- Смотрите! - Бела подбежала к окну и показала на кружащийся наверху самолет. Они глядели, как приземляется ДС-3. Первым вышел Дину, в лонджи и свободной рубашке, одежда хлопала по его тонкой фигуре, пока он стоял на взлетной полосе, дожидаясь родителей.

Долли и Раджкумар появились последними. Долли была в полосатой зеленой лонджи и как обычно с белыми цветами в волосах. Раджкумар шел очень медленно, слегка опираясь на Долли. Его волосы покрывала густая изморось седины, а лицо избороздили усталые складки.

Раджкумару перевалило за шестьдесят. Он только что перенес небольшой сердечный приступ и поднялся с постели вопреки советам докторов. Депрессия нанесла его бизнесу существенный ущерб, теперь он уже не был столь прибыльным, как когда-то. В последнюю декаду тиковая индустрия сильно изменилась, старомодные торговцы древесиной вроде Раджкумара превратились в анахронизм. Раджкумар влез в долги и вынужден был продать значительную часть собственности.

Но что касается приготовлений к свадьбе Нила, Раджкумар намеревался не обращать внимания на финансовые трудности. Он хотел сделать всё с большим размахом, чем кто-либо. Нил был его любимчиком, и Раджкумар мечтал превратить его свадьбу в своего рода компенсацию за все пропущенные праздники собственной жизни.

Дину стал любимцем Белы, ей нравилось, как он выглядит - его впалые щеки с торчащими скулами и широкий лоб, его серьезность и манера слушать людей, внимательно нахмурившись, словно тревожась о том, что они говорят, ей даже нравилась манера его речи, эти маленькие вспышки, словно мысли изливаются из него как пулеметная очередь.

В тот день, когда они отправились на станцию Ховрах встречать Арджуна, Бела позаботилась о том, чтобы сесть рядом с Дину. Она заметила, что на коленях он держит кожаную сумку.

- Что у тебя там? - спросила она.

Дину открыл сумку и показал. Это был новый фотоаппарат, таких она никогда прежде не видела.

- Это Роллейфлекс, - объяснил он. - С двумя объективами... - он вытащил камеру из сумки и показал, как она работает, фотоаппарат открывался как на шарнирах, откинув крючок, можно было заглянуть внутрь.

- У меня есть для него штатив, - сказал Дину. - Можешь посмотреть, когда я его установлю.

- Зачем ты взял его на станцию? - спросила Бела.

Он пожал плечами.

- Недавно видел несколько фото железной дороги Альфреда Стиглица... мне стало интересно...

Камера вызвала оживление, когда Дину установил ее в Ховрахе. На станции было полно народа, и люди собрались вокруг нее поглазеть. Дину поставил штатив на такую высоту, чтобы она подошла Беле.

- Вот, посмотри...

Платформа была длинной, с крутой крышей из рифленой стали. Последние лучи солнца просачивались из-под ее волнистого края, создавая интересный световой эффект. На переднем плане собралось множество людей: носильщики в красных жакетах, спешащие разносчики чая, ожидающие пассажиры с горами багажа.

Дину указал на эти детали Беле.

- Думаю, это даже лучше, чем та картинка, которую я представлял, из-за всех этих людей... движения...

Бела снова посмотрела в видоискатель и вдруг, словно по волшебству, в рамке показался Арджун. Он свесился из вагона, держась за стальной поручень открытой двери. Он спрыгнул в то мгновение, когда она его заметила, и инерция еще движущегося поезда придала ему ускорение. Арджун выбежал из густого белого дыма, выходившего из трубы паровоза, со смехом увертываясь от наводнивших платформу продавцов и носильщиков. Китель его формы цвета хаки был туго стянут на поясе, а фуражка сдвинута на затылок. Он бросился к ним смеясь, с раскрытыми для объятий руками, поднял Манджу и закружил ее в воздухе.

Бела отошла от камеры, надеясь скрыться, пока не закончатся первые буйные приветствия. Но именно тогда Арджун ее заметил.

- Бела! - он налетел на нее и поднял над головой, не обращая внимания на ее крики протеста. Взлетев в воздух, когда вся суета станции закружилась вокруг, Бела сфокусировала взгляд на солдате, который приблизился никем не замеченный и стоял всего в шаге позади Арджуна. Он выглядел моложе Арджуна и был ниже его по росту, Бела заметила, что он несет багаж брата.

- Кто это? - прошептала она Арджуну на ухо.

Он бросил взгляд через плечо и понял, на кого она смотрит.

- Кишан Сингх, - мой денщик, - ответил он.

Арджун поставил ее на землю и пошел к остальным с радостными приветствиями. Бела следовала за ним вместе с Кишаном Сингхом. Она искоса его рассмотрела: выглядит приятным, подумала она, его кожа сияла, как темный бархат, и хотя волосы он носил совсем короткие, они были прямыми и красивыми, Беле понравилось, как они обрамляют лоб. Он смотрел прямо перед собой, словно движущаяся статуя.

Только когда они сели в машину, Бела поняла, что Кишан Сингх, без сомнений, осознавал ее присутствие. Их глаза на мгновение встретились, и выражение его лица тут же изменилось, по нему пробежала легкая улыбка. У Белы закружилась голова, она никогда не знала, что улыбка может оказывать физическое воздействие, как удар пролетевшего мимо предмета.

Когда она уже собиралась сесть в машину, Бела услышала, как Дину сказал Арджуну:

- Ты слышал? Гитлер подписал пакт с Муссолини... будет еще одна война.

Но она не расслышала ответ брата. Всю дорогу домой Бела не слышала ни слова из всех разговоров.

Хотя Дину и Арджун уже давно знали друг друга, они никогда не были друзьями. Дину воспринимал Арджуна как дружелюбное, но неуклюжее домашнее животное, к примеру, большую собаку или хорошо выдрессированного мула - верное создание, добродушно виляющее хвостом, но безнадежно назойливое и вряд ли способное что-то внятно произнести. Но Дину не был настолько высокомерным, чтобы не исправить неверное впечатление. На станции Ховрах, в тот день, когда он сфотографировал Арджуна бегущим по платформе, он немедленно понял, что тот значительно изменился с тех пор как они встречались в детстве. Арджун вышел из своей дремоты, его речь больше не была путаной и неразборчивой, как когда-то. Это само по себе оказалось интересным парадоксом, поскольку словарный запас Арджуна теперь, похоже, состоял главным образом из жаргона, смешанного с разного рода английским и панджабским слэнгом, теперь он всех называл "парнишка" или "приятель".

Но по дороге домой со станции Арджун сделал нечто, поразившее Дину. Вспоминая уроки тактики, он начал описывать топографический объект - холм. Он посчитал все его скалы и выходы пород, отметил особенности растительности и какое там можно устроить укрытие, прикинул угол наклона и посмеялся над тем, что его друг Харди всё оценил неправильно, так что его результаты не засчитали.

Дину понял слова, образы и метафоры, которые объединили его с Арджуном - это был не тот язык, с которым тот у него ассоциировался. Но к концу выданного Арджуном описания Дину почувствовал, что может мысленно представить этот холм. Из всех слушателей, вероятно, только он полностью осознавал всю сложность запоминания подобных деталей и такую живость описания. Он был зачарован как точностью рассказа Арджуна, так и той бесцеремонностью и полным отсутствием робости, с которыми он говорил.

- Арджун, - сказал Дину, уставившись на него своим суровым немигающим взглядом, - я поражен... Ты описал этот холм, словно запомнил все мельчайшие детали.

- Конечно, - отозвался Арджун. - Мой командир говорит, что под обстрелом за пропущенную деталь можно заплатить жизнью.

На это Дину тоже обратил внимание. Он считал, что знает ценность наблюдательности, но никогда не думал, что цена может выражаться в жизнях. В подобной мысли было нечто уничижительное. Он думал, что военное дело относится к сфере физических умений, тренировок тела. Всего один разговор показал, что он ошибался. Дину дружил главным образом с писателями и интеллектуалами и никогда в жизни не встречался с военными. И вдруг в Калькутте обнаружил себя в окружении солдат. За несколько часов после прибытия Арджун наполнил дом своими друзьями. Оказалось, что он знаком с парой офицеров из военного городка Форт-Уильям в Калькутте. Стоило ему сообщить о себе, как его друзья стали появляться в доме в любое время дня, в джипах, а иногда даже в грузовиках, об их появлении возвещало гудение клаксонов и шумный топот.