Они подошли к очень широкой реке. Она текла со скоростью горного ручья, вода была ледяная. Здесь, на полоске песчаного берега, окруженного густыми джунглями, собралось большее число людей, чем они до сих пор видели - десятки тысяч, море голов и лиц.

Они присоединились к этой людской массе, сидящей на песчаном берегу реки, и ждали, когда появится плот. Он был не очень большим и выглядел неповоротливым. Манджу наблюдала, как он балансирует на вздувшейся реке, это было самое прекрасное судно, которое она видела в жизни, и она поняла, что это ее спаситель. Плот наполнился за несколько минут и уплыл вверх по течению, медленно обогнув поворот. Манджу не потеряла веру, она точно знала, что плот вернется. И конечно, через некоторое время он вернулся. А потом снова и снова, каждый раз заполняясь за несколько минут.

Наконец, настала их очередь взойти на плот. Манджу протянула ребенка Долли и нашла место на краю плота, где она могла сесть у воды. Плот отправился, и Манджу наблюдала, как за ним бурлит река, видела водовороты и течения - их узоры и ритм отражались на поверхности. Она прикоснулась к воде и обнаружила, что та очень холодная.

Где-то вдалеке Манджу услышала плач ребенка. Как бы ни было шумно вокруг, сколько бы людей ни находилось рядом, она всегда отличала голос дочери. Она знала, что Долли скоро найдет ее и принесет девочку, что встанет рядом, наблюдая, чтобы убедиться, что ребенок накормлен. Манджу опустила в воду руку, а потом и ногу. Она почувствовала, как тяжелеет сари, разворачиваясь в воде и уносясь по течению, призывая ее за собой. Она слышала плач и радовалась, что дочь на руках у Долли.

С Долли и Раджкумаром девочка будет в безопасности, они отвезут ее домой. Так будет лучше, лучше, чтобы о ней позаботились те, кто знают, для чего живут. Она услышала, как ее окликает Долли: "Манджу, Манджу, остановись, осторожней..." и поняла, что время пришло. Было совсем не сложно соскользнуть с плота в реку. Вода была темной, быстрой и ледяной.

Когда Долли с Раджкумаром пересекли горы, Беле исполнилось восемнадцать. День, когда они прибыли в Ланкасуку, навсегда остался в ее памяти.

Стоял 1942 год, самый худший год на памяти бенгальцев. В то время в Индии мало знали о положении в Бирме и Малайе. Из соображений безопасности новости были скудными, а привычные способы обмена информацией прервались. Годом ранее, когда в Калькутту прибыл первый эвакуационный пароход из Рангуна, Бела с родителями пошли в доки его встречать. Они надеялись увидеть Манджу среди спускающихся по трапу пассажиров, а вместо этого узнали, что Раджкумар с семьей решил остаться в Бирме.

Потом начались бомбежки Рангуна и великий исход индийцев. Когда в Калькутту прибыли первые беженцы, Бела встретилась с ними, выспрашивая, называя имена и адреса. Она так ничего и не узнала.

Именно в 1942 году Махатма Ганди возглавил движение тихого сопротивления. Ума была одним из тысяч арестованных членов партии Национальный Конгресс. Некоторые находились в тюрьме до конца войны. Ума пребывала там недолго - заболела тифом, и ей позволили вернуться домой.

Ума находилась дома пару месяцев, когда однажды вечером престарелый привратник доложил, что снаружи стоят какие-то оборванцы и спрашивают ее. В то время это было вполне в порядке вещей, в Бенгалии свирепствовал голод, один из худших в истории. Город заполонили голодающие мигранты из сельской местности, люди рвали в парках траву и листья, искали в сточных канавах крупинки риса.

В Ланкасуке каждый день раздавали бедняками еду. В тот конкретный день утренняя раздача еды давно закончилась. Ума была занята у себя в кабинете, когда явился привратник с докладом о нищих. Она ответила:

- Скажи им, чтобы приходили завтра в нужное время.

