и его действия мало чем отличаются от того, что делал в свое время я, чтобы спасти нашу планету от смерти.

Он остановился. По равнине вдруг разлился ослепительный свет; ярко-зеленый вначале, он постепенно темнел. Черные кирасы разметало вихрем; рвались боевые порядки посланцев. Гигантский песчаный смерч, казавшийся черным, взметнулся между двумя армиями; небо потемнело. Все это сопровождалось резким свистом, невыносимым для слуха. Мысль Золтана начала блуждать, уходить. Дал принимал ее теперь, как плохую радиопередачу, искаженную атмосферными помехами:

— Что случилось?.. Конец света?.. Вы все еще…

Из основания смерча с воем вырвалась красная вспышка и, как меч, вонзилась в небо. Песок хлестал о прозрачное покрытие амфитеатра. Инстинктивно Дал отступил назад.

Но вдруг внутри амфитеатра поднялся ужасной силы ветер. Вихрь, взявшийся ниоткуда, сбил Дала с ног и швырнул на землю. Он с трудом поднялся, борясь с бешеной силой ветра. В голову пришли слова проповедника, сказанные на террасе: “Он появляется иногда внезапной ночью или циклоном, в закрытой комнате…” Что же это — явление природы или проявление какой-то грозной силы?