Привратник ушел, но вскоре снова вернулся.

- Они не уходят.

Бела как раз оказалась неподалеку.

- Бела, пойти посмотри, в чем там дело.

Бела вышла во двор и направилась к воротам. Она увидела мужчину и женщину, держащихся за металл решетки. А потом услышала голос, хриплым шепотом произносящий ее имя: "Бела", и пристальнее всмотрелась в их лица.

Ума услышала крик и выбежала во двор, выхватив ключи из рук привратника. Она побежала к воротам и распахнула их.

- Смотри.

Раджкумар стоял на коленях на мостовой. Он протянул руки, и Ума увидела, что он держит ребенка, Джаю. Внезапно личико девочки стало ярко-красного цвета, и она заревела во всю глотку. В это мгновение в мире не было более прекрасного звука, чем это выражение гнева: этот первозданный звук жизни, решительно встающий на ее защиту.

Лишь в конце следующего, 1943 года, до Индии дошли слухи о создании Индийской национальной армии, но это были не те войска, к которым присоединился Арджун на севере Малайи. Первая Индийская национальная армии действовала недолго. Примерно год спустя после возникновения ее лидер, капитан Мохан Сингх, распустил армию, опасаясь, что ее могут подмять под себя японцы. Армию возродил Субхас Чандра Бос, индийский политик-националист, который в 1943 году через Афганистан и Германию добрался до Сингапура. Бос придал Индийской национальной армии новую энергию, набрав десятки тысяч новых рекрутов из индийского населения Юго-Восточной Азии, вместе со многими другими в нее вступили Арджун, Харди, Кишан Сингх и Илонго.

К концу войны тысячи бойцов Индийской национальной армии привезли в Индию в качестве военнопленных. Для британцев они были японской пятой колонной и считались предателями - как империи, так и индийской армии, значительная часть которой продолжала сражаться вместе с войсками союзников в Северной Африке, на юге Европы и, наконец, во время ответного вторжения Британии в Бирму. Индийское общество, однако, смотрело на вещи иначе. Для него империализм и фашизм были одинаковым злом, одно - производное от второго. Люди принимали как героев побежденных пленных из Индийской национальной армии, а не тех, кто вернулся с победой.

В декабре 1945 колониальное правительство решило выдвинуть обвинения против трех бойцов Индийской национальной армии - знаменитой "тройки Красного форта": Шана Наваз Хана, Гурбакша Сингха Диллона и Према Сахгала. По всей стране прошли протесты и демонстрации, были созданы комитеты поддержки, вопреки официальному запрету. В некоторых штатах началась всеобщая забастовка, студенты устраивали митинги, несмотря на комендантский час. В южном городе Мадурай два человека погибли после того, как полиция открыла огонь по демонстрантам. В Калькутте на улицы вышли десятки тысяч человек, демонстрации продолжались несколько дней. Полиция застрелила несколько десятков человек. В Бомбее на флоте взбунтовались матросы. Для партии Национальный конгресс суд стал неожиданной удачей. Партия потеряла тот импульс, что приобрела в предвоенные годы, и нуждалась в событии, которое мобилизует всю страну. Суд и стал таким событием.

Когда он начался, у обвинителей тут же возникли проблемы. Они не могли найти ни одного свидетельства, чтобы связать Индийскую национальную армию со зверствами японцев в Юго-Восточной Азии или с плохим обращением с британскими или австралийскими военнопленными. Но в то же время получили доказательства того, что плохо обращались с некоторыми индийскими пленными, хотя ни один из этих случаев не имел отношения к трем обвиняемым.

1 декабря 1945 года Бхулабхай Десаи, главный защитник, встал, чтобы произнесли заключительное слово.

- В этом суде, - сказал он, - сейчас судят право вести войну против расовой сегрегации.

Против его клиентов, отметил он, есть только одно существенное обвинение - они воевали против короля. Все другие обвинения вытекают из первого. Десаи заявил, что международное законодательство признает право граждан вести войну за свободу, и процитировал несколько прецедентов